В своей прошлой жизни Кот был успешным менеджером в крупной фармацевтической компании и был почти счастлив. Его окружали достойные люди, красивые вещи и хорошие автомобили. Он был любим и любил в ответ. Женщин, друзей, дело, которым занимался. Его ценили. У него были отличные перспективы и почти наверняка его ждало блестящее будущее.

Все это было очень давно. Целую вечность назад.

Очень скоро ему предстояло умереть от голода – и это не самый плохой вариант. Гораздо хуже, если «соседи» найдут способ забраться на чердак старенького одноэтажного дома, где он от них укрылся. Кот решил для себя, что если это произойдет, он будет убивать проклятых тварей столько, сколько сможет, а потом выбросится из дверного проема головой вниз – прямо на асфальтовую площадку рядом с домом.

Можно было не ждать развязки, а «взять инициативу в свои руки». Зачем оттягивать неизбежное? Нужно всего лишь сделать шаг в пустоту, чтобы через мгновение уйти в лучший мир.

Но Кот старался не думать об этом. С детства он боялся высоты, еще сильнее боялся тех, кто ждал его внизу. Если по какой-то дурацкой случайности он выживет после падения, собравшиеся вокруг дома твари будут отрывать от него - все еще живого и находящегося в сознании, небольшие, сочащиеся кровью куски плоти. От этой мысли Кота передернуло и он сильнее сжал в руках заточенный черенок от лопаты – свое единственное оружие.

На полу рядом с ним лежал скомканный спальный мешок, несколько вылизанных до зеркальной чистоты консервных банок, старый туристический котелок с гнутой дужкой, наполненный дождевой водой. Перочинный ножик, ложка, жестяная кружка, кульки, в которых когда-то были черный чай и сахар. Еще какая-то ненужная мелочь, наподобие разряженного мобильного телефона и игральных карт.

Осколки прошлого. Напоминание о том, чего он навсегда лишился. Давно пора было выбросить весь этот хлам, но каждый раз находились причины не делать этого. Ведь глупость же полная! Зачем ему нужен мобильный телефон? Даже если его батарея волшебным образом зарядится, звонить ему все равно было некому. Кот знал это совершенно точно.

Мир за пределами чердака выглядел так, словно ничего не произошло. Обычная дорога-гравийка, почти высохшая после недавнего дождя и одно–двух этажные дома вдоль нее. Гаражи, какие-то сараи, теплицы, фруктовые деревья, виноградники. Еще дальше начинались широкие полосы огородов, разделенные между соседями чисто символическими заборчиками. Тишь да гладь.

Но было что-то зловещее в этой тишине. В домах вокруг, в зарастающих сорняками огородах рядом с ними, даже в воздухе, насквозь пропитанном сладковатым ароматом разложения и смерти. Самый отчаянный авантюрист, ценящий свою жизнь не дороже мелкой монеты - бежал бы отсюда сломя голову. Но неоткуда здесь было взяться такому человеку. Самых беспомощных и безрассудных съели в первые дни, остальных убили чуть позже.

Для немногих везунчиков, волею случая оставшихся в живых после начала Катаклизма, одиночество и страх неминуемой смерти стали слишком тяжелым испытанием. Через неделю-полторы, когда стало окончательно ясно, что возврата нет и надежды тоже нет, они решили похоронить себя вместе с умершим миром. Самоубийцы, суицидники. Упрекать их было некому.

Кот не знал об этом – все время с начала Катаклизма он провел на своем чердаке. Он многое бы отдал за то, чтобы услышать сухой треск автоматных очередей на соседней улице. Или нарастающий гул пикирующего бомбардировщика, идущего в атаку, лязг танковых гусениц, далекий залп артиллерийской батареи или даже крепкий мат усталой, злой группы мародеров, не чурающихся случайных убийств…

Но ничего не происходило. Один день был копией предыдущего и следующий обещал стать таким же. Только последние консервы были съедены целую вечность назад, а ночами становилось заметно прохладней.

