Перед лицом проблем в продовольственном снабжении населения Гитлер (в 1935–1936 гг.) был готов даже отказаться от ввоза важных для развития программы вооружений товаров, лишь бы не вводить продовольственные карточки и не провоцировать народ на проявление неудовольствия. В 1938 г., несмотря на настойчивые просьбы министерства продовольствия и сельского хозяйства, Гитлер категорически отверг предложение о повышении цен на продукты питания, так как оно могло отрицательно повлиять на жизненный уровень населения.
Несмотря на «почтение» Гитлера к различным аспектам социально-экономической политики, он, тем не менее, неоднократно указывал, что не существует специфически экономической политики, но существует просто политика; соответственно, любые экономические вопросы он воспринимал как второстепенные. Гитлер был убежден, что экономика — это простое дело, совершенно не нуждающееся в какой-либо теории{38}. Правда, на начальной стадии борьбы за избирателей Гитлер, отдавая должное пропагандистской ценности и действенности лозунгов о «процентном рабстве» и «еврейско-капиталистической эксплуатации», привлек в качестве главного «специалиста» в области макроэкономики Готтфрида Федера, который безоглядно спекулировал на симпатиях простых немцев к социализму, активной социальной политике государства. Некоторое время Федер считался ключевой фигурой в формировании нацистской экономической политики, но его звезда закатилась еще до прихода нацистов к власти. Гораздо серьезнее повлиял на взгляды Гитлера на экономическую политику колоритный и интересный человек (в отличие от поверхностного Федера) Отто Вагенер, являвшийся доверенным лицом фюрера вплоть до июня 1934 г.
Вагенер, происходивший из семьи фабриканта, во время Первой мировой войны командовал батальоном, в 20-е годы занимался бизнесом, а после знакомства с Гитлером уверовал в «божественный гений» последнего. В 1929 г. Вагенер некоторое время занимал ответственный пост начальника штаба СА, а после того как Гитлер уговорил возглавить СА Э. Рема, он попросил Гитлера назначить его руководителем политэкономического отдела (Wirtschaftspolitische Abteilung) центрального руководства партии. К работе в своем отделе Вагенер привлек будущего министра экономики Третьего Рейха Вальтера Функа.
В качестве руководителя этого отдела Вагенер сблизился с Гитлером и часто и подолгу с ним беседовал. В этих беседах Вагенер высказывался за третий путь (между социализмом и капитализмом); этот путь он называл «социальное хозяйство». Вагенер отвергал национализацию средств производства и вместо нее предлагал постепенный переход прав собственности от нынешних владельцев к тем, кто сможет управлять ими по-настоящему эффективно. Это отвечало и убеждениям Гитлера: «Я никогда не утверждал, что все предприятия должны быть национализированы. Нет, я говорил, что мы могли бы национализировать те предприятия, которые наносят ущерб национальным интересам. В других же случаях я считал бы преступлением разрушение важнейших элементов нашей экономической жизни. Возьмите итальянский фашизм. Наше национал-социалистическое государство, как и фашистское государство, должно стоять на страже интересов как рабочих, так и работодателей, и выполнять функции арбитра в случае возникновения споров»{39}. Вагенер предлагал ввести систему «перехода прав собственности» — этот процесс должен был регулироваться государством{40}. Вагенер планировал (по образцу фашистской Италии) введение «корпоративного самоуправления» с совещательными функциями. Все отрасли производства на местном уровне объединяются в «экономические советы» (Wirtschaftsreite), в которых труд и капитал должны быть представлены в одинаковых долях. «Экономические советы» отправляют своих депутатов в региональные «палаты экономики», а те — на «имперский экономический совет» (Reichswirtschaftsrat), который должен был консультировать политическую власть. С помощью этой корпоративной структуры планировалось достичь равномерного распределения прибыли и достичь необходимого уровня финансирования социальных программ. В мемуарах Вагенер писал, что Гитлер живо интересовался этой программой, и они с интересом обсуждали ее детали{41}. Гитлер, однако, настоял на сохранении планов Вагенера в тайне до его (Гитлера) прихода к власти, чтобы эти планы не были использованы политическими противниками нацистов в предвыборной борьбе. Вагенер, таким образом, должен был дожидаться прихода нацистов к власти, а тем временем в ближайшем гитлеровском окружении усиливались его противники — Вальтер Функ и Вильгельм Кепплер, ориентировавшиеся на крупный бизнес. После 1933 г. большое влияние на Гитлера оказывал убежденный рыночник, немецкий финансовый гений Яльмар Шахт. По всей видимости, Гитлер опасался того, что радикализм теоретических построений Вагенера отпугнет многих сторонников партии, поэтому к его планам он более не возвращался и под благовидным предлогом отстранил Вагенера от руководства экономической политикой партии. После прихода к власти Гитлера Вагенер во главе отряда СА занял резиденцию самой крупной немецкой предпринимательской организации «Имперский союз немецкой промышленности», дабы приступить к «аризации» и «унификации», но Гитлер, не желая скандала, отобрал у него полномочия имперского комиссара экономики[1].
Представляется, однако, что отношение фюрера к экономике и ее специфическим проблемам наиболее полно и универсально характеризуют строки в «Майн кампф», в которых он распространяется о том, что внутренняя сила и мощь государства очень редко совпадает с периодами его экономического процветания: «пример аскетической и бедной Пруссии как раз с удивительной точностью доказывает, что не материальное благосостояние, а идеальные добродетели, связанные с жертвенностью и готовностью к борьбе, способствуют созданию сильного и устойчивого национального государства»{42}. Гитлеру не откажешь в последовательности: в отношении к экономике и в оценках экономических теорий он до конца остался верен постулату, высказанному в «Майн кампф»: «Государство не имеет ничего общего с конкретной экономической концепцией или развитием… Государство является расовым организмом, а не экономической организацией. Внутренняя сила государства лишь в редких случаях совпадает с так называемым экономическим процветанием; последнее, как свидетельствуют многочисленные примеры, указывает на приближающийся крах государства. Пруссия с исключительной наглядностью подтверждает, что не материальные средства, а лишь идейные ценности позволяют создать государство. Только при их наличии может благоприятно развиваться экономическая жизнь. Всегда, когда в Германии отмечался политический подъем, экономические условия начинали улучшаться, и всегда, когда экономические условия становились первостепенной заботой народа, а идейные ценности отходили на второй план, государство разваливалось, и вскоре возникали экономические трудности. До сих пор никогда в основе государства не лежали мирные экономические средства»{43}.
Если этой обширной выдержки недостаточно, и если уместно в шутливой форме изобразить представления Гитлера об экономике как науке, то, наверное, для этого лучше всего подошли бы слова блестящей английской экономистки Джоан Робинсон: «Смысл изучения экономической теории не в том, чтобы получить набор готовых ответов на экономические вопросы, а в том, чтобы не попасться на удочку экономистам». Иными словами, у Гитлера не было устойчивых представлений о том, как следует строить экономику, но он был твердо убежден, что никакой специфической экономической политики не существует, нужна только твердая власть. Граф Шверин фон Крозиг, бывший первое время министром финансов у Гитлера, писал в мемуарах: «Предупреждение об инфляции Гитлер вовсе отвергал совсем не ложным утверждением, что при сильном правительстве не может быть инфляции. Отсюда проистекало и его совершенно здоровое чувство, что расходы всегда следует держать в рамках доходов»{44}. Сам Гитлер весьма трезво оценивал собственную экономическую политику в разговоре с Шахтом: «Основной причиной стабильности нашей валюты являются концлагеря»{45}.
