Но ведь король Эзгара Дисканар далеко не глупец. У него не может быть таких упований. В крайнем случае Куру Кан объяснил бы ему, что к чему. Нет, эту игру наверняка затеяла королева. Только Джаналла в своем высокомерии может верить, будто летерийцам по силам повелевать черным деревом. Небось рассчитывает, что тисте эдур с готовностью раскроют все свои магические секреты, сообщат завоевателям веками отработанный ритуал, позволяющий подчинять волю черного дерева человеческой.

Вся эта история с незаконным промыслом тюленей была просто уловкой, обманным маневром. Денежные потери – ерунда: это лишь часть масштабного хитроумного замысла, нацеленного на получение крупной политической выгоды; все затраты окупятся сторицей. Решиться на такое могли только очень богатые люди, такие как королева или первый советник Трибан Гноль. Экипажи судов набирали из числа банкротов, пообещав в случае их гибели списать все долги. Жизни, отданные ради благополучия детей и внуков. Так что у Джаналлы вряд ли возникли трудности с поиском матросов. Кровь и золото.

Серена не знала, насколько оправданны ее подозрения, но из разрозненных фрагментов начинала складываться более или менее цельная картина. Вероятно, Бурук Бледный тоже обо всем догадался, отчего и глушил себя вином и белым нектаром. Тисте эдур не раскроют секрета черного дерева, в этом нет никаких сомнений. Значит, быть войне. И Халл Беддикт станет ее провозвестником; сам того не желая, превратится в пособника королевы. Неудивительно, что Бурук терпит его присутствие.

А какова ее роль во всем этом?

«Держись от них на расстоянии, подруга! – сказала себя Серена. – Ты всего лишь аквитор, не более того. И тебе нет никакого дела до чужих безумств… Твоя обязанность – препроводить Бурука в деревню хиротов».

Так или иначе, от них все равно ничего не зависит. Все решится на Великой встрече, и никак не раньше. Слабое утешение.

Халл Беддикт и Бинадас Сенгар скрылись в лесу, да и дорога уже тоже исчезла из виду. С каждым шагом, пройденным Сереной, сумрак вокруг сгущался. Тьма и тени…

Любой преступник, сумевший переплыть канал с мешком докариев на спине, получал свободу. Количество монет и, соответственно, вес мешка зависели от тяжести совершенного злодеяния. Воровство, похищение людей, неуплата долгов, порча имущества и убийство карались пятью сотнями докариев. Подкуп, беспричинное оскорбление, публичное поношение Пустого Трона, а также короля и королевы оценивались в триста докариев. Самый малый груз – сто докариев – служил наказанием за такие прегрешения, как праздношатание, прилюдное отправление естественных надобностей и сквернословие в общественных местах.

Упомянутые грузы навешивались преступникам мужского пола. Для осужденных женщин количество монет уменьшалось вдвое.

Все способные заплатить штраф просто вносили деньги в казну и освобождались от дальнейшего наказания. Те же, у кого не было такой возможности, испытывали судьбу в водах канала.

В Утопляках (так называлось это место) всегда было полно народу. Толпы зевак приходили сюда в поисках зрелищ, однако только этим дело не ограничивалось. Это было своеобразное игорное заведение, где ежедневно кто-то выигрывал, а кто-то расставался со своими денежками. Лишь немногим преступникам удавалось переплыть канал, и потому ставки на всю дистанцию делались крайне редко. По большей части пытались угадать, какое расстояние сумеет преодолеть осужденный и сколько взмахов руками он сделает. У игроков даже существовала специальная терминология; для каждой стадии имелось свое название: «плывунцы», «барахталки», «пузыряльники» и «исчезаловки».

К телу преступника прикрепляли веревки. Когда становилось ясно, что пловец утонул, его вытаскивали, снимали мешок с монетами, а труп бросали обратно в реку. Была даже такая поговорка: «Виноватый, словно илистый ком».

Брис Беддикт нашел Геруна Эберикта на Втором ярусе, где собирались зрители побогаче. Невзирая на то что было утро, народу собралось вполне достаточно. Между зрителями бойко сновали сборщики ставок. Они принимали деньги, выдавая черепки, где была нацарапана сумма и помечен вид заклада. Отовсюду слышались возбужденные голоса. Раздался женский визг, тут же перешедший в смех. Его подхватили несколько мужчин.

