В отличие от Сталина, Рузвельта и Черчилля, он был настоящим фронтовиком-окопником, даже героем Первой мировой войны (кавалером довольно редкого среди рядовых ордена Железного креста первой степени). Во Вторую мировую войну, однако, Гитлер, в отличие от Черчилля, ни разу не посещал фронт. Ему нельзя отказать в понимании запросов солдат и интереса к их проблемам, в подлинном интересе и знании вооружений, но удаленность Ставки Гитлера от фронта не способствовала его видению всех обстоятельств суровой фронтовой действительности. Он руководил войсками по карте, по сообщениям пропаганды и устным рассказам тех, кому вручались Рыцарские кресты, но не мог видеть того, что в действительности происходило на фронте. На деле немецкие войска в течение долгого времени не знали ни смены, ни отдыха. То, что Гитлер не знал конкретной обстановки на фронте, часто переоценивал свой собственный фронтовой опыт, относившийся к совершенно другой по характеру войне, — приводило иногда к бесцельной растрате сил значительной части прекрасно подготовленной армии и в итоге подорвало ее боевую мощь.

С другой стороны, во время Нюрнбергского процесса генерал Йодль, объясняя, почему военные специалисты не сказали Гитлеру, что война с 1941–1942 гг. была уже проиграна, заявил, что Гитлер об этом знал раньше военных: «Может ли народ погибнуть прежде, чем ему суждено? То же и Гитлер — он хотел умереть сражаясь, а не искать спасения в самоубийстве, и он стремился это делать до тех пор, пока у него есть силы. Таким образом, он выбрал не легкую смерть и избавление, а наиболее надежную — как это делали и будут делать все герои в истории. Он похоронил себя под обломками своего Рейха и своих надежд. Кто хочет осуждать его за это — пусть осуждает, я такого желания не испытываю»^{431}. В такой оценке Йодля чувствуется влияние на него гитлеровского трагического и героического восприятия войны. Что касается дилетантизма Гитлера в военных вопросах, о чем любили писать его генералы после войны, то в сравнении с ними по многим вопросам большой стратегии, экономики, политики и психологии Гитлер имел более компетентную точку зрения. Как отмечал немецкий историк Берндт Вегнер, прежде всего нужно детально знать о роли нацистского фюрера в войне, а не создавать клише о его дилетантизме в военных делах^{432}. На самом деле, такими же дилетантами были и Сталин, и Рузвельт, и Черчилль, которые столь же уверенно распоряжались огромными армиями. При этом нужно помнить, что если мы, обсуждая качества Гитлера как полководца, говорим, что его поведение было правильным или неправильным, мы понимаем под этим не «правильность» или «неправильность» в абсолютном смысле. Мы подразумеваем, что, исходя из тех целей, которые преследовал Гитлер, его действия были иногда правильными, иногда — ошибочными, иногда глупыми, иногда — мудрыми.

Как бы ни были важны качества Гитлера как руководителя немецкой армии, но, по крайней мере, столь же важным было качество немецких солдат и качество их организации и выучки, которые наиболее ярко проявились в организации и достижениях вермахта, Люфтваффе, Кригсмарине и Ваффен-СС.

Первоначально степень превосходства военной организации немецкой армии проявилась на примере Люфтваффе, созданных в 1935 г., которые, несмотря на свои позднейшие провалы в войну (битва за Англию, Сталинград, беззащитность Германии перед бомбовой войной союзников), за четыре года стали лучшими ВВС мира. Большая роль в этом строительстве принадлежала Герману Герингу, обладавшему огромными политическими возможностями и имевшему неограниченные финансовые и экономические полномочия. Фельдмаршал Люфтваффе Альбрехт Кессельринг так отзывался о качествах Геринга как руководителя строительства Люфтваффе: «Он предоставлял генералам Министерства воздушного флота максимально возможную свободу действий и прикрывал нас от вмешательства политиков. За всю мою долгую военную карьеру я никогда не чувствовал себя столь свободным от постороннего влияния, как в то время, когда я занимал руководящий административный пост в Министерстве воздушного флота, пост начальника главного штаба ВВС и командующего этим видом вооруженных сил в период его становления, начавшийся в 1933 г.»^{433}. Немецкий ас генерал Адольф Галланд, командир истребительной авиации Люфтваффе, критически относившийся к Герингу, писал, что тот понимал, каким способом для Люфтваффе можно создать такое положение, которое обязана занимать авиация в структуре континентальной военной мощи. Именно благодаря Герингу важность ВВС в современной войне была осознана в Германии в нужное время, ясно и основательно^{434}.

