«Проклятая баба! Все бабы!»

Она остановила коня на вершине небольшого холма, оглядела горизонт. Не пыль ли там? Возможно. Целуй-Сюда хотелось пить, а конь под ней уже умирал от жажды.

Проклятая Адъюнкт. И Лостара Ииль. И сука-сестрица. Нечестно! Но времени колебаний приходит конец. Она нашла это дурачье — и напыщенную Напасть, и хундрилов, проливающих слезы над разбитым горшком. Она доставит Кругхеве бесполезные просьбы о помощи — еще одна Худом клятая женщина! — и покончит со всем. «Назад не вернусь. Я ведь дезертировала? Проскачу сквозь них. Сафинанд. Там можно затеряться, там кругом горы. Даже если эта страна — жалкая дыра, мне все равно».

Чего еще могли они от нее ждать? Героического возвращения во главе двух армий? Спасения, извлечения из самых врат Худа? Эта чепуха подходит Смоле или Мазан Гилани, которая ускакала на поиски несуществующей армии — да, оставим легенды северной шлюхе, у нее есть все нужные черты. Но Целуйка сделана из мягкого материала, не из бронзы. Скорее из воска. А мир накаляется.

Они отпускали ее с надеждой. Они решили вложить в нее веру и упование. «И я найду. Вот пыльное облако. Я уже вижу их. Доскачу, скажу все что нужно. „Адъюнкт говорит: измена не подобает Напасти. И хундрилам. Она просит: придите ко мне. Адъюнкт говорит: меч дан, чтобы его носить и выхватывать, а не держать на полке. Адъюнкт говорит: среди вас есть предатель и слово предателя погубит Охотников за Костями. Адъюнкт говорит: кровь на твоих руках, бесплодная корова“».

Придумай что-нибудь, советовала Смола. Сделай всё, что потребуется. Устыди их, нагадь на них, плюнь в глаза. Или притворись скромницей, разожги тайный костер, пока у них подметки не запылают. Ослепи их, отражая солнца их самолюбий. Проси, моли, падай на колени и облизывай им пальцы. Используй свою подлость, Целуйка — это ты умеешь лучше всего.

Боги, она ненавидит всех. Эти понимающие взоры, это приятие всех ее пороков. Да, они знали: назад она не вернется. Но им было все равно. Она расходный материал, ее послали как стрелу — однажды улетев, стрела считается потраченной. Так, расщепленная штука на земле.

«Итак, я должна стать сломанной стрелой. Отлично. Почему бы нет? Они ведь большего и не ждут?» Целуй-Сюда пнула коня. Он неохотно пришел в движение. — Уже недалеко, — сказала она, удерживая его на медленном кентере. — Видишь всадников? Хундрилы. Мы почти на месте. «И мне не придется никого убеждать — они идут куда нужно. Всего лишь нацеплю им новые шпоры. Кто знает, может, Кругхева и сама все поняла. У нее такой вид…

Эй, красотка, я привезла стрекала и кнуты…»

Всадники Стрижей Ведита приближались к одинокой женщине-солдату. Их вела Рефела, не сводившая с чужачки острого взора. Явная малазанка. На усталом коне. Она ощутила возбуждение. Что-то грядет, история снова смыкает челюсти, и никакие рывки не помогут вам вырваться. Желч выслал их вперед, велев скакать что есть сил. «Найдите Охотников. Скачите к главной колонне, поговорите с Адъюнктом. Советуйте повременить или повернуть к югу». Ужасные боги собираются — она почти видит их в густых облаках, завесивших склоны южных гор. Армии должны прийти одновременно и встать как одно целое, встречая богов. Что за мгновения их ожидают! Адъюнкт Тавора, командующая Охотниками; Желч, Вождь Войны Горячих Слез; Кругхева, Смертный Меч Волков, и Абрасталь, Королева Болкандийская и командир Эвертинского легиона. О, и еще гилки. «Эти Баргасты знают, как кувыркаться в мехах. Я с ними на одном фланге не встану».

Что ждет их в Пустошах? Наверное, какое-то жалкое племя — кто еще здесь может выжить? Там нет тайного королевства, тем паче империи. Мертвая страна. Ну что же, они сокрушат дураков, пройдут маршем навстречу участи, которую так ищет Адъюнкт в далеком Колансе. Рефела надеялась, что ей хоть раз удастся окропить меч кровью.

