Он намекал. Я достал бумажник, выудил стодолларовую банкноту и протянул ему.

— Не убирай пока свой бумажник. У меня есть еще новость. И большая.

Я улыбнулся. Может, не очень искренне, но улыбнулся:

— Большую новость ты припас напоследок?

— Это мой бизнес, Скотт.

Я вынул полсотни, две двадцатки и десятку и убрал бумажник.

— Настолько большая?

— Еще бы. Ты даже не поморщишься.

Я сложил банкноты пополам и протянул ему:

— Вперед.

— Твой телефон на подслушке.

Я вытаращился на него.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Точнее, оба твоих телефона подслушиваются.

Я отдал ему сотню.

— Ты ведь знаешь «Тропикс»? — спросил он.

— Конечно, — это был бар с музыкальным автоматом в центре Лос-Анджелеса. Им владел через подставное лицо один рецидивист с двумя отсидками за спиной, которому нравилось общество родственных птичек. В его баре недавно освободившийся из тюрьмы клиент мог спокойно выпить и насладиться общением с корешами. Случайно забредшим в него туристам этот бар показался бы скучным и бесцветным. Но если ты не турист и сечешь по фене, ты можешь иногда услышать весьма любопытные и красочные разговоры.

— Я был там вчера ночью, — продолжал Бенни, — пил пиво и прислушивался ко всему, что могло бы заинтересовать тебя. И кто бы ты думал зашел туда? Один из твоих коллег — Нил, не знаю его фамилии. Маленький, круглолицый парень с толстым задом.

Я понял, о ком он говорил: бывший частный детектив, лишенный своего патента, но не потерявший своих энциклопедических познаний в электронике и умения устанавливать подслушки. Мы поддерживали вполне дружеские отношения, но теперь им пришел конец.

Бенни продолжал рассказывать:

— С ним была шикарная блондинка, на два фута выше его, роскошно сложенная. — На его лице промелькнула усмешка. — Они заняли заднюю кабинку рядом с мужским сортиром. Оба уже здорово набрались и продолжали пить неразбавленное. — Он открыл дверь кабинки и швырнул туда окурок. Послышалось шипение, свидетельствовавшее, что он попал точно в цель. — Короче, я зашел в сортир, оставив щель в двери. Нил старался произвести впечатление на эту бабенку, но ему никак не удавалось уговорить ее. Наконец он похвастался, что только что установил подслушку на пещеру Шелла Скотта. Сказал: «Я так опутал сукина сына проводами, что он даже икнуть не может без того, чтобы я этого не записал». Это произвело впечатление на девицу.

— Так и сказал: «сукина сына»?

— Ага. Для начала. Хочешь услышать, как еще он тебя называл?

— Забудь об этом. Он устроил подслушивание только телефонов или всей квартиры?

— Как я слышал, только телефонов.

— Он не проговорился, для кого сделал это?

— Нет.

— Не в курсе, где я мог бы найти его сейчас?

— Опять же нет.

— Почему ты не позвонил вчера же ночью?

— Я звонил. Он и блондинка появились в баре около одиннадцати. Я позвонил где-то в полночь. Ты не ответил. Да и не очень-то мне хотелось звонить по подслушиваемому телефону. Отложил на утро. Черт, ты должен сказать спасибо за то, что я вообще позвонил!

— Я больше чем благодарен...

— Я провел сорок минут в этом треклятом нужнике. Сорок минут прижимая ухо к щели и зажимая нос. — Он оглядел белые стены. — Сортиры... История моей жизни...

— Ты хочешь сверхурочной оплаты, Бенни?

Он покачал головой.

— Я хотел два куска и получил их. Я доволен. А ты?

— Пожалуй, больше, чем ты.

— Хорошо. — На его лице снова промелькнула улыбка. — Теперь, когда я живу честно.

Время шло к полудню, когда я съехал с шоссе в сторону Голливуда, намереваясь побывать на Кипарисовой дороге и осмотреть район, где — может быть — шайка Ники Домано устроила свою штаб-квартиру.

Остаток утра я потратил на проверку звонков, которые зафиксировала Хэйзел, телефонистка с коммутатора здания «Гамильтон», где находится мой офис, и на попытки найти Нила. Звонки, как оказалось, не имели отношения к делу Александера-Домано.

