На деле это был чистейшей воды норманизм. Поэтому, глубоко за­блуждается И.Н.Данилевский, полагая, что «глава советской «антинор-манистики» Рыбаков, борясь с норманизмом, «сам оказывался вынуж­денным сторонником норманской теории»140. «Антинорманизм» Рыбако­ва кажущийся, ибо он был практически таким же «стопроцентным» норманистом, как и его оппоненты, и отличался от них только тем, что хотел максимально затушевать разговор о варягах, в которых видел скан­динавов. Лишь полным господством в умах советских исследователей норманской теории объясняется тот факт, что мало кто из них услышал В.В.Мавродина, в 1946 т? констатировавшего: забыто то, на что обра­щали внимание М.В.Ломоносов и С.А.Гедеонов, - на связь поморско-славянского мира с восточными славянами. Через три года историк добавил, что казавшиеся в свое время странными попытки Забелина и Гедеонова связать варягов с западнославянским миром приобретают сейчас, в свете последних работ советских археологов и филологов, «особый смысл»141.

Мавродин заметил не только эту аномалию советского «антинорма­низма», совершенно не принимавшего в расчет наследие антинорманис­тов прошлого и сводившего весь разговор о варягах исключительно только к скандинавам. В 1945 г. он позволил себе некоторые отступления от принятых теперь норм в варяжском вопросе, сказав, что нет оснований отрицать «большую роль» варягов в деле создания государства у восточ­ных славян, где они «выступают в роли катализаторов»142. Эти слова, конечно, нисколько не ставили под сомнение всеобщую убежденность в норманстве варягов, но они отступали от марксистской концепции начала государственности на Руси, да и не соответствовали политическому моменту143. Тут же последовала незамедлительная реакция на подобную «крамолу». Так, С.А.Покровский забил тревогу, что Мавродин «возрож­дает по существу норманистскую теорию», «попал в плен к норманизму, объявив, по сути дела, организаторами Киевского государства варяжских князей». К.В.Базилевич призвал бороться с пережитками норманизма, к которым принадлежит утверждение Мавродина «о весьма существенном значении скандинавов в истории Руси»144. Такого рода критика не носила принципиального характера, ибо велась в рамках норманизма и всецело работала на него. В связи с чем никак нельзя согласиться с норвежским исследователем Нильсеном, охарактеризовавшим кампанию против Мав­родина «антинорманистским крестовым походом» и приписывающим ей «возрождение» антинорманизма XVIII века. Вместе с тем ученый по­лагал, надо отметить, что она была необходимой частью массивного наступления на космополитизм в советской историографии. И.Я.Фроянов также увидел в «критике» Мавродина веяние времени: «в стране начался сезон охоты на «космополитов»145.

Пройдет совсем немного времени, и ситуация в науке в корне изме­нится, и в ней в первозданном виде воцарится норманизм со слабым на­летом официального «антинорманизма». Во-первых, к тому неумолимо вели как непоколебимая убежденность советских ученых в норманстве варягов, так и жесткий диктат ортодоксального «антинорманизма», посяг­нувший на самое святое - на их творческую свободу, что уже само по се­бе не могло не вызвать его принципиального неприятия. Во-вторых, этот «антинорманизм» настолько явно противоречил себе и показаниям лето­писи, что просто не мог не породить даже у своих искренних первона­чально сторонников самые серьезные сомнения в своей состоятельности, а, следовательно, крепкую веру в истинность того, против чего он был направлен. Недоверие к нему многократно усилили хрущевская «отте­пель», ревизия наследия Сталина (в целом ценностей социализма) и неизбежное отсюда разочарование творческой интеллигенции в марк­систской идеологии, что заставило многих из ее числа совершенно по-иному посмотреть на тот «антинорманизм», который зиждился на посту­латах марксизма.

В-третьих, эта позиция значительной части советских исследователей получила, что было важно для той эпохи, обоснование в рамках все того же марксизма, в чем огромная роль принадлежит трудам И.П. Шасколь-ского. Характеризуя норманскую теорию, как и подобало для тех лет, «реакционной» и целиком направленной против советской науки, он вместе с тем указал на недостатки советского «антинорманизма». Это от­рицание деятельности норманнов на Руси в ІХ-ХІІ в., вытекавшее из иг­норирования «какой-либо роли внешних влияний» на русскую историю, хотя, отмечал ученый, марксистская наука признает определенную роль внешних влияний (но, как того требовал марксистский ритуал, Шасколь­ский убеждал, что государство на Руси возникло «в результате внутренних процессов развития, а не вследствие воздействия внешних сил»). Слова исследователя, произнесенные в 1960-1961 гг. в адрес тогдашнего «ан­тинорманизма», были совершенно справедливы, но были сделаны в нор-манистском ключе (причем ученый не без умысла оперировал в основ­ном термином «норманны», а не «варяги»). В 1963 г. Шаскольский сфор­мулировал мысль о параллельности и синхронности процессов социального и политического развития на Руси и в скандинавских странах в период формирования классового общества и государства (ІХ-ХІ вв.)146, что еще больше заставляло рассматривать их прошлое в неразрывной связи.