Малазанка замедлила ход усталого коня, словно радовалась, что всадники — хундрилы проделают большую часть пути. Дальхонезке, кажется, неуютно в седле. Десятилетиями малазане разумно строили армии. Использовали конные племена для кавалерии, горцев для разведки и заслонов, фермеров для пехоты. Горожане шли в саперы, рыбаки — на флот и в морскую пехоту. Но теперь все перепутано. Дальхонезцы не созданы для лошадей.

«И что? Я помню виканов. Я едва вошла тогда в возраст, но запомнила их. Они нас устыдили.

Пора хундрилам сравнять счет».

Она жестом остановила своих всадников и подъехала к малазанке. — Я Рефела…

— Рада за тебя, — оборвала ее женщина. — Просто веди меня к Желчу и Кругхеве — да, и дай свежего коня, этот выдохся.

— Сколько дней? — спросила Рефела, велев капралам поменять коней.

Малазанка с трудом слезла со скакуна. — Что? Ох, недалеко, кажется. Я заблудилась в первую ночь — показалось, по правую руку горы, а это были облака. Ехала на запад и юг два дня. Ну, тот дурень уже управился?

Рефела скривилась: — Солдат, он дает тебе отличного боевого коня.

— Ну, платить не стану. — Женщина морщилась, влезая в седло. — Боги! Неужели нельзя обивку помягче? Словно на костях сижу.

— Не я виновата, — пробурчала Рефела, — что твои мышцы слишком мягки. Едем, солдат. Поглядим, как ты за мной успеешь. — Она сказала Стрижам: — Продолжайте. Я провожу ее и вернусь.

Всадники поскакали на север; Рефела и Целуй-Сюда поехали на юг, за ними на большой дистанции тащился капрал, получивший ослабевшего коня.

«Что же», думала Целуй-Сюда, приближаясь к передовым постам, «все стало проще. Вот лес флагов, означающих целую свору командиров. Старая малазанская шутка. Я скажу что нужно и покончу во всем».

Ей было очевидно, что войско ожидает несчастье. Слишком много женщин ухватились за мечи, словно за сковородки. Она предпочитает мужчин. Как друзей, как любовников, как начальников. Мужчины смотрят на все просто. У них нет проклятой чувствительности, заставляющей реагировать на выражение лица и малейшие жесты. Они не пережевывают случайные моменты. Что еще важнее, они не ударяют в спину, не подносят отравленную чашу с милой улыбкой. Нет, она давно выучила гнусные уроки своего пола; слишком часто ее ощупывали взоры, оценивавшие и формы тела, и одежду, и прическу, и мужика, что был рядом с ней. У женщин, смотрящих на подруг, глаза похожи на бритвы — просто-таки слышен лязг и свист. И особенно — вне всякого приличия — ненавидят они женщин, пользующихся успехом у мужчин.

Слишком много в здешней толпе сисястых командиров. Поглядите на Желча — он ежится под вытатуированными слезами. И Баргаст на зря скрывает лицо под краской.

— Можешь ехать, Рефела, — сказала Целуй-Сюда. — Я не заблужусь.

— Отдай коня, малазанка.

— Что же, мне пешком отсюда идти?

Молодуха казалась удивленной. — Куда идти?

Целуй-Сюда скривилась.

Они проехали между дозоров и увязались за авангардом — командующие уже были на конях и не замедлились при появлении женщин, заставляя Рефелу и Целуй-Сюда скакать рядом. Это раздражало Целуй-Сюда: неужели они уже все между собой обговорили?

Рефела сказала: — Вождь Войны Желч, я привела посланницу малазан. — Потом она бросила Целуй-Сюда: — Пойду отыщу тебе нового коня.

— Отлично. Я не задержусь.

Рефела с мрачным видом скрылась среди колонн.

Рыжеволосая женщина, которую Целуй-Сюда никогда еще не видела, обратилась к ней на торговом наречии: — Малазанка, где ваши сородичи?

— Сородичи?

— Товарищи. Солдаты.

— Думаю, недалеко. Вы сможете найти их сегодня, особенно на такой скорости.

— Морпех, — сказала Кругхева, — что за слово вы принесли?

Целуй-Сюда огляделась, заметила рядом множество штабных офицеров. — Нельзя ли поговорить в большей уединенности, Смертный Меч? С вами и Вождем Желчем…

— Королева Абрасталь из Болкандо и Боевой Вождь Белолицых Баргастов Спакс соединили свои силы с нашими, сир. Но я отошлю на расстояние моих людей. — Она поглядела на королеву. — Приемлемо, Ваше Высочество?