— Нет, — честно признался кардинал, — Я уже говорил, что именно это меня и беспокоит. Но за городом ничуть не лучше. Увы, похоже, что затеряться в толпе она сможет разве что в дурдоме.

Лицо девушки просияло. Она с широкой улыбкой уставилась на Чезаре.

— Я вообще‑то пошутил… — на всякий случай уточнил он.

— А почему нет? — изогнула бровь Мария, — Разве там она не сможет затеряться? Мы ведь даже подозрительно не будем смотреться, приводя её туда. Мы же священнослужители, нам положено помогать блаженным.

— Угу, а объяснять это ты ей сама будешь? — поинтересовался Чезаре, — С учетом того, что после пребывания у G‑Tech она такую перспективу едва ли одобрит; а также того, что последствия её неодобрения ты видела на примере охраны грузовика…

— А нам не нужна будет клетка, — подняла брови послушница, — Мы выберем место с мягким режимом, и я останусь с Лили, чтобы с ней ничего плохого не произошло.

— Со мной не может произойти ничего плохого! — уверенно вклинилась в разговор девочка, — Я — мать всей вашей чёртовой магии!

— Вот как? То есть, у G‑Tech, в кандалах и наморднике, тебе было очень хорошо? — поинтересовался Чезаре, усилием воли удержавшись от упоминаний о склонности к BDSM. Не хватало еще объяснять ей, что это такое. После этого он повернулся к Марии:

— Если заговорщики догадываются о наших открытиях (что весьма и весьма вероятно), то твое отсутствие наведет их на местонахождение Лили надежнее, чем ее сколь угодно вызывающее поведение.

Однако, ответить послушнице не дали. Девочка резко рванулась назад, легко выскользнув из рук священнослужителей, и сложила руки на груди, гордо подняв подбородок.

— Никуда я с вами не пойду, куски мяса!

— Любопытно, куском чего в таком случае являешься ты сама? — усмехнулся Чезаре. Он понимал, что разумнее было прогнуться и признать ее правоту во всем, в чем угодно, вместо того чтобы нарываться на конфликт, однако у него уже в печенках сидела эта сумасшедшая, из‑за которой в простые и четкие планы приходилось вносить серьезные коррективы — и которая еще смеет после этого хамить.

— А еще больше мне любопытно, — все так же язвительно заявил Чезаре, — Есть ли у тебя план дальнейших действий, заходящий дальше, чем 'никуда я с вами не пойду'. Учитывая, что G‑Tech не склонны так легко отпускать то, что, по их мнению, принадлежит им…

— Я их всех сотру в порошок! — гордо выкрикнула Лили, а затем грозно топнула ножкой, — Вот так!

Едва ножка девочки коснулась земли, как мостовая под ногами священнослужителей вспучилась, а затем и вовсе взорвалась дождём крупных каменных осколков и булыжников, отбрасывая кардинала и послушницу в разные стороны. Произошедшее было настолько неожиданно, что Чезаре попросту не успел отскочить с этого огромного каменного волдыря.

— Неплохо, — признал кардинал, поднимаясь, — И как же тебя, такую крутую, захватили в прошлый раз?

Однако среди пыли и песка он не увидел Лили, и даже не услышал. Оглядевшись, Чезаре смог рассмотреть только Марию, отплёвывающуюся от пыли и тихонько стонущую от свежеполученных синяков да шишек.

— Нда, — глубокомысленно заметил он. Свое мнение о Лили и ее выходке он предпочел при несовершеннолетней послушнице не высказывать.

Одновременно он задумался, что делать дальше. Очевидно, что с планом «я их всех сотру в порошок» Лили долго на свободе не продержится. Он бы не был особенно недоволен таким раскладом, но ее отсутствие было шансом сломать планы заговорщиков. При этом, раз ее успели доставить в Ватикан, то ее поисками с наибольшей вероятностью займется Божья Длань, а не G‑Tech. У него была в запасе авантю… идея, как вывести Длань из строя на время достаточное, чтобы саботировать сроки, но проблема (помимо риска, который его не особенно волновал) состояла в том, что это выведет из строя и его самого. А с нежитью нужно было как‑то разбираться…

— Лили! Лили! — послушница пыталась разглядеть хоть что‑то, среди клубов пыли, но у неё, похоже, ничего не получалось, — Лили! — снова выкрикнула она, углубляясь ещё дальше в пыль, а затем Чезаре услышал глухой звук удара и сдавленное айканье.