В условиях тотального господства норманизма тонкая и выдержанная в духе марксизма критика Шаскольским официального «антинорманиз­ма» окончательно подорвала доверие к нему и качнула маятник симпатии советской науки в сторону норманнов, что вызвало настоящий «сканди­навский бум» среди специалистов и резко возросшее число трудов по сла­вяно-русским древностям, на которых увидели «многочисленные» следы норманнов. Будучи весьма последовательным, Шаскольский в 1965 г. под видом критики преподнес норманизм в качестве научной теории, имеющей «длительную, более чем двухвековую, научную традицию» и «большой арсенал аргументов», при этом также отмечая, что наука «не отрицает определенной роли внешних влияний». То же самое сказал историк в 1978 г., при этом подчеркнуто говоря о зафиксированном многими источниками участии «норманнов в процессе формирования государства на Руси»147.

В 1988 г. Д.А.Авдусин справедливо заметил, что в трудах Шасколь-ского 50-х - 60-х гг. «норманизм выглядит даже респектабельнее противо­борствующего течения», з его монография «Норманская теория в совре­менной буржуазной науке» (1965) содержала основные положения крити­ки антинорманизма, в 1983 г. только сведенные воедино, и «способство­вала появлению серии работ ленинградских археологов, которые преуве­личивали роль скандинавов на Руси...». В 1998 и 2003 гг. А.Г.Кузьмин сказал в адрес той же книги, что она «реабилитировала норманизм как определенную теоретическую концепцию, вполне заслуживающую серь­езного к ней отношения», причем автор свел аргументы антинорманистов к словам Ф. Энгельса, будто «государство не может быть привнесено из­вне», оставаясь в остальном норманистом»148. Вместе с тем Шаскольский вводил в науку норманистские доводы. Критикуя мнения зарубежных коллег по поводу происхождения имени Русь от финского Ruotsi, уче­ный, например, подчеркнул, что «с лингвистической стороны переход» из Ruotsi в Русь «представляется возможным». Вслед за чем многозначи­тельно указал, что этот вывод «не может рассматриваться как какое-то ущемление нашего национального престижа. ...Так, Франция и францу­зы получили свое имя от германского племени франков, Англия и англи­чане - от германского племени англов, Болгария и болгары - от тюрк­ского племени болгар и т. д. При этом французы, англичане, болгары не считают подобное происхождение названий недостаточно почетным». Или же горячо убеждал, что ничтожное количество рунических надпи­сей, обнаруженных в Восточной Европе, и на чем правомерно заостря­лось внимание в науке, не может служить веским аргументом против норманской теории149.

Чрезвычайно важная роль принадлежит Шаскольскому в деле дис­кредитации наследия антинорманистов прошлого и прежде всего С.А.Ге­деонова, благодаря которому, по признанию крупнейших норманистов ХІХ-ХХ вв., наука избавилась от принципиальных заблуждений в варяжском вопросе. И творчеству ученого, а если быть более точным, антинорманизму в целом, советский «антинорманист» постепенно давал все более негативную оценку. В 1960 г. он, подчеркивая, что критичес­кая часть его работы «представляет большую научную ценность», вместе с тем сказал, оставив свои слова без каких-либо объяснений, что «утвер­ждение автора о происхождении варягов из славянского поморья на современном этапе развития исторической науки не выдерживает кри­тики». Через пять лет историк говорил с высоты марксистских позиций, что Гедеонов и Иловайский, дав «серьезную и основательную критику главных положений» норманизма, «в силу своих идеалистических пред­ставлений о процессе возникновения государства не смогли противо­поставить отвергаемой ими норманской теории сколько-нибудь убеди­тельное положительное построение, не смогли дать убедительное науч­ное освещение процесса формирования Древнерусского государства». А в 1983 г. Шаскольский фундаментальный труд Гедеонова «Варяги и Русь», составивший целую эпоху в русской историографии, уже оха­рактеризовал одной, весьма нелестной фразой: в этом произведении «чувствуется налет дилетантизма»150.