Цезарь покрутил головой, увидел шкаф, содранные обои, трусы на спинке кровати, как грустный флаг. Он задержал взгляд на голом заде, одобрительно улыбнулся Степану и вежливо прикрыл за собой дверь.
— Какой вы все-таки любопытный, Дмитрий Сергеевич! — воскликнул Серебристый.
Дмитрий Сергеевич смущенно пожал плечами. Пройдя еще несколько шагов, он остановился перед дверью с надписью «Комары и другие кровососущие».
— Извините… А можно я еще сюда загляну? И всё.
— А давайте не будем, а? — тоном как будто соглашался ответил Серебристый.
— До начала эксперимента осталось два часа и тридцать минут, — все тем же воодушевленным тоном провозгласил отовсюду мужской голос.
— Вот видите? — Серебристый даже поднял палец, чтобы его слова прозвучали весомее. — А вы: можно загляну да можно загляну… Пойдемте скорее!
И он увлек Дмитрия Сергеевича Лазарева (Цезаря) дальше по коридору.
Степан же перевел дух.
Тетя Зина, которая на самом деле была ни больше ни меньше чем заведующей отделением Любовью Васильевной Тарантюк, простонала еще раз и подняла на Степана мутный взгляд.
Надо было немедленно уходить.
Степан перевернул санитарку на спину, вставил ей в рот соску, погрозил пальцем и осторожно выглянул из палаты.
Слева коридор почти сразу упирался в окно с подоконником, изрезанным перочинным ножом. На подоконнике стояла банка из-под зеленого горошка, наполненная слежавшимся пеплом и ощетинившаяся холодными бычками. Решетка, хотя и в виде лучей солнца, прикрывала путь к спасению.
Направо коридор тянулся довольно далеко. Солнце как раз было с той стороны, и свет из дальнего окна, почему-то с синевой, высвечивал середины стен и центр пола, придавая коридору таинственный вид туннеля. В конце туннеля, перед самым окном, угадывались два силуэта.
Степан неожиданно понял, что если рвануть по коридору со всей дури, прямо к окну, из которого исходит свет, то ничто его не остановит ни охранник, который сидит за маленьким столом с включенной лампой где-то на середине пути (он это знал совершенно точно), ни парочка плечистых санитаров в несвежих белых халатах, что курят перед окном, ни, самое главное, решетка на окне, а точнее — полное отсутствие таковой.
Степан как бы мысленно проделал этот путь еще до того, как начал его.
Все получилось в точности как он предполагал, если не считать того, что охранник не сидел за столом, а стоял спиной, что-то перебирая на полке.
Бежать босиком по линолеуму было очень приятно, это даже придало Степану некоторый задор. Коридорчик наполнился шлепками босых ног.
Уже ближе к окну из одной палаты неудачно вышла медсестра и сразу же влетела обратно, получив от бегущего толчок в грудь.
Санитары действительно оказались плечистыми, но тугодумами. Они оцепенело смотрели на приближающегося пациента, почесывая мощные предплечья. Пока они переглядывались, приходя в себя от удивления, тот уже вскочил на подоконник.
Опершись о красные морды санитаров, Степан вылетел на свободу.
Опершись о красные морды санитаров, Степан вылетел на свободу.
Свобода оказалась на уровне второго этажа. Несколько мгновений Степан камнем падал вниз, опережая осколки стекла, у него перехватило дыхание и мелькнула мысль, что это последний полет.
Едва беглец это подумал, как падение закончилось — он с грохотом приземлился на ржавую крышу неспешного троллейбуса.
Троллейбус сразу же остановился, а со всех сторон зло закричали клаксоны.
Один из сбитых «рогов» пружинисто балансировал в воздухе, а из окна второго этажа вниз смотрели санитары, не зная, что предпринять.
Под Степаном, внутри троллейбуса, возбужденно гудели пассажиры, обсуждая происшествие.
Кто-то снизу потянул за веревку, и рог, чиркнув искрами, установился на провод. Загудело, и троллейбус тронулся в путь.
Санитары сверху проводили его туповатым взглядом.