– Приветствую вас, финадд, – поздоровался Брис.

Эберикт повернулся. На его плоском лице, хорошо знакомом каждому горожанину, отразилось легкое удивление.

– Королевский защитник? Вы как раз вовремя. Сейчас поплывет Ублала Пунг. Я поставил на этого паршивца целых восемьсот докариев.

Беддикт облокотился на перила. Он неторопливо обвел глазами караульных, а потом чиновников, надзиравших за исполнением правосудия. Над ними возвышалась фигура человека, с ног до головы закутанного в плащ.

– Где-то я уже слышал это имя, – сказал Брис. – Только не помню, в чем именно его обвиняют. Кстати, этот, в плаще, и есть Ублала?

– Он самый. Тартенальский полукровка. Потому ему добавили еще двести монет.

– А что он натворил?

– Проще ответить, чего он не успел натворить! Три убийства, порча имущества, оскорбления, два похищения, поношение монарших имен, мошенничество, неуплата долгов и, наконец, прилюдное справление нужды. И все это менее чем за сутки.

Осужденный сбросил плащ. На теле Ублалы не было ничего, кроме набедренной повязки. Обожженную солнцем кожу покрывали следы от ударов хлыстом. Таких громадных мускулов Брис никогда еще не видел.

– Вы говорите про разгром, учиненный в «Ростовщическом заведении Урума»? – спросил он у Эберикта.

– Именно. Там еще не скоро забудут его визит.

– Сколько же монет этот тип потащит на себе?

– А вы поупражняйтесь в арифметике, – усмехнулся финадд.

Караульные привешивали к спине осужденного тяжеленный мешок с двойной окантовкой.

– Скиталец мне свидетель, но с таким грузом Ублала не сделает ни одного взмаха.

– Все именно так и решили, – подтвердил Герун Эберикт. – Ставки делают в основном на «исчезаловки». Реже встречаются «барахталки» и «пузыряльники». Но я не видел, чтобы хоть кто-нибудь поставил на «плывунцы».

– А какова ваша ставка?

– Семьдесят к одному.

Брис поморщился. Тут могло быть лишь одно объяснение.

– Вы уверены, что он доплывет!

На них уже начали оборачиваться. Гул голосов усилился.

Герун тоже облокотился на перила. Он вздохнул и с присвистом выпустил воздух сквозь зубы.

– Большинство тартенальских полукровок ни на что не годятся, – тихо пробормотал Эберикт и добавил уже с улыбкой: – Но только не Ублала Пунг.

Толпа, облепившая проход и ярусы на противоположном берегу канала, взревела. Караульные повели преступника к сходням. Тяжеленный мешок заставлял Ублалу горбиться. Возле самой кромки воды тартенальский полукровка оттолкнул караульных и повернулся. Он сорвал набедренную повязку и принялся мочиться. В воздухе повисла желтая дуга.

В толпе зрителей пронзительно закричала какая-то женщина.

– Его тело явно заберут, – произнес сидевший по соседству торговец. – Говорят, есть искусные лекари, которые умеют…

– Да ты, Инкерс, и сам, поди, не пожалел бы верхушки за такой конец! – перебил его спутник.

– Думай, что говоришь, Гульбат! Мне достаточно и своего собственного…

– Ну просто мечта любой бабы и девки!

На обоих берегах стало тихо. Ублала Пунг направился вперед. Шаг – и вода скрыла его по пояс. Еще шаг – по грудь. Еще – по плечи. Через мгновение голова осужденного скрылась под поверхностью зловонного канала.

Он не барахтался, молотя руками и ногами, не пускал пузыри. Все, кто поставил на «исчезаловки», толпились вокруг сборщиков ставок. Каждому не терпелось получить выигрыш.

– Скажите, Беддикт, а какова ширина канала? – спросил Герун Эберикт.

– Шагов сто, не меньше.

– Понятно.

Они оба продолжали стоять, изогнувшись над перилами. Через какое-то время Брис вопросительно поглядел на финадда. Тот кивнул в сторону сходней: