Сентрал-авеню тоже была украшена, она блистала и сверкала, а по мере наступления сумерек на ней зажигались огни.

Гейлен прижимала Уинни к груди, как это делала и Джулия, словно защищая ее. Но когда они подошли к празднично освещенной елке, Гейлен повернула Уинни так, чтобы та могла ее видеть.

— Посмотри, Уинни! Посмотри на эту прекрасную елку.

— Гейлен, она… не может видеть.

Однако эти тихие слова внезапно повисли в спокойном сумеречном воздухе. Потому что они больше не соответствовали действительности. Ее маленькая сестра видела рождественскую елку! Она потянулась своими крохотными ручонками к сверкающим огонькам, словно пытаясь дотронуться до них, а губы сложились так, словно она улыбалась.

Случилось также кое-что еще, что доктора Уинни не могли объяснить, да и не пытались это делать. Нистагм Уинни исчез окончательно и бесповоротно.

К Рождеству? По случаю Рождества?

Вероятно. Было такое впечатление, что все это время Уинни была лишь зародышем, который прикасался и цеплялся ручками, но еще не сформировался окончательно.

Вплоть до Рождества. А затем она пробудилась, родилась, потянувшись к рождественской елке, подобно тому как нежный весенний цветок тянется к солнцу.

Можно ли предполагать, что ее разбудили мерцающие огоньки? Или причиной стал сам рождественский настрой, празднование всего доброго, чистого, истинного?

Они не знали. И никогда не узнают. Несмотря на то что именно Рождество сделало глаза Уинни зрячими, вложило звук в ее улыбающиеся губы. Звук, а со временем и речь.

Эдвина Энн Хейли никогда не сможет свободно болтать. Ее поврежденные нервы не позволят этого сделать. Но ее слова были вполне понятны. «Онь» — это олень. «Анги» — ангел. «Джу-Джу» — Джулия. А также Галя, Флоппи, Роство и ба.

Джу-Джу, Галя и ба знали, сколько раз их малышка Уинни встретит Роство. Но Уинни могла иметь — и имела — Рождество каждые несколько месяцев. Это было необходимо.

Для Уинни это было огромной радостью. Это означало обновление украшений, которые она так любила, была так счастлива их видеть снова — все эти сверкающие огоньки, знакомую елку, мерцающие стеклянные снежинки.

А рождественские подарки? Уинни могла бы иметь их множество. Джулия, бабушка и Гейлен отдали бы ей все, что имели.

Но для Уинни главным подарком было Рождество. Это был единственный подарок, который она хотела. И после нескольких недель каждого нового Рождества Уинни говорила:

— Бай-бай, Роство.

Рождество сворачивали, когда начинали чувствовать, что пора организовать новое Рождество, потому что их славная малышка Уин начинала выглядеть какой-то потерянной, радость ее затухала, а некогда незрячие глаза напряженно вглядывались, как бы ища ангелов, оленей, елку.

Бабушка была ангелом, когда Уинни было три годика. Джулии было семнадцать, бабушке — почти восемьдесят два. Бабушка умерла во сне без предупреждения, с умиротворенным выражением лица.

Она не знала в тот мартовский вечер, что умрет. Но она понимала, что когда-то это случится. Она извлекла этот урок из неожиданной смерти своего незабвенного молодого (всего шестьдесят семь лет) Эдвина и знала, что справиться с утратой весьма трудно, если не приняты многие решения, которые сопутствуют смерти.

Поэтому бабушка все сделала заблаговременно, детально расписала все в своем завещании. И адвокат, который помог ей разобраться с усадьбой Эдвина, должен будет помочь и Джулии.

Энн Хейли похоронили рядом с Эдвином, как она и завещала. Она даже выбрала слова и шрифт надписи, которую следовало выбить на их общей могильной плите.

Имение бабушки становилось собственностью Джулии. Дом, все его содержимое и деньги. Очень много денег. Бабушка всегда говорила ей, что у них много денег, гораздо больше, чем они способны потратить. Бабушка всегда говорила, что Джулия может иметь все, что ее душа желает.

Но Джулия имела все, что она хотела, и они жили экономно, ибо по натуре были бережливы.

