Мужик ответил не сразу.

— Кто вы будете? — спросил он.

— Заблудились… От парохода отстали…

Прошли в маленькую избу. Как на невиданную роскошь, набросились на хлеб. Хозяин же заинтересовался соболем. Произошла мена. Взяли за соболя только то, что нужно было: огниво с трутом, хлеба, махорки и половину газеты на раскурку.

— Какая река это? — спросили,

— Бахта.

— А Енисей?

— И Енисей здесь. Проселок пройдете, — тут и Енисей.

— До Подкаменной далеко?

— Полтораста верст считают. Теперь поселки чаще будут, верст через тридцать-сорок, да все больше по тому берегу.

Хозяин перевез их через Бахту. Вышли на берег. На высоком берегу спала деревня Бахтинская.

— Здесь осторожнее, — сказал хозяин лодки. — Здесь милиция и следователь из города. Убивство здесь приключилось. Вот и лодка их стоит, катер, что ли…

— А что нам бояться?

— Как чего? Разве не вижу, что красные. Ну, помогай вам бог.

Шли по берегу Енисея. Там, среди черных рыбацких лодок, стояла стройная белая моторная лодка.

— Для нас подали, — пошутил Черных.

— А, что же, — сказал Звонарев, — едемте на ней. Этак в три дня мы будем в Енисейске.

— Мотор зашумит, они живо выбегут, стрельбу откроют.

— Они и без всякого мотора могут это сделать, стоит только им увидеть нас. — С этими словами Звонарев шагнул в моторку.

Товарищи молча последовали за ним.

Через несколько минут затрещал, зашумел мотор, и лодка быстро очутилась на середине Енисея. На берег выбежало несколько человек. Двое выстрелили, но пули перелетели и шлепнулись в воду. Моторка приблизилась к левому берегу и скрылась за поворотом реки.

Теперь была опасность, что милиция, добравшись до первого села, будет телеграфировать в Енисейск о задержании моторной лодки. Решили ехать, пока будет возможно, и при первом появлении опасности высадиться. Дальше Енисейска все равно ехать не представлялось возможным. Там уже гуще население, еженедельные рейсы парохода, больше властей. И вся жизнь скопилась по берегам Енисея. Правда, уже и здесь и в стороне, по Старо-Ачинскому тракту, были села к целые волости, но все же не было прибрежного оживления,

В худшем случае оповещенные власти могли выслать навстречу моторке вооруженный катер.

Но ведь почти тысяча верст пешком была бы еще богаче опасностями. В ней не было бы крупных смелых ставок на свободу и жизнь, но там каждая секунда подстерегала бы бессмысленной смертью.

Семьсот слишком верст до первого волостного села Анциферова проехали без всяких затруднений. Только из деревни Назимовой, которую проезжали утром, раздался выстрел.

— Здесь телеграф есть. Значит, и сюда дали знать, — сказал Черных.

— И значит, дальше нас готовятся встретить, — добавил Звонарев. — Сейчас мы едем, а отсюда в Енисейск телеграмму дают:

«Остановить не удалось, задержите».

Анциферово проезжали вечером. Здесь на Енисее образуется небольшая извилина, как называют ее здесь «труба», поэтому, завернув, моторка неожиданно очутилась перед селом. Пока отошла к правому берегу, от села отчалили две лодки и двинулись на перерез. С лодки раздался залп из четырех винтовок. От борта моторки отлетели щепки. Ельцов вскрикнул и схватился за руку.

Звонарев и Черных ответили залпом. На передней лодке кто-то упал. Это задержало ее. Моторка оказалась на одной линии с лодками. Теперь, если выдержать два залпа, моторка успеет скрыться за поворотом. Лодки против течения на веслах сразу отстанут.

С приближающихся лодок раздался второй залп. Перелет.

— Целься вернее, — сказал Звонарев.

Два выстрела свалили двоих. Лодки повернули к берегу. С них раздался одинокий выстрел, пробивший борт моторки и слегка ранивший Звонарева в ногу.

Моторка продолжала путь. Туманов сделал раненым перевязки.

— Теперь мы не выдержим ни одной стычки. Осталось два патрона, — сказал Черных.

