Евгения Джавала… Автомобиль из сумасшедшего дома…

Она кричит, она кричит, задыхаясь: «Это он, он. Это убийца Николая…»

Сердце Петрова все время подсказывало ему, что длинноногий в сером пальто с тросточкой, — инженер Пальмерстон…

Но где же он? Куда он мог деться? О, очень просто куда, — только этого никто не успел заметить: налево лес, направо глубокая кустистая степная балка.

Соскочил он, вероятно, направо, — шоферское сидение справа. Так и есть, на пыльной дороге след… А дальше? Дальше крутой, почти отвесный обрыв… Сажень двести идет почти параллельно шоссе, потом, нырнув под дорожный мостик, сливается с леском налево… Пытались искать… Постреляли наугад сквозь стволы… Так уж, больше со злости, чем в надежде на удачный выстрел… Искать еще, оставаться дальше… не только бессмысленно, прямо вредно для дела. Единственно на что, может быть, еще можно рассчитывать, это как можно скорее добраться до дома, сообщить своим, затребовать помощи, оцепить лес облавой… Вчетвером, впятером в нем ничего не сделаешь.

Возвращается машина нэпмана Промышлянского, таща за собой веревками привязанный ландолет сумасшедшего дома.

Сегодня без профессора Стрешнева, без гипноза можно обойтись при допросе Евгении Джавала. Но как может пропустить такой замечательный случай любознательный ученый… Сумасшедшая стала нормальной. Да, да. Профессору Стрешневу, конечно, известны случаи возвращения рассудка под влиянием внезапного нервного потрясения.

Но это, действительно, крайне редкий случай. После семимесячного безумия, не поддававшегося никакому врачебному воздействию, пациентка сегодня быстрым, но стройным рассказом вот уже час как приковывает внимание и профессора, и Петрова, и самого председателя Аз. ГПУ. Стенографистка готова забыть свою непосредственную обязанность, — черточки, черточки, крючочки, — так живо увлекателен рассказ возлюбленной покойного химика Утлина.

Она уже рассказала о том, что Петрову и пред. Аз. ГПУ так хорошо известно из дневника Утлина, о самом моменте его открытия, о его опытах над «Революционном» в маленькой лаборатории на Крепостной, дом 7, при которых она была бессменной ассистенткой ученого, о славном Абреке, — как ей хочется его видеть, — о тревогах за участь огромного открытия…

«В конце февраля, вечером, когда я шла к Николаю, меня на одной из безлюдных улиц окружила толпа хулиганов… Кругом ни души… Я страшно перепугалась, хотела кричать, но не посмела… Как вдруг, совершенно неожиданно, в минуту, когда они уже стащили с меня пальто и собирались обшаривать мои карманы, откуда-то, я сама не знаю откуда, между ними появился высокий молодой человек… Без единого слова, — удар кулаком направо, удар налево… Я не успела опомниться, как они все разбежались… Он представился мне как Герман Петрович Крузе, агроном из северных губерний, сравнительно недавно приехавший на Кавказ… Был крайне любезен, ободрил меня и, попросив разрешения, проводил до ворот Колиного дома… Мне не оставалось ничего иного, как пригласить моего спасителя зайти к Николаю…

Коля тоже был ему крайне признателен… Он оказался очень неглупым, милым собеседником, достаточно интеллигентным человеком… Обоим нам он очень понравился… Да больше того, не только понравился, — они очень подружились с первого же дня, он довольно часто стал заходить на Крепостную, — за последнее время, даже почти ежедневно…»

Джавала начинает сильно волноваться… Но нет, нет, ей не нужно валерьяновых капель… Стакан воды…

«Я никогда, никогда не забуду этого дня… Все это, как кошмар, ежеминутно встает передо мною… Я пришла к Коле… пришла намного раньше, чем мы с ним условились накануне… Неожиданно швейцариха передает записку. Коля, — раньше это совершенно не предполагалось, — уезжает сегодня в Ростов».

Но я пришла настолько раньше, что еще его застану. Ключ от входной двери у меня свой…

Она очень тихо и медленно, с трудом переводя дыхание, говорит.