Собак убили первыми. Привязанные к своим будкам, они стали легкой добычей. Птицу и свиней задрали чуть позже. Последними убивали коров – сразу полтора десятка тварей окружали бедную скотину и били ее лопатами, кирпичами, кусками арматуры – всем, что попадалось им под руку. Обезумевшие от боли животные прорывались сквозь толпу своих мучителей, но твари цеплялись за ноги, за шею… Не ведая страха, не думая о смерти. Потому что они уже были мертвы. Все они.

Мертвая станица. Станица с ожившими мертвецами.

Кот лениво наблюдал за ближайшим своим «надсмотрщиком». Это был вполне еще бодрый дедушка лет 60-ти, в изодранной ночной пижаме с пятнами свернувшейся крови на рукавах и в домашних тапочках. В руках он держал железный кухонный молоток. Дед спрятался от солнца в тени забора, да еще и залез в густые заросли смородины. Чем он там занимался, было не разобрать, да и какая разница? Больше чем за месяц своего заточения Кот всякого насмотрелся и изучил своих «соседей» вдоль и поперек.

Твари любили сырость. Когда шел дождь, они выходили из своих укрытий и впитывали в себя падающую с неба воду, словно губка. Лужи, остающиеся после дождя часто посещались ими, и это было отвратительней всего – как свиньи они месили грязь своими телами, стараясь вобрать в себя как можно больше жидкости.

Солнце не убивало их и не ранило. Как понял Кот, оно просто сушило их. Твари без особого дискомфорта расхаживали под солнечными лучами, но впадать в спячку предпочитали все-таки в местах сырых, темных.

Проем его чердака выходил на крохотную площадку перед домом, по бокам расположились густые заросли гладиолусов и каких-то топинамбуров. Кот совершенно не разбирался во всем этом цветочном многообразии, а вот бабушка его очень любила разные лютики-цветочки. Картошку с помидорами она уже давно не сажала – силы были уже не те, чтобы всерьез огородничать, да и родня помогала продуктами. Царствие ей небесное…

Недалеко от калитки стояли соседи – тетя Галя со своим мужем Володей. Они жили в доме напротив. Две недели назад они поймали и съели на своем участке последних кур, и однажды утром Кот увидел их на площадке перед своим чердаком. Оба они были вымазаны грязью с ног до головы так, что даже одежды не было видно. Дядя Володя держал в руках длинную палку и пристально рассматривал дверцу, ведущую на чердак. Тетя Галя в это время обходила дом в поисках лазейки, которая смогла бы привести их наверх, к вожделенному мясу…

Для Кота это не стало чем-то удивительным. К тому времени его осаждали уже семь или восемь голодных тварей – это только те, которых он смог разглядеть. Сколько их находилось вне поля его зрения, можно было только гадать. Про «большой мир» Кот старался вообще не думать. Зачем думать о том, чего больше нет?

Как-то сами собой нахлынули воспоминания. Все чаще и чаще Кот погружался в это сладкое, почти наркотическое забытие. Его разум, сходящий с ума от голода и безысходности, искал в нем спасение от ужасающей реальности и средство для того, чтобы защитить свой рассудок от безумия. Но вместо этого он находил только усиливающуюся слабость в теле, апатию, а иногда и слезы.

Чаще это происходило вечером, когда окружающие предметы теряли привычные формы и чердак погружался в темноту. В такие моменты картинки из его прошлой жизни проносились перед глазами Кота, почти касаясь его грязного, воняющего нечистотами тела. И он заливался беззвучным плачем. Тогда призраки прошлого уходили обратно во мрак, не в силах ничем ему помочь – они были всего лишь плодом его воображения. Миражами, воспоминаниями о безвозвратно потерянном мире.

Он – последний. Ему некого стесняться, не перед кем оправдываться за собственную слабость. За жизнь, которую он сохранил лишь благодаря какому-то чуду. Жизни, которой он так и не смог найти достойного применения.