Хотя даже беглый взгляд убедил его, что оползень произошел в пустынной части горы, над неприступным каньоном, а здравый смысл подсказывал, что его товарищи никак не могли оказаться здесь в момент катастрофы, он все же, повинуясь безотчетному порыву, опустился на несколько десятков футов по следу оползня. Благодаря обилию уступов спуститься оказалось сравнительно нетрудно. Он громко крикнул; еле слышное эхо неуместным диссонансом потревожило торжественную тишину. Он повернулся, чтобы подняться обратно; развороченный склон горы перед ним был залит лунным светом. Разгоряченной фантазии молодого человека представилось, будто у него на глазах в скалистых расщелинах загорелись десятки искрящихся звездочек. Закинув руку на выступ у себя над головой, он уцепился за камень — по-видимому, край скалы — и на мгновение повис в воздухе. Камень чуть дрогнул. Он влез на уступ, и у него оборвалось сердце. Это оказался всего-навсего осколок породы, который валялся на самом краю и удерживал его лишь своей собственной тяжестью! Юноша ощупал его дрожащими пальцами; налипшая со всех сторон земля осыпалась, и гладкие, обкатанные выпуклости заиграли в лунном свете. Это был золотой самородок!
Впоследствии, мысленно оглядываясь назад, он вспоминал, что не был ошеломлен, поражен или озадачен. Он воспринял то, что произошло, не как находку или счастливую случайность, неожиданную удачу или каприз судьбы. В тот незабываемый миг ему открылось все: Природа внесла свои поправки в их неумелые расчеты. То, что тщились достигнуть их орудия, беспомощно и судорожно тычась в слой почвы, укрывающей сокровище, она свершила, призвав на помощь более могущественные, хоть и не столь быстродействующие силы. Неторопливо подтачивали почву зимние дожди, освободив золотоносную скалу в то самое мгновение, когда вздувшийся поток уносил к морю бессильные и разбитые орудия старателей. Что за беда, если ему не под силу поднять найденное сокровище одною рукой, что за беда, если для того, чтобы извлечь эти сверкающие звезды, потребуется еще немало терпения и мастерства! Труд завершен, цель достигнута! Его юношескому нетерпению было и этого довольно. Он медленно поднялся на ноги, отвязал от своего заплечного мешка длинную лопату, укрепил ее в расселине и не спеша взобрался назад на вершину.
И все это принадлежит ему! Все — его личная собственность по праву первооткрывателя и по законам штата и без всяких одолжений с их стороны. Да и кто, как не он, начав свои поиски на горе, впервые подал мысль о том, что в выходах породы может оказаться золото и нужно установить дробилку! Что бы там ни думали другие, он-то сам ни на секунду не разуверился в этом. Не без запальчивости перебирая в уме все эти обстоятельства, он машинально с вызовом повернулся к раскинувшейся внизу равнине. Там все спало мирным сном под лучами полной луны, ни звука, ни движения. Он взглянул на звезды. До полуночи было еще далеко. Его друзья, безусловно, давным-давно возвратились в хижину, чтобы приготовиться к ночному путешествию. Сейчас, вероятно, они говорят о нем: быть может, высмеивают или, чего доброго, жалеют за столь невыгодную сделку. Невыгодную! Короткий смешок, который вырвался у него в этот миг, заставил его слегка вздрогнуть: он прозвучал так резко, так невесело, так — внезапно подумалось ему — непохоже на его истинные побуждения.
Но каковы же все-таки его побуждения?
