— Но я тоже так считаю. Когда кто-то демонстрирует вам, кто он на самом деле, не давайте ему больше шанса повторить это. Такой совет я дала бы вам, будь ситуация обратной. Я не смогла дать этот совет себе. Так что спасибо.

— За то, что я причинил вам боль?

— Вы не причинили мне боли, Джейс. В самом деле. Вы помогли.

— Я не убежден в этом, — мягко возразил он.

— Я отлично себя чувствую. Поверьте мне. И мои проблемы вовсе не в любовных делах.

Джулия сунула руку в голубой рюкзак и нащупала альбом для зарисовок. Ей предстояло закончить две акварели, два образа, воплощающих счастье. Но эта радость была припасена на Рождество и на следующий за ним день. Кроме того, ее рисунки были столь необычны, что ее зеленоглазый сосед непременно их заметит, но из вежливости не станет комментировать…

От альбома рука Джулии скользнула к путеводителю, в котором лежал аккуратно свернутый листок с планом и маршрутами экскурсий на все шесть дней в Лондоне.

23 декабря: Бег (см. карту на стр. 18).

Мейфэр и Найтсбридж. Поесть.

24 декабря: Бег (см. карту на стр. 43).

«Кентерфилдз». Поесть.

25 декабря: Рисовать.

26 декабря (День подарков): Рисовать.

27 декабря: Бег (см. карту на стр. 68).

«Кентерфилдз». Поесть. Прочитать о Британском музее.

28 декабря: Британский музей. Подтвердить заказ на рейс самолета. Организовать отъезд в аэропорт. Упаковаться.

Из-за непогоды она прибудет в Лондон на день позже, чем планировала. Поэтому утренние пробежки придется исключить. В этом не было ничего плохого и даже наоборот. За последние несколько недель, выражаясь фигурально, сжигания мостов она израсходовала больше калорий, чем потребила.

Остаток сил двадцать третьего декабря она планировала посвятить прогулке по праздничным улицам Мейфэра и Найтсбриджа, чтобы пробудить определенные воспоминания и адаптироваться, прежде чем отправиться накануне Рождества в «Кентерфилдз».

С этим местом у нее связаны самые волнующие, самые дорогие, самые будоражащие воспоминания.

Джулия постаралась подавить набежавшую волну паники мыслями о том, что она будет рисовать в номере отеля двадцать пятого и двадцать шестого числа.

Двадцать седьмого она снова навестит «Кентерфилдз», чтобы проститься с прошедшим Рождеством.

Бай-бай, Роство. Джулия услышала родной и любимый голос и даже увидела ручонку, которая махала ей, прощаясь.

Джулия схватила сложенный листок и заставила себя сосредоточиться на двадцать восьмом — последнем дне пребывания в Лондоне. Британский музей — так решила она. Ее эмоциональное путешествие в собственное прошлое будет завершено, и она посвятит себя изучению великих древних цивилизаций, разнообразию форм жизни и миров.

Согласно плану, о Британском музее Джулия должна прочитать накануне. Однако штормовая погода нарушила столь тщательно составленный план. Не последнюю роль в этом сыграли также внимательные и доброжелательные темно-зеленые глаза. Нужно было что-то делать. Сейчас. До окончания полета.

И она, открыв путеводитель, нашла главу «Чудеса Британского музея» и углубилась в чтение.

Джейс взял с собой в дорогу черный портфель, и после того как Джулия занялась изучением путеводителя, он извлек из портфеля пачку документов, полученных им накануне.

Их бригада отправилась в самое горячее место планеты — на Балканы. Одних врачей он знал, других нет. Как всегда, в их группе были представлены специалисты разных профилей — от травматологов до акушеров и педиатров.

Джейс читал документы. Делал вид, что читал в промежутках между взглядами, которые бросал на Джулию.

А Джулия? Она читает, решил он. Добросовестно и тщательно. Вот оторвалась от текста, чтобы справиться с соответствующими диаграммами, схемами и картами.

Однако затем какое-то время она смотрела на схему галереи таким отрешенным взглядом, что было ясно: мысли ее далеки от красот музея.

