Джарабб улыбнулся. Он видел, как разгораются темные огни в глазах командира. А это значит… едва будут пролаяны приказы, едва вестники оставят за собой пыльные следы, настроение вождя резко улучшится. Вполне возможно, он снова созреет для… игр.

Стоит позаботиться, чтобы старухи — жены вождя не оказалось поблизости.

Надежному Щиту Танакалиану было неуютно в кольчуге. Ватник протерся на правом плече; нужно было починить еще утром, но он слишком торопился, желая наблюдать высадку первых когорт Серых Шлемов на негостеприимный берег.

Как он ни спешил, Смертный Меч Кругхева уже стояла на возвышенности, покраснев под тяжелым шлемом. Хотя солнце едва показалось над восточными пиками, воздух успел стать спертым, душным. Вокруг кишели насекомые. Приблизившись, он сможет узреть в ее глазах рок бесчисленных эпических поэм, словно она посвятила жизнь впитыванию трагедий падения тысяч цивилизаций и находит в этом дикарское наслаждение.

Да, она была священным ужасом, эта суровая, стальная женщина.

Подойдя к ней, он отвесил поклон. — Смертный Меч. Что за судьбоносное мгновение!

— Однако лишь двое стоят здесь, сир, — пророкотала она, — хотя должны были стоять трое.

Он кивнул. — Нужно избрать нового Дестрианта. О ком среди старейшин вы думаете, Смертный Меч?

Четыре широких и прочных баржи — авара отделились от «Престолов Войны» и сверкали веслами, быстро двигаясь по извилистому каналу. Прилив вовсе не помогал им. Гавань должна бы вздуться, но вместо этого она беспорядочно волнуется, словно засмущавшись. Танакалиан прищурился, смотря на передний авар и ожидая, что тот застрянет у берега. Тяжеловооруженным братьям и сестрам придется спрыгнуть на болотистую почву. Он гадал, глубока ли там грязь.

— Еще не решила, — призналась наконец Кругхева. — Ни одному из наших старейшин не случилось быть достаточно старым.

Весьма точно. Тяжелое морское путешествие стоило жизни более двадцати дряхлым братьям и сестрам.

Танакалиан повернулся и стал разглядывать два укрепления, построенных в двух тысячах шагов на берегу — одно на этой стороне реки, второе на противоположной, западной. До сих пор у них не было прямого контакта с делегацией Акрюна — с толпой ощетинившихся пиками, беспрестанно поющих варваров, которых явно недаром называют любителями почестей. Оставаясь на той стороне реки, акрюнаи могут петь, пока горы не сползут в море…

Лагерь Болкандо — все разрастающийся городок разноцветных шатров — уже пробудился. Похоже, близость высадки Напасти привело их в бешенство. Странные люди эти болкандийцы. Покрытые шрамами, но изнеженные; вежливые, но кровожадные. Танакалиан не доверял им. Было заметно, что в качестве сопровождения через горные перевалы подготовлена целая армия — тысячи три или четыре солдат. Он не думал, что средний болкандиец сравнится силой с Серым Щитом, но само их число заставляло беспокоиться.

— Смертный Меч, — сказал он, — мы идем в объятия измены?

— Рассматривайте путешествие как проходящее по враждебной территории, Надежный Щит. Мы идем в доспехах, с оружием. Если эскорт болкандийкев поднимется на перевал первым, я не найду причин для тревоги. А если они разделятся на авангард и арьергард, придется оценить силу арьергарда. Если он будет малым, нам можно успокоиться. Если же он будет слишком большим в сравнении с передовыми частями, можно заподозрить: за перевалом поджидает вторая армия. Учитывая, — продолжала она, — что мы пойдем колонной, такая засада причинит немало хлопот, по крайней мере вначале.

— Будем же надеяться, — вздохнул Танакалиан, — что они намерены принять нас с честью.

— Если нет — они пожалеют о собственной дерзости, сир.