«Открыла дверь. В передней Колино пальто — не уехал еще. Вот и он сам в кабинете, стоит спиной ко мне. На полу его чемоданы. Я иду тихонечко, на цыпочках, — сейчас испугаю… Но он услышал. Быстро повернулся. Что он сделал с рукой? Кровь?! Он перевязывает большим платком… Не успела я произнести ни звука, как он прыгнул ко мне и здоровой рукой схватил со страшной силой меня за горло, — в ту минуту я подумала, что это Николай сошел с ума, — но когда я, вырвавшись, зацепила рукой бородку, накладная бородка слетела, — передо мною Крузе.

Что он делает здесь?… Где Николай? После короткой борьбы, но какой борьбы, — страх придает мне небывалую силу: я вырываюсь. Но в последней схватке мы, наверное, зацепили чемодан… Он раскрылся… в нем… в нем…» Судорожные рыдания уже опять свели хрупкое тело женщины… «Эх…» Председатель ГПУ отвернувшись, морщась, как от физической боли, махнул неизвестно на что рукой… «Да, я думаю, найти голову любимого человека в чемодане… Нелегко рассказывать об этом, но каково-то было это все пережить…»

Остальное она видит, как в каком-то смутном, но страшном сне… Раскрытый несгораемый шкаф, — значит, он хотел украсть «Революционит»… Вырвалась последним отчаянным усилием, оттолкнула его так, что он ударился о шкаф виском… Откуда, откуда только были у нее силы. Скорее в спальню, там, в ночном столике, — ни один вор не подумает, в старой газетной бумаге небольшой свинцовый ящичек, а в нем, в другой бумаге, специально приготовленной — «Революционит».

Почти не соображала, что делает… Вероятно, инстинктивно вспомнила когда-то сказанные Утлиным слова: «Если что, брось в лючок в ванной…»

«Убийца не успел еще ворваться в ванну, — дверь я, должно быть, заперла за собой, — как я уже опустила ящичек в люк.

«Дальше я не помню, что со мною было, очевидно, я потеряла сознание; мне смутно представляется, что он сломал дверь, с озверелым лицом бросился ко мне, схватил меня, понес… и… и… бросил в несгораемый шкаф…»

Петров и пред. Аз. ГПУ не могут сдержать своей радости (весь самородок?!). «Как, вы наверное помните? Вы бросили его в лючок водопровода? Но тогда, значит, «Революционит» наш! Значит, наверняка он не похищен в Каракалинской даче? Но не погиб ли он под развалинами дома?».

«Как, дом обрушился?» Встревожена Джавала. Она просит рассказать ей все, что произошло за эти семь месяцев ее отсутствия из мира разумных существ, и Петров охотно и, насколько возможно подробно, передает ей все, что ему самому известно. Она-то имеет полнейшее право знать до мельчайших подробностей все перипетии упорной борьбы за великое открытие того человека, кто ей, единственной, поведал свою тайну.

А председатель давно уже уехал и отдал все необходимые распоряжения: откомхозу прислать подробнейший план бывшего дома № 7 по Крепостной ул. и его водопроводов, распущенной несколько времени назад Комиссии откомхоза по обследованию таинственного дома экстренно собраться завтра же к 9 часам утра. Надо торопиться! Председателя очень тревожит встреча Петрова с убийцей Утлина как раз возле этого дома.

А поиски в лесу на 25-й версте не дали никаких результатов.

План водопроводно-канализационной сети бывшего дома № 7 по Крепостной улице. Красная черта ползет под рукой Губернского Инженера по фановым трубам от квартиры третьего этажа. Внимательно следит, склонившись над чертежом, нахмуренный Пред. Аз. ГПУ. Красный карандаш замыкает кружок. Коллектор. Предохранительная решетка на его стенке…

— Если… то только здесь…

Комиссия не может не согласиться с мнением Губинжа.

— Глубина?

— План старый… Не ручаюсь за точность… Примерно около 6-ти метров.

— Но ведь это же пустяки. Сколько времени потребно на достижение коллектора?..

— Дело не в глубине. Над этим местом обрушилась целая стена дома. Кирпич и бетон…

— Сколько времени возьмут работы по расчистке?..

— Не меньше суток.

Председатель смотрит на часы. Без десяти 12.