Больничные счета за Уинни оплачивались быстро и с выражением признательности. Когда обсуждался вопрос о хирургической операции Уинни, о деньгах вообще не упоминали. Однако ни одна операция не продлила бы жизнь Уинни. Они могли носить чисто косметический характер и сопровождались бы продолжительной госпитализацией и послеоперационными болями.

Уинни не подвергалась хирургическому вмешательству. А что было бы, если бы подверглась? Если бы перенесла болезненные дорогостоящие процедуры, которые может предложить современная медицина? Стоимость их была бы без труда оплачена бабушкой из своего кармана или из кармана Уинни.

Джулия узнала о богатстве Уинни лишь после смерти бабушки. По ее настоянию и по договоренности с матерью Уинни, их общей матерью, ежемесячно вносились вклады на счет Уинни — Эдвины Энн. Это был своего рода шантаж, компенсация за обещание бабушки молчать в отношении отцовства Уинни. Но этот шантаж носил скорее эмоциональный, а не денежный характер. Бабушка искренне верила, что мать, бросившая дочь-калеку, будет постоянно, ежемесячно, вспоминать об этом.

Жизнь после смерти бабушки могла бы быть спокойной и обеспеченной, если бы Джулия этого захотела. Бабушка сделала все от нее зависящее. Но эта убийственная пустота… Эта невыносимая потеря!..

Именно Гейлен поняла, что требуется Уинни. Им всем требовалось новое Рождество, хотя с момента предыдущего Рождества прошло всего две недели. Именно Гейлен объяснила Уинни, что отсутствующая ныне «ба» была сейчас «анги», ее любимым ангелом из «Кентерфилдза», который держал в алебастровых руках бледно-розовую свечу с золотистым пламенем.

— Видишь? — спросила Гейлен, поднося Уинни поближе к кентерфилдзскому ангелу, чтобы она могла к нему прикоснуться. — Вот твоя ба, Уинни.

«Мы выживем, — сказала себе Джулия. — Благодаря Гейлен».

Однако спустя два месяца после смерти бабушки Гейлен вынуждена была уйти — уйти ради Джулии и Уинни, чтобы защитить их от Марка, любовника матери Гейлен; он был полицейским и получал садистское удовольствие, постоянно приставая к Гейлен и унижая ее. Об их тайных стычках Гейлен могла рассказать только Джулии.

Марк узнал о тесных отношениях Гейлен с Джулией и Уинни вскоре после смерти бабушки. Когда Гейлен исчезла без объяснений, Джулия поняла, что это из-за Марка. Вероятно, Гейлен пригрозила предать гласности его домогательства, на что Марк наверняка также ответил угрозой.

Если бы Гейлен разоблачила его, Марк отыгрался бы на них, ее друзьях, упек бы Эдвину Энн Хейли в своем садистском полицейском раже в заведение, где, несмотря на все заботы опекунов, она не смогла бы выжить.

Джулия не дерзнула подтвердить свои подозрения. Не посмела спровоцировать Марка. Она лишь надеялась и молилась, молилась о том, чтобы Гейлен по крайней мере осталась живой и невредимой.

Оставшись без бабушки и Гейлен, Джулия заставила себя дрожащими пальцами связать нового ангела для рождественской елки Уинни — с огненного цвета волосами и бирюзовыми крыльями. Это должна была быть «Галя».

«Мы выживем, — снова поклялась себе Джулия. — Уинни и я выживем».

В тот декабрь, когда мир праздновал Рождество и пришло время Рождества также для Уинни, Джулия повезла свою сестренку на Сентрал-авеню, чтобы показать ей сверкающую огнями елку.

Уинни так понравилось это рождественское путешествие, что Джулия свозила ее затем в Топику, а однажды даже и в Канзас-Сити.

Сестры Хейли вышли из машины сначала в Топике, а затем в Канзас-Сити, смешались с праздничной толпой, бродили по праздничным улицам и делали покупки в украшенных к празднику магазинах…

— В этом не было ничего плохого, правда же?

Джейс не сразу понял, что этот вопрос был адресован ему. Джулия разговаривала с голубой елкой да еще со снежными хлопьями, как будто делилась с ними своими воспоминаниями.

Джейс слушал в полном молчании, искренне сострадая ей. Но сейчас Джулия задала вопрос ему, повернувшись к нему лицом.