И вообще, обнаружил Джейс, Джулия смотрела даже не на страницу, а на белый листок бумаги. Интересно, что она там видит? Потерянную любовь? Черное предательство? Безжалостную пустоту после потери надежды?

Джулия произнесла слова: она не должна, не может и не станет продолжать любить человека, который ее предал.

Но именно он спровоцировал соприкосновение с правдой. Именно он причинил ей боль. Он с радостью перенес эту боль на себя.

У Джулии болело сердце из-за него, и Джейс опасался, что она вполне может испытывать и другие страдания. Каждый мускул ее тела был напряжен. Будучи врачом, он начал размышлять о таких явлениях, как ацидоз или некроз, несущих смерть тканям, которые начинают задыхаться без подпитки кровью, насыщенной кислородом, и просить о помощи.

Но Джулия не обращала никакого внимания на эти отчаянные мольбы. Была глуха. И неподвижна, словно мраморная статуя. И только безжалостно кусала губы.

Доктор Джейс Коултон всю свою профессиональную жизнь занимался тем, что прикасался к другим людям. Пациентам. Его прикосновения были иногда весьма агрессивны — шприц в вену, огромная игла в кровоточащую грудь, другие иглы — поменьше, но не менее агрессивные — в сердце, в спинной мозг, в глаз. А иногда он как врач прикасался просто для того, чтобы вселить уверенность.

А в личной жизни? Были чувственные интимные прикосновения рук, губ, рта Джейса Коултона. Неподражаемые. И щедрые. Прикосновения, от которых захватывает дух, заявляли его возлюбленные.

В постели. А вне постели, вне страсти Джейс никогда не держал в руках рук возлюбленной, не прикасался нежно пальцем к красивой щечке, не запечатлевал поцелуя на изящной брови, не обнимал по-хозяйски подругу за обольстительную талию.

Джейс прикасался к любовницам в определенные моменты: во время близости, для получения удовольствия — и только. Потому что ничего другого и не было. Не было чувства. Не было интереса. И определенно не было, никогда не было любви.

Так что же направляло его руку сейчас?

Какой-то удивительный импульс, который без его ведома заставил его руку шевельнуться и подняться.

И вот его рука, его пальцы касаются ее губ.

Они были влажные, эти изжеванные теплые шероховатые губы, которые она все еще продолжала жевать под его изучающим взглядом.

Что, если прикоснуться к этим губам совсем нежно, ощутить их тепло, их трепет, их вкус?

— Простите, — пробормотал он, отгоняя от себя плотские, грешные мысли и убирая от ее губ пальцы.

— Простите? — озадаченно переспросила Джулия, а затем извиняющимся тоном добавила: — Ну да, я жевала губы! Я это иногда делаю. Ужасная привычка. Простите меня.

— Джулия, — мягко остановил ее Джейс, — это я должен извиняться.

— За что?

В ее голосе послышалось такое изумление, что Джейс не сразу ответил. Не смог. Он обнаружил, что не знает, почему он должен просить прощения. За прикосновение к ее губам? Нет. За сочувствие к ее боли? Нет. За свои грешные плотские мысли? Нет. Нет. Нет.

— За то, что причинил вам боль, — высказался он наконец.

— Но вы не причиняли мне боли.

— Да, но… — Внимание Джейса отвлекла Марго.

— Просто хочу узнать, — проговорила стюардесса, — не требуется ли вам чего?

Джулия ответила:

— Нет.

Джейс, возвращая Марго так и не открытые бутылочки виски, попросил:

— Еды.

— Еды, доктор? — игривым тоном переспросила Марго. — Это когда я только закончила с завтраком, а до обеда еще несколько часов? Дело не в том, что совсем ничего нет, однако…

— Подойдут любые калории.

Марго улыбнулась:

— Думаю, что смогу наскрести немного калорий.

— Отлично, — кивнул Джейс. — Спасибо.

— Пожалуйста.

Марго ушла, и внимание Джейса снова целиком переключилось на Джулию.

— Я вдруг понял, что очень голоден, — признался он. — И подумал, что вы тоже.