В «Тропиксе» я узнал имя блондинки, с которой накануне ночью гулял Нил, но никто не мог сообщить, где можно отыскать ее или самого Нила. Когда я наконец найду его, я задам ему такую трепку, что у него будет полное основание называть меня «сукиным сыном».

По боковому шоссе я выехал на Сенсет, остановился у перекрестка, но невнимательно проверил Бульвар слева. Услышав звериный рык клаксона, я врезал по тормозам — в футе от моего переднего бампера проревел огромный красный бензовоз.

Я ухитрился все же влиться в поток машин на Сенсете, ни с кем не столкнувшись и не испытав сердечного приступа. Можно умереть и не от пуль, подумал я. Для этого есть множество способов. Хватит и малейшей неосторожности...

Тут-то меня и осенило.

Мысли проносились в моей голове, как маленькие красные бензовозики.

Говорят, перед глазами умирающего человека проскакивает вся прожитая им жизнь. Со мной этого не случилось, но бензовоз, проскочивший так близко от меня, сдвинул немного тумблеры в моей голове. Все случившееся с того момента, как Зазу позвонила в мою дверь, пробежало перед моим мысленным взором, и я сказал вслух:

— Черт! Почему бы и нет?

Я обкатал эту мысль, взвесил ее. Остановившись перед красным светом, я протянул руку под приборную доску, взял трубку радиотелефона, назвался и попросил соединить меня с отделом по расследованию убийств. К тому времени, когда зажегся зеленый, мне ответил Сэмсон.

— Сэм, здесь Шелл. Кажется, я знаю, как найти тело Мэтью Омара.

— Тело? Ты так уверен, что он мертв?

— Ясно, мертв.

Сэм выругался. Я как-то и не подумал, что ни к чему ему еще один труп с дырками.

— И ты можешь это доказать?

— Да нет. Но...

— Так я и думал, Шелл, через десять минут я встречаюсь с шефом. В его обеденный перерыв и мой тоже. А через пару часов на похоронах Гарри Дайка соберется около сорока головорезов, кипящих злобой к Домано и его бандитам. Мало было смерти Дайка, так еще убили и Верма. Если же появится и труп Омара...

Его голос замолк. Не то, чтобы он перестал говорить, — просто мой радиотелефон был на последнем издыхании. Он барахлил уже с неделю. Я плохо соображаю во всяких там микросхемах и тому подобном, но до сих пор я ухитрялся налаживать его. Для этого нужно было всего лишь удачно стукнуть ногой по маленькому ящичку, и он опять начинал фурычить. Какое-то время.

— Минутку, Сэм, я тебя не слышу...

Я замолчал — он тоже вряд ли слышал меня. Чувствовал я себя глуповато, как любой набравший номер и услышавший в ответ: «Вы ошиблись номером». Я поднял ногу, прицелился и — бац! Попал точно. Надо или починить радиотелефон, или купить новую пару туфель. Однако и на этот раз сработало.

Сразу после «баца» послышалось:

— ...Они выслушают панегирик о том, каким замечательным парнем был их кореш, потом пройдут мимо гроба, чтобы посмотреть на него...

— О’кей, Сэм, я понимаю, что ты занят.

Таким разговорчивым Сэм бывает не чаще раза в год. Я знал, что он испытывал большое давление. Газеты наседали на отдел, а шеф наседал на Сэма, и ему, как я догадывался, нужно было хоть изредка спускать пар. К тому же он наверняка не спал последние сутки, если не дольше. Поэтому и не был расположен к выслушиванию сложных объяснений.

Я катил по Сенсету, приближаясь к Винной, перестроился в левый ряд и продолжил:

— Забудь все, что я говорил, Сэм. У меня появилась другая идея.

— Мне не нравится...

— Есть что—нибудь новое из лаборатории?

— Кровь в «люксе» в обоих случаях группы О, резус-фактор отрицательный. Под ковром в доме Омара — положительный. Но это мало что дает. У Омара может быть любая группа. Мы этого не узнаем, пока не найдем самого Омара. Или его тело.

— Блестяще.

— Чего там блестящего...

— Я найду его для тебя... Так я думаю. Сэм, не беспокойся об этом. Только сделай одолжение. Подожди у телефона, пока я не перезвоню, хорошо?

— Я же сказал, что через десять минут... черт, уже через пять...