Шведские историки (а названа лишь часть их), получив информацию о причастности Рюрика к их народности, начинают активно формировать источниковую базу норманизма. В 1877 г. А.А.Куник говорил, что «шве­дам, воспользовавшимся намеком новгородцев, принадлежит честь зало­жения первых камней в здании норманизма. Первая, хотя и слабая по­пытка труда с подобным направлением была напечатана в 1615 г. В те­чение того же XVII ст. убеждение в призвании первых русских князей утвердилось в Швеции, причем шведы обратили внимание на Vaering-j-аг исландцев и на собирательное Rötsi финнов; шведские пленные оце­нили даже значение несторовой летописи но отношению к варяжскому вопросу прежде, чем Байер по переводу фрагментов привёл ее в связь с иностранными свидетельствами». По словам ученого, норманисты «об­разуют старую школу, возникшую в 17 столетии». Он также подчеркивал, что «в период времени, начиная со второй половины 17 столетия до 1734 г., шведы постепенно открыли и определили все главные источни­ки, служившие до XIX в. основою учения о норманском происхождении варя гов-руси»60.

Но это далеко не полная характеристика вклада шведских историков в разработку норманизма. Заложив его основы и пополняя его источниковый фонд, они вместе с тем определяют новые темы в варяжском вопросе и выдвигают доказательства, обычно приписываемые Байеру, Тунманну и Шлецеру, творившим столетие и более спустя. Именно шведы отождествили летописных варягов с византийскими «варангами» и «верингами» исландских саг, а слово «варяг» выводили из древнескан­динавского языка, скандинавскими также полагая имена русских князей. Указали они и на якобы существующую лингвистическую связь между именем «Русь» и Рослаген61. Так, Юхан Буре (ум. 1652) выводил финское слово ruotsolainen - «швед» (производное от Ruotsi - «Швеция») от древ­них названий Рослагена Rohden и Rodhzlagen62. И.Л.Локцений (ум. 1677) «переименовал» гребцов и корабельщиков Рослагена, в роксолан, т. е. в русских63. Мысль о трансформации «Рослагена» в «Руотси», а затем в «Русь» разовьют и донесут до широкого круга читателей в 70-х гг. XVIH в. и в начале следующего столетия соответственно швед Ю.Тунманн и не­мец А.Л.Шлецер, и в историографии сложится традиция именно с ними связывать это одно из главных положений норманизма64. Тот же Буре считал, что само название Рослаген произошло от го - «грести» и rodher -«гребец». Куник лишь с 1844 г. будет утверждать, что к слову rodsen («гребцы»), которым называли жителей прибрежной части Рослагена, по­средством финского ruotsi якобы восходит название «Русь»65. В силу наз­ванных обстоятельств Куник не только отрицал за Байером лавры «отца-основателя» норманской теории, но и оценил его конкретный вклад в ее копилку куда значительно скромнее, чем это обыкновенно делается. Ба­йер, заключал он, лишь ввел в научный оборот Вертинские анналы, не­известные шведским историкам XVII в. В целом же характеризуя, начи­ная с Петрея, шведскую литературу, посвященную варягам, Куник отме­тил ее сильное влияние на Байера и определил время с 1614 по 1734 гг. как период «первоначального образования норманской системы»66.

В 1988 г. археолог Д.А.Авдусин, коснувшись темы о предшествен­никах Байера, дал ей, к сожалению, неправильную трактовку, опять же уводящую разговор по этому принципиально важному вопросу в сторо­ну. Верно указав, что Байера и Миллера «не совсем справедливо (ана­логичные взгляды высказывались и до них) считают основоположника­ми норманизма», исследователь в подтверждение своих слов сказал: «Еще в 1613 г. в записке, подготовленной к переговорам между швед­ским и новгородским посольствами и опубликованной в 1671 г. под на­званием «Шведы в России», Ю.Видекинди так обосновывал «законность» территориальных притязаний к России: «Новгородцы знают из своей ис­тории, что у них некогда был великий князь из Швеции по имени Рюрик, и было это за несколько столетий до того, как Новгород был подчинен Москве». На основе этого ошибочного посыла было высказано затем столь же ошибочное заключение, что, «видимо, 1613 г. является датой рождения норманизма», возникшего, утверждает Н.И.Васильева, в «недрах шведского МИДа той эпохи»67. Но, во-первых, Видекинди не мог в 1613 г. подготовить никакой записки по причине своего рождения в 1618 г. (или 1620)68. Во-вторых, «История десятилетней шведской вой­ны в России», как уже говорилось, не записка, а весьма объемистая книга в несколько сот страниц.