Хотя по вине того же Геринга Люфтваффе, в отличие от ВВС США и Англии, не смогли создать стратегическую и морскую авиацию. Правда, в отличие от советских ВВС, Люфтваффе не деградировали до «летающей артиллерии», но сохранили значительную степень независимости от сухопутных сил. Рассматривая роль авиации в Красной армии, немецкий генерал Меллентин отмечал, что РККА не имела стратегической авиации, и те немногие удары, которые наносила ее авиация дальнего действия, не причиняли никакого ущерба немцам. Самолеты-разведчики иногда углублялись в немецкое расположение на 50–100 км, но истребители и бомбардировщики редко залетали за линию фронта больше, чем на 30 км. Поэтому даже в самые тяжелые для вермахта периоды войны передвижение войск и грузов в тыловых районах проходило беспрепятственно. Советская авиация использовалась в основном для решения тактических задач, и с лета 1943 г. советские самолеты с утра до вечера висели над полем боя^{435}. Напротив, в Германии Люфтваффе с самого начала имели большую свободу действий и самостоятельность, а следовательно, и большую эффективность.

По впечатлениям командующего истребительной авиацией Люфтваффе генерала Адольфа Галланда, советскому командованию было свойственно весьма примитивное представление о стратегических возможностях авиации — для них она была «летающей артиллерией». Но, хотя количество сбитых советских самолетов достигало астрономических цифр, это приносило Люфтваффе только временный и локальный успех, потому что большинство советских авиационных центров находилось вне пределов досягаемости немцев. Галланд писал: «Ощущение было такое, как если бы кто-то пытался искоренить гнезда муравьев, уничтожая их поодиночке, будучи не в силах добраться до самого муравейника»^{436}.

Помимо Геринга, наибольший вклад в развитие Люфтваффе внесли генерал Вальтер Вефер, фельдмаршал Хуго Шперрле, фельдмаршал Вольфрам фон Рихтхофен и генерал Курт Ешоннек. Стратегической координации в строительстве различных родов войск в нацистской Германии не было, и в начальный период милитаризации страны Гитлер дал трем родам войск карт-бланш в программе вооружений: в итоге от этого выиграл Люфтваффе. В 1939 г. Гитлер приказал увеличить Люфтваффе в 5 раз, что потребовало затрат, равных немецким военным расходам за 1933–1939 гг. В дальнейшем, правда, волюнтаристская манера распределения ресурсов обернулась против Люфтваффе: так, в проект ракеты V–2, которая должна была перенести 500 кг взрывчатки на 500 км, Гитлер вложил 1/3 средств, потраченных американцами на «Манхэттенский проект»^{437}. Этих финансов, по подсчетам английского Strategic Bombing Survey, хватило бы на строительство 24 тысяч бомбардировщиков.

Помимо колоссальных средств, вложенных в строительство Люфтваффе, большую роль в его организации сыграли и традиции немецкой военной авиации. Свою мощь немецкие ВВС доказали еще во время Первой мировой войны: они превосходили соперников в новаторской тактике и организационных достижениях. Именно в немецких ВВС были созданы первые крупные летные соединения из нескольких эскадрилий. Создание в 1917 г. первой истребительной эскадрильи Манфреда Рихтхофена было по-настоящему революционным актом. Несмотря на численное превосходство противника от 2:1 до 3:1, немецкие авиаторы в течение всей Первой мировой войны имели преимущество в воздухе благодаря превосходной тактике, уровню подготовки летчиков и командного состава. Эти факторы во многом и предопределили соотношение потерь Антанты и Германии, которое составило от 2:1 до 3:1.^{438} Разумеется, опыт Первой мировой был в полной мере использован Люфтваффе.