— А вся опасность впереди, — заметил Звонарев. — Теперь мы выезжаем в населенный район.

Всю ночь и половину дня проехали без еды. Начинал мучить голод. Тогда решили пристать к показавшейся деревне. К под'ехавшей к берегу моторке высыпала целая куча женщин и детей. Когда попросили хлеба, три женщины побежали в высоко стоявшие избы и вынесли три каравая хлеба и двух соленых омулей. В уплату давали им пиджак Ельцова, но они отказались.

Подкрепившись, товарищи продолжали путь. Было напряженно-тревожное чувство. До города Енисейска оставалось только тридцать верст.

— Где высадиться? — Этот вопрос должен был разрешить Черных, как наиболее знакомый с местностью. Решили так: как только покажется Енисейск, высадиться на левый берег и выбраться к Старо-Ачинскому тракту.

Уже темнело, когда проехали деревню Усть-Кемское и оказались, перед устьем Кеми. Впереди показались мигающие огоньки бакенов и горящие на солнечном закате золотые макушки церквей и монастырей Енисейска. В четырех верстах был Енисейск.

— Вот здесь, за Кемью, и высадимся, — сказал Черных, — и направил к берегу моторку. Но здесь его схватил за руку Звонарев.

— Подожди, — сказал он. — Я ведь бывал в Енисейском уезде. Мне помнится, что по Кеми почти нет деревень.

— В Енисейском уезде по Кеми только одна деревня. Это за полтораста верст, — вспомнил Черных. — Мы можем по ней безбоязненно проехать весь уезд на юг.

— Я не возражаю, только бы скорей, — сказал Ельцов.

Лодка в'ехала в устье Кеми. С обоих берегов над рекой нависли высокие, густые кусты тальника. Стало темно.

Река Кемь — таежная река. Она протянулась вдоль всей западной части Енисейского уезда, разрезав ее на две совсем изолированные части. Течет Кемь почти параллельно Енисею и Старо-Ачинскому тракту и только в одном месте пересекается заброшенной дорогой — Сотниково — Бельское с десятидворным поселком на всем пятидесятиверстном протяжении дороги. Только в низовье, где в Кемь впадает речка Тыя, стоит деревня Малобельская.

Эту деревню миновали ночью. Весь день проехали по рослому густому кедровнику. Спугнули шумом мотора громадного черно-седого медведя, один раз наскочили на мель и утром под'ехали к отличному деревянному мосту, протянувшемуся над водой на семьдесят сажен.

Этот мост был для всех неожиданностью.

— Куда мы заехали?

— Значит, устье Белой мы проехали ночью. Дальше ехать нельзя, а то отклонимся от тракта.

Привязали моторку к кустам и вскарабкались на берег. Сразу за мостом встретили крестьянина.

Оказалось, что здесь маленькая новосельческая деревушка — Михайловское. Крестьянин встретил их радушно. Рассказал, что и он в довоенное время был рабочим. Работал на Путиловском заводе в Петербурге.

Узнали от него и о судьбе сдавшихся товарищей. Аду Лебедеву по пути в тюрьму казаки вытащили арканом из рядов конвоя и, изрубив на части, бросили под мост речки Качи. Такая же судьба постигла товарищей Марковского и Порадовского. Вейнбаум, Боград и другие сидят в тюрьме под ежедневной угрозой расстрела.

Отдали этому крестьянину на хранение моторку.

— До нашей власти, — пояснил Звонарев.

Крестьянин снабдил их противогнусными сетками и хлебом и взялся довезти на лошадях до села Бельского.

Тридцать верст по скверной заброшенной дороге без мостов, через речки и болота, проехали только к вечеру.

— Теперь держите путь на Большую Кеть, — сказал крестьянин, прощаясь. — Да осторожней здесь. Под Муртой кулачье так просто и охотится на красногвардейцев. Подстрелит, сапоги снимет и бросит, как собаку, издыхать.

Перейдя Белую по мельничной плотине, товарищи обошли село Бельское и вышли на Старо-Ачинский тракт. Шли по лесу, временами выходили на дорогу, чтобы не отклониться от нее. Ночевали под открытым небом в стороне от дороги.