— Тут какой‑то тоннель! — крикнула Мария буквально перед тем, как Чезаре сам смог увидеть, куда именно свалилась послушница. Это было похоже на мгновенно вырытую кротовью нору, только посреди мостовой, да и размерами чуть побольше, примерно с ту самую девочку.

— Вы думаете, она закопалась туда? — недоверчиво спросила послушница.

— Видимо, — пожал плечами Чезаре, — Либо же она умеет телепортироваться, а этот ход только для отвода глаз. Но в обоих случаях догнать ее не представляется возможным.

— Ну, почему же? — нахмурилась Мария, — Я туда, по — моему, вполне могу вместиться.

— Может, и сможешь, если проход дальше не сужается, но двигаться будешь, как похоронная процессия — медленно и печально. Она же, похоже, особых задержек из‑за необходимости долбить стенку не испытывает…

— Всё равно, это лучше, чем стоять здесь и слушать гомон чертей, — хмуро ответила послушница.

— Гомон чертей? Если ты имеешь в виду шкатулку, то она у меня.

Девушка сделала лицо, максимально подходящее под то, какое должно выражать саркастический вопрос 'да неужели?'.

— Я уже поняла, — хмуро и устало ответила она.

— Я рассчитывал, — продолжил Чезаре, будто не заметив сарказма, — Что получив доступ к шкатулке, ты сможешь с помощью своего дара выяснить, откуда прошлый владелец взял ее, чего он пытался добиться и кто за ним стоял.

— Вряд ли, — покачала головой Мария, — Эта шкатулка меня пугает, а разобраться в вое 616 чертей просто невозможно.

Она рассеяно потёрла висок.

— Хотя сейчас они почему‑то голосят намного тише, чем раньше. Если бы я столько времени провела рядом со шкатулкой, когда она визжала, у меня уже мозги через нос вытекли бы.

— Видимо, это из‑за того, что сейчас она заперта, — ответил Чезаре, — В таком случае шкатулку нужно будет где‑то спрятать, пока мы не придумаем, что с ней делать… А вот это?

Он протянул рукоятью вперед больверк Белого Робина. Собственно, сохранить эти два трофея, чтобы дать их Марии на допрос, и было основной целью, которую он преследовал во время схватки с сигма — преступником.

— Думаю, получится, — кивнула Мария, осмотрев револьвер, — Но только если рядом не будет шкатулки: она теперь меня не оглушает, но голова всё равно болит, а мои способности становятся просто бесполезны, если я не могу разобрать отдельный голос в этом шуме.

— Хорошо, — кивнул Чезаре, — В таком случае, больверк останется у тебя. Шкатулка походит со мной, пока я не придумаю, куда ее спрятать.

Идею оставить ее здесь или еще в каком‑нибудь укромном уголке кардинал отбросил, решив, что, вполне вероятно, его противник почувствует шкатулку не хуже Марии.

— И еще одно: если им заинтересуется владелец, или если ты узнаешь что‑то, что поможет отыскать этого владельца, не предпринимай ничего без моего ведома. Он слишком опасен.

— А кто его владелец? — глупо похлопав глазками, спросила девушка, — И вообще, что мне у него спрашивать? Я думала, вы будете рядом. Вдруг он не захочет мне рассказывать ничего о своём хозяине?

— Я тоже так думал, — признался Чезаре, — Однако боюсь, что подход 'положить где‑нибудь, чтобы не знали' с этой шкатулкой не сработает. Поэтому мне придется таскать ее с собой, пока ситуация не разрешится. Что же касается владельца… Тебе что‑нибудь говорит псевдоним 'Белый Робин'?

— Вор сигмафинов? — удивилась девушка, — Тогда может и не ответить. Сигмафины ненавидят своих владельцев, но Робин для них — вроде как освободитель.

— Неприятно, — заметил интриган. Разговаривая с сигмафином лично, он попробовал бы убедить того, что Робин никакой не освободитель, но требовать того же от Марии было бы неразумно, — Но попробовать стоит… Погоди‑ка! А как у сигмафинов с пониманием связей между людьми?

Мария искренне пожала плечами.

— Я не знаю. Кажется, все сигмафины были раньше людьми, так что, понимать должны, но сейчас их сознание… — она замешкалась, придумывая наиболее подходящее определение, — Далеко от человеческого. Даже продвинутые NI перестают понимать человеческие эмоции, что уж говорить о простом больверке?