Куник затрагивал вопрос о предшественниках Байера по нескольким причинам. Во-первых, с целью доказать оппонентам, обвинявшим Байе­ра в «немецком патриотизме», что норманская теория не является плодом выдумки ума этого ученого. Во-вторых, а это главное, и именно это по­двигло Куника обратить свое внимание на данную тему, слова Киприана историк выдавал за наглядное рвидетельства «живучести в России XVI-XVII вв. традиции видеть в варягах именно шведов». Он был уверен, что глава новгородского посольства ссылался «на предание, - почерпнутое, конечно, из одних только русских летописей, - о происхождении Рюрика из Швеции»69. Последний довод был весьма впечатляющим, хотя и не новым. В подобном ключе расценивалось мнение Киприана о шведском происхождении Рюрика в русской и зарубежной историографии как до Куника, так и после него70. Шлецер в своих рассуждениях по данной теме пошел еще дальше, явно жертвуя при этом нормами исторической кри­тики. Отметив вначале, что «всего удивительнее то, что в XVII стол, даже сами русские считали за решенное дело, что призванные варяги были шведы», он затем ссылается на показания шведов Видекинди и Скарина, в свою очередь приведших речь Киприана. И на основании лишь этих данных, не имеющих оригинального характера, ученый заключил, что в Швеции также «давно верили» в норманство варягов. По мнению фин­ского историка Латвакаигаса, речь Киприана говорит в пользу того, что новгородцы начала XVII в. не сомневались в шведском происхождении Рюриковичей, в связи с чем и попросили у шведского короля на престол одного из сыновей. Для усиления эффекта сказанному Латвакангас ссы­лается на «Сказание об осаде Тихвинского монастыря в 1613 г.», в ко­тором шведы именуются варягами71.

В-третьих, Куника вынудила обратиться к фигуре Киприана позиция некоторых ученых, усомнившихся в достоверности его слов в передаче Видекинди (на первенство Петрея в этом вопросе указал в 1844 г. Куник). Первым заключение Шлецера, что «в начале XVII века сами русские были уверены, что Нестор именовал варя гам и-русью шведов», подкреп­ленное ссылкой на Видекинди, оспорил Н.М.Карамзин: «Но спра­ведливо ли сие обстоятельство? Видекинд мог выдумать его». Нор-маниста Карамзина полностью поддержали антинорманисты. По словам Н.В.Савельева-Ростиславича, «предположение Карамзина имеет на своей стороне всю вероподобность... Говорил ми (здесь и далее курсив автора. -В.Ф.) что Киприан, и что именно говорил - никому не известно, потому что речь его до нас не дошла». С.А.Гедеонов вел речь о «мнимых словах архимандрита», «изобретенных» Видекинди. Вместе с тем названные историки-антинорманисты в какой-то мере, но все же допускали, что Киприан мог нечто подобное сказать о Рюрике. Так, полагал Савельев-Ростиславич, Новгород, «угрожаемый Делагардием, конечно, должен был, по крайней мере, показывать вид, что благоприятствует избранию шведского принца». По мысли Гедеонова, Киприан как «человек начи­танный и ученый», «действовавший с определенной политической целью, мог бы, конечно, вымучить из древних летописей... шведское происхождение Рюрика. Если бы Видикиндово известие не было изобре­тением, - заключал он, - то Киприану, а не Байеру принадлежала бы честь быть основателем норманской школы». Но в тоже время они ре­шительно утверждали, что это мнение не может быть подтверждено ни одним русским «памятником древности», и что «здесь не может быть ре­чи о предании». «Чистый немец по духу, если не по рождению, Гербер-штейн, — резонно заметил Гедеонов, — не умолчал бы о таком преда­нии; говорит же он о мниморимском происхождении Рюрика»72.

Карамзин, Савельев-Ростиславич и Гедеонов, принимая слова Кип-риана за «изобретение» Видекинди, ошибались. Ни Видекинди, ни Пет­рей ничего не выдумали, и сказанное Киприаном зафиксировано доку­ментально. В Государственном архиве Швеции хранится отчет о перего­ворах шведов и новгородцев, состоявшихся в Выборге 28 августа 1613 г. Согласно ему архимандрит отметил, что «новгородцы по летописям мо­гут доказать, что был у них великий князь из Швеции по имени Рюрик, несколько сот лет до того, как Новгород был подчинен Москве, и по их мнению, было весьма важно иметь у себя своего великого князя, а не московского»73. Но протокол представляет собой лишь одну из версий ре­чи Киприана. Другая содержится в хранящихся в том же архиве «Путе­вых записках от июня 1613 г. вплоть до февраля 1614 года» присутст­вовавшего на выборгских переговорах Даниэля Юрта де Гульфреда, секретаря герцога Карла-Филиппа. У него слова Киприана в части о Рюрике звучат совершенно по-иному: «На что архимандрит отвечал: что они прежде уже отвечали и желали бы снова повторить и при этом за­верить, что, как-то явствует из старинных летописей, имели новгород­ские господа испокон у себя своего великого князя. И что с самого нача­ла никаких дел с московскими господами не имели. И еще оповестил о том, что последний (так в тексте. - В.Ф.) из их великих князей был из Римской империи по имени Родорикус»74.