Лежа на спине, слегка оглушенный «десантник» смотрел вверх и медленно приходил в себя. Высокое небо с чистыми полупрозрачными облаками медленно меняло направление, подстраиваясь под маршрут троллейбуса, а через нависающие кроны деревьев струился солнечный свет. День задавался замечательный.
Степан был абсолютно уверен, что если бы захотел, то мог бы запросто взмыть в воздух и лететь параллельно троллейбусу, любуясь на обгаженную голубями крышу с высоты птичьего полета. Но он не захотел. К тому же, падая, он отбил себе плечо.
На третьей остановке Степан окончательно пришел в себя и «сошел», воспользовавшись ржавой лесенкой с задка транспортного средства.
Рыжий пацан, с другой стороны заляпанного сухой грязью стекла, показал ему язык и лизнул мороженое.
Прихрамывая и держась за ушибленную лопатку, Степан поковылял к метро.
Прихрамывая, Степан ковылял к метро.
Было раннее утро, обещающее солнечный и вонючий от гари день. Занятые обычными утренними мыслями прохожие не обращали на босого человека в майке особого внимания. Так, разве что косой взгляд с налетом презрения — и сразу же дальше.
К тому же в это утро на улице было на что посмотреть.
Огромная толпа окружила нечто, напоминающее серый холмик, выросший прямо посередине улицы. Провода вокруг этого места были разорваны и свисали, как лианы. На огромном рекламном плакате трещали искры.
Чуть поодаль стояли две милицейские машины и беззвучно перемигивались фарами. Служители порядка переговаривались по рации и имели растерянный вид. Один из них достал из багажника катушку специальной ленты, которой окружают места преступления, и тупо стоял с ней, переминаясь с ноги на ногу.
Степан обошел кругом место происшествия, но подойти к таинственному предмету ближе не представлялось возможным. Вокруг возбужденно переговаривались, показывали пальцем в небо, задирали головы. Степан задрал голову, как и все, но не увидел ничего, кроме все того же пронзительно голубого неба с редкими мазками очень белых облаков.
С визгом затормозила машина. Из нее выскочили журналисты с лохматыми микрофонами наперерез и начали бесцеремонно продираться сквозь толпу.
Особенно усердствовал толстый оператор с дредлоками и бородой вокруг лица. На возмущенные крики он весомо отвечал:
— У меня камера семьдесят штук стоит.
Степан хотел было пристроиться в хвост съемочной группы, но не успел: толпа уже всосала ее и замкнулась, как болотная тина.
За неимением лучшей возможности, Степан пару раз подпрыгнул на месте, но ничего не увидел. Тогда, набравшись наглости, он оперся о плечи двух мужиков и подпрыгнул еще раз, выше. Отшибленную лопатку пронзило от боли.
Но на этот раз ему повезло. Прежде чем получить удар под дых локтем от левого мужика и матерный эпитет от правого, Степан успел разглядеть таинственный холм.
Посередине улицы, на боку, лежал настоящий слон. Животное походило на огромный, сухой и потрескавшийся камень и, судя по всему, было мертво.
Степан пожал плечами и продолжил путь к метро, оглядываясь.
Станция называлась «Продвиженка». Степан несколько раз перечитал название, но, как ни старался, все равно получалась именно «Продвиженка». Перед лестницей, ведущей в андерграунд, в небрежной позе довольного собой человека, облокотившись о заплеванный парапет, стоял молодой серый мент в задранной фуражке. Блюститель общественного порядка искоса следил за людским потоком, почесывал затылок резиновой дубинкой и всячески делал вид, что стоит здесь потому, что так ему хочется.
Подавляя зевок, он лениво перехватил взгляд Степана. Перехватил-то лениво, да держал цепко, не отпускал… Степан как раз наступил на острую крышку от пивной банки и очень криво улыбнулся в ответ. Мент зевнул откровенно и отвернулся — решил не докапываться.
Степан сбежал по лестнице, не раздумывая перемахнул через турникет и успел в отходящий состав. Быстро сориентировавшись, он проехал несколько остановок и пересел на нужную линию. К счастью, вагон оказался битком набит, и никто не обращал внимания на неприличного пассажира, путешествующего в общественном транспорте босиком и в домашних трениках с отвисшими коленями.