В них нет ничего низменного, мстительного — чего-чего, а уж этого им никогда о нем не сказать. Когда он выберет все золото с поверхности и наладит работу на руднике, он вышлет каждому чек на тысячу долларов. Разумеется, случись кому-нибудь из них заболеть или столкнуться с нуждой, он сделает и больше. И первым делом, самым первым делом пошлет каждому щегольское ружье, а взамен попросит себе его старенькое ружьецо. Воскрешая эти минуты многие годы спустя, он дивился, отчего он тогда не строил для себя никаких других планов на будущее, не мечтал, как ему дальше распорядиться только что обретенным богатством. Это было тем более поразительно, что у пятерых компаньонов уже давно повелось обсуждать вслух перед сном, как поступит каждый в случае, если им посчастливится напасть на жилу. Ему припомнилось, как однажды их фирма едва не распалась оттого, что, строя воздушные замки, они никак не могли сговориться, на что потратить сто тысяч долларов, которых в глаза никогда не видывали да и не рассчитывали увидеть. Он вспомнил, что Грубый Помол неизменно начинал свою карьеру миллионера с роскошного обеда в ресторане Дельмонико; Первый Валет всегда сразу же отправлялся в родные места «повидаться с матушкой»; Второй Валет, не откладывая, мчался к родителям своей возлюбленной, дабы задобрить их бесценными дарами (здесь нелишне будет отметить вскользь, что как родители, так и возлюбленная являли собою плод воображения в той же мере, что и само богатство), а что касается Судьи, тот в качестве новоиспеченного богача первым долгом спешил в Сакраменто, чтобы сорвать банк, сражаясь в фараон. Он и сам в те дни, без гроша за душой, не уступал другим в красноречии, предаваясь самым невероятным мечтам, — он, который сейчас так холоден и бесстрастен перед лицом куда более невероятной действительности.
А ведь все могло быть иначе! Если бы только они подождали еще день! Если бы сообщили ему о своем решении помягче, расстались с ним по-хорошему! Как он кинулся бы уже давным-давно им навстречу с радостной вестью! И как они пустились бы в пляс вокруг находки и принялись бы до хрипоты распевать песни, потешаясь над своими недругами, с каким торжеством подняли бы флаг на вершине Звездной горы! С какими церемониями они объявили бы своего Старика героем заявки! А он рассказал бы им все по порядку: как смутный инстинкт заставил его подняться на вершину горы, как, сделай он один лишний шаг по этой вершине, он оказался бы на дне каньона! И как… Ну а что если первооткрывателем оказался бы кто-нибудь другой — скажем, Грубый Помол или Судья? Разве не могло случиться, что они из алчности утаили бы от него свою тайну и, нимало не заботясь о других, прибрали бы золото к рукам, поступили, как…
— В точности как сейчас поступаешь ты!
Жаркая краска бросилась ему в лицо, словно чей-то чужой голос произнес у его уха эти слова. В первые мгновения ему не верилось, что эта фраза сорвалась с его собственных побелевших губ, пока он не поймал себя на том, что думает вслух. Сгорая от стыда, он повернулся и начал торопливо спускаться с горы.
Он придет к ним, расскажет о своей находке, получит от них свою долю и уйдет навсегда. Это — единственно правильное решение, удивительно, как оно сразу не пришло ему в голову. А все-таки до чего тяжело, тяжело и несправедливо, что он вынужден встретиться с ними еще раз! За что ему выпало такое унижение? Какие-то минуты он просто ненавидел это пошлое сокровище, которое навеки погребло под своей тяжеловесной массой беспечное и веселое прошлое, стерев без остатка всю поэзию их прежнего счастливого и праздного житья.
Он был уверен, что застанет друзей на развилке, где они будут поджидать почтовую карету. До развилки отсюда три мили, но он еще может поспеть вовремя, если поторопится. Какое мудрое, благоразумное завершение всего, что он проделал за этот вечер, какое никудышное, беспомощное завершение всего, что он за этот вечер перечувствовал! Впрочем, неважно… Чего доброго, они вообразят сперва, что он из малодушия потащился вслед за ними, чего доброго, сперва еще и не поверят ему. Неважно. Он кусал губы, стараясь сдержать дурацкие слезы, которые навернулись ему на глаза, но упрямо шагал все вперед и вперед.
Он не замечал, как прекрасна была эта ночь, убаюканная в колыбели темных холмов, ночь, окутанная светлой дымкой туманов и притихшая перед величием собственной красоты! Там и тут луна склонила свой тихий лик к озерам и разлившимся ручьям, задремала в их объятиях, и на равнину сошел беспредельный покой. А он шагал, как во сне, и непроглядная темень зарослей осталась позади, а перед ним открылись неясные и, казалось, недосягаемые дали, туманные, уходящие в бесконечность горизонты. Мало-помалу он и сам точно слился воедино с таинственной ночью, становясь таким же неслышным, спокойным, бесстрастным, как она.
