Джон Манглс тревожился. Всякому другому судну были бы нипочем эти, в сущности, не такие уж страшные волны, но с тяжеловесным «Маккуори» можно было опасаться пойти ко дну, ибо каждый раз, когда он зарывался в волны, на палубу обрушивалось столько воды, что она не успевала схлынуть через шпигаты [113] и угрожала затопить бриг. Было бы благоразумно прорубить топорами фальшборты, но Уилл Холли не согласился принять такую меру предосторожности. Впрочем, «Маккуори» грозила еще большая опасность, и предотвратить ее уже не было времени.

Около половины двенадцатого ночи до Джона Манглса и Вильсона, стоявших у борта с подветренной стороны, вдруг донесся какой-то необычный шум. Оба опытные моряки, они насторожились. Джон схватил матроса за руку.

— Прибой! — сказал он.

— Да, — отозвался Вильсон, — это волны разбиваются о рифы.

— Не более чем в двух кабельтовых?

— Не больше! Там земля!

Джон перегнулся через борт, посмотрел на темные волны и крикнул:

— Лот, Вильсон, лот!

Хозяин «Маккуори», стоявший на носу, по-видимому, не сознавал своего положения. Вильсон схватил свернутый лот и бросил его в воду. Веревка заскользила между его пальцев. У третьего узла лот остановился.

— Три сажени! [114] — крикнул Вильсон.

— Капитан, мы у рифа! — воскликнул Джон, подбегая к Уиллу Холли.

Заметил ли Джон Манглс, как Холли пожал плечами, но только молодой капитан кинулся к штурвалу, повернул румпель, а Вильсон, бросив лот, стал подтягивать марсель, чтобы привести бриг к ветру. Вахтенный матрос, которого Джон Манглс с силой оттолкнул, был озадачен этим внезапным нападением.

— Трави! Трави! — кричал молодой капитан, поворачивая бриг таким образом, чтобы уйти от подводных скал.

С полминуты судно шло, почти касаясь рифов правым бортом, и даже в темноте Джон разглядел футах в тридцати от «Маккуори» белые гребни ревущих волн. Тут Уилл Холли, оценив наконец грозящую судну опасность, потерял голову. Еле протрезвившиеся матросы никак не могли понять, чего требует капитан. Несвязная речь, противоречивые приказания — видно, у этого тупоголового пьяницы совсем не было хладнокровия. Холли был поражен: он считал, что земля от него еще в тридцати — сорока милях, а она оказалась в каких-нибудь восьми. Судно отнесло течением в сторону от его обычного пути, и жалкий капитан растерялся.

Благодаря быстро произведенному Джоном Манглсом маневру «Маккуори» избежал подводных скал. Но Джон Манглс не знал, что его ждет. Быть может, рифы окружали его со всех сторон? Ветер нес бриг прямо к востоку, и каждую минуту можно было наткнуться на риф.

В самом деле, вскоре шум прибоя стал нарастать справа.

Снова Джон Манглс повернул румпель до отказа. Перед форштевнем судна бурлил один бурун за другим. Надо было во что бы то ни стало выйти в открытое море. Но удастся ли так круто развернуть такое неустойчивое судно под зарифленными парусами? Шансов на успех немного, но все же надо было отважиться на этот маневр.

— Румпель вниз! До отказа! — крикнул Джон Манглс Вильсону.

«Маккуори» стал приближаться к новой полосе подводных скал. Кипели буруны. Наступила минута мучительного ожидания. Волны светились от пены, будто вспыхивая фосфорическим светом. Море ревело, словно морские чудовища из античной мифологии. Вильсон и Мюльреди, нагнувшись, изо всех сил налегали на штурвал.

Вдруг — страшный толчок. «Маккуори» наткнулся на риф. Штаги лопнули, и фок-мачта потеряла устойчивость. Удастся ли развернуть судно без других аварий?

Нет, не удалось: на какой-то миг ветер спал и бриг снова снесло. Маневр сорвался. Нахлынувший вал подхватил судно, поднял и со страшной силой швырнул на скалы. Фок-мачта со всей оснасткой рухнула. Бриг дважды ударился килем о скалы и, накренившись на правый борт на тридцать градусов, замер.