Три легиона, восемнадцать когорт и три вспомогательных роты. Пять тысяч братьев и сестер в наземной операции. Остальные легионы пойдут на «Престолах Войны» вдоль плохо показанных на карте берегов, отыскивая Пеласиарское море. Адъюнкт и Кругхева согласно решили, что Горячим Слезам требуется поддержка. Учитывая, что Пустоши столь бесплодны, Охотникам придется идти отдельно от более южных сил, которые составит конница хундрилов и пехота Напасти. Два соединения пройдут параллельными маршрутами на расстоянии приметно двадцати лиг, пока не достигнут первого королевства восточнее Пустошей.

Кругхева убеждена, понимал Танакалиан, что их ожидает священная война, главная цель существования, что на чуждой почве Серые Шлемы отыщут славу, героический триумф на службе у Зимних Волков. Подобно ей, он разделяет чувство предназначения, готов смело бросить вызов судьбе, не страшится войны. Они воспитаны на путях насилия, они поклялись изменять ход событий на полях брани. Мечом и волей они сумеют изменить мир. Такова истина войны, и пусть мягкотелые дураки думают иначе, мечтают о мире и гармонии между чуждыми народами.

Романтики с их благими намерениями вечно кусают вас словно ядовитые гады, хотят они этого или нет. Вера и надежда просачиваются сладким нектаром, чтобы обернуться подлой отравой. Почти все добродетели, знает Танакалиан, беззащитны. Их так легко извратить, использовать ко злу, они могут обернуться против носителя. Склонный к самообману разум пытается принести в мир справедливость, но миру этого не нужно; реальность пренебрежительно высмеивает правосудие.

Война отметает всё в сторону. Она чиста, она жестока и не ищет оправданий. Правосудие приходит со вкусом крови, одновременно сладким и горьким. Так и должно быть.

Нет, он не передаст Смертному Мечу последних, пронизанных ужасом слов Дестрианта, впавшего в недостойную мужчины трусость и каркавшего зловещими предупреждениями. Отчет о слабости никому не пойдет на пользу. Сам же Танакалиан клянется быть вечно бдительным, осторожным, не доверять никому и ничему, ожидать предательства от любого встречного.

«Ран’Турвиан стал слишком старым для войны. Страх поглотил его жизнь — я очень ясно это увидел. Он ослеп, он впал в безумие. Бормотал что-то. Это было так… недостойно».

Авары застряли на отмели в сотне шагов от линии прилива. Тяжело нагруженные солдаты увязали по щиколотки в кишащей личинками мух грязи, моряки пытались снять баржи и вернуться назад, к «Престолам Войны».

Не скоро им это удастся.

— Ну что же, — пробурчал канцлер Рева, изучив кодированное письмо, — наш дорогой Король, кажется, завел наше драгоценное королевство в полную неразбериху.

Авальт нервно мерил шатер шагами. Он мог догадываться о большинстве фактов, изложенных в пергаменте в руках канцлера. Если говорить честно, комментарии канцлера — откровенная чепуха. Неразбериха возникла не по вине короля Таркальфа; на деле — никаких сомнений! — ее вызвали злоупотребления слуг канцлера, да и самого покорителя. — Что мы должны понять прямо сейчас, — произнес он хрипло (недавно пришлось держать утомительную речь перед сборищем купцов, шпионов и прочих агентов), — это суть отношений между нашими друзьями из Напасти и хундрильскими бандитами.

— Верно, — отвечал Рева. — Однако прошу вспомнить, что Напасть держится до смешного возвышенных понятий о чести. Едва мы представим нашу версию внезапного и необъяснимого буйства хундрилов, едва заговорим о жестокостях и резне сотен, если не тысяч невиновных… — он улыбнулся, — думаю, мы получим — к полнейшему нашему облегчению — суровое осуждение со стороны Смертного Меча.

Кивок Авальта был резким. — Это позволит мне собрать силы и сокрушить хундрилов, не опасаясь удара Напасти.

Водянистые глазки канцлера словно соскользнули с лица Авалта. — А есть ли повод для опасений, Покоритель? Разве у нас нет сил, способных раздавить всех сразу?

Авальт окостенел. — Разумеется, Канцлер. Но разве вы забыли последние донесения из Летера? Третий элемент иноземных сил намерен пройти через королевство. Может быть, даже тогда мы сможем сокрушить все три войска, но лишь ценой ужасающих потерь. Более того, мы не знаем, какие соглашения заключены между летерийцами и малазанами — возможно, мы вызовем ту войну, которой так старались избежать…