Стекла в рубке разлетелись вдребезги. Пассажиры бросились на палубу. Но по ней перекатывались волны, и оставаться там было опасно. Джон Манглс, зная, что судно основательно увязло в песке, попросил их вернуться в рубку.

— Говорите правду, Джон, — хладнокровно обратился к молодому капитану Гленарван.

— Правда, милорд, такова: ко дну мы не пойдем. Будет ли судно разбито волнами, это другой вопрос, но у нас есть время.

— Теперь полночь?

— Надо подождать, пока рассветет.

— Нельзя ли спустить шлюпку?

— При такой волне и в темноте это немыслимо. И в какую сторону плыть к берегу?

— Хорошо, Джон, останемся здесь до утра.

В это время Уилл Холли бегал словно сумасшедший по палубе своего брига. Его матросы, выйдя из остолбенения, высадили дно у бочонка с водкой и принялись распивать его. Джон предвидел, что скоро начнется пьяный дебош. Рассчитывать, что капитан сможет удержать свою команду, не приходилось. Этот ничтожный человек рвал на себе волосы и ломал руки. Он думал только о своем грузе, который не был застрахован.

— Я разорен! Я погиб! — кричал он, перебегая от одного борта к другому.

Джон Манглс не стал его утешать. Он велел спутникам достать оружие, и все приготовились дать отпор матросам, которые пили водку и страшно ругались.

— Пусть только кто-нибудь из этих мерзавцев приблизится к рубке — я убью его как собаку, — спокойно заявил майор.

Матросы, должно быть, поняли, что с ними церемониться не станут, и, увидев, что пытаться грабить их бесполезно, куда-то исчезли. Джона Манглса эти пьяницы больше не заботили. Он с нетерпением ждал рассвета.

Бриг оставался совершенно неподвижным. Ветер стихал. Море мало-помалу успокаивалось. Видимо, корпус судна мог продержаться еще несколько часов. С восходом солнца Джон Манглс рассчитывал разглядеть берег. Если пристать будет нетрудно, то ялик — последняя лодка на судне — перевезет на берег и команду и пассажиров. Придется сделать не меньше трех рейсов, ибо в ялик помещалось всего четыре человека. Ведь шлюпку, как было сказано, снесло волной.

Обдумывая это опасное положение, Джон Манглс, опершись о борт, прислушивался к шуму клокочущих бурунов. Он старался разглядеть что-нибудь в беспросветном мраке и раздумывал, на каком расстоянии могла находиться эта столь желанная, но страшная земля. Буруны часто тянутся на несколько миль от берега. Сможет ли легкая, хрупкая лодка выдержать такой переход?

В то время как Джон Манглс, нетерпеливо ожидая, когда просветлеет небо, думал обо всем этом, женщины, положившись во всем на него, спали на своих койках. Неподвижность судна дала им несколько часов отдыха. Гленарван, Джон Манглс и их спутники, не слыша больше" криков мертвецки пьяной команды, также решили немного поспать. В час ночи на «Маккуори», дремавшем на своем песчаном ложе, воцарилась полная тишина.

Около четырех часов утра на востоке показались первые проблески зари. Облака посветлели в бледных лучах рассвета. Джон Манглс снова поднялся на палубу. Туманная завеса застилала горизонт. Какие-то неясные очертания будто реяли на некоторой высоте в утренней дымке. Легкая зыбь колыхала море, и волны терялись в клубах тумана.

Джон Манглс стал ждать. Мало-помалу делалось светлее, восток загорался алым светом. Туман медленно поднимался. Стали видны выступающие из воды черные скалы. Затем за Полоской пены проступила черта, а высоко над нею загорелся, словно маяк, яркий свет — это еще невидимое солнце осветило остроконечную вершину горы. Земля была там, милях в девяти.

— Земля! — крикнул Джон Манглс.

Его спутники, разбуженные этим криком, выбежали на палубу брига и молча устремили глаза на побережье, видневшееся у горизонта. Гостеприимное или пагубное, оно должно было дать им приют.

— Где Уилл Холли? — спросил Гленарван.

— Не знаю, милорд, — ответил Джон Манглс.

— А его матросы?

— Скрылись, как и он.

— И, вероятно, как и он, мертвецки пьяны, — добавил Мак-Наббс.