Марина жила в маленькой хате с отцом — безногим инвалидом войны — и больной матерью, а когда вышла замуж, с ними в хате ютился еще и муж. Она была недовольна судьбой, чувствовала себя несчастной, стеснялась своей бедности, злилась из-за этого и на себя, и на тех, кто живет лучше. Ей очень хотелось иметь ребенка, но из-за тесноты рожать не стала, сделала аборт. Муж уговаривал ее родить, в противном случае угрожал разводом, но она решила по-своему; он не простил её и ушел к другой. Без мужа в хате стало свободнее, но денег меньше. Своей зарплаты ей хватало только на уголь, кое-как одеться да на хлеб. Пенсия родителей — одно название. От голода спасал огород: картошка, помидоры и другие овощи всегда были.

Марина знала, что своими силами избавиться от беспросветного прозябания невозможно, поэтому даже не предпринимала никаких попыток. Она боялась тяжелой работы в поле, была благодарна случаю устроиться секретарем-машинисткой. Несмотря на это, пошла бы в поле с тяпкой, если бы там платили.

За три недели, пока не было жены Захара Матвеевича, они встречались в его доме всего дважды: сразу после ее отъезда в санаторий и еще раз, спустя несколько дней. После она заметила, что он стал уделять ей куда меньше внимания, ссылаясь на бесконечные дела. Все дела, дела и дела! Она считала это всего лишь его отговоркой, причину видела совершенно в другом. Разве может здоровый мужик все время думать только о работе? Кто поверит? Перед ее глазами всплыло свеженькое с неотразимой улыбкой лицо Насти, и приступ ненависти на мгновение затруднил дыхание. Наверное, чувства отразились у нее на лице, потому что Захар Матвеевич обнял ее особенно трепетно и произнес:

— У тебя красивое платье, оно тебе очень идет.

Собираясь на встречу, Марина специально надела это платье, чтобы он голову от нее потерял. Так и случилось, ей стало очень приятно. Она всегда хотела казаться ему особенной, увлекательнее по сравнению с другими женщинами. Подойдя к трельяжу, она повертелась и полюбовалась своим отражением, распустив немного намокшие от дождя волосы и раскинув их по плечам. «Что он сейчас обо мне думает?» Она часто интересовалась этим. Ей так хотелось проникнуть в его подлинные чувства и мысли, потому что не могла успокоиться от постоянного сомнения в его искренности. Ей все казалось, что он скрывает свои настоящие намерения так же, как это делает она сама, что свои ласковые слова: нежные, проникающие вглубь души, он произносит лишь для маскировки истинного отношения к ней; по существу же она нужна ему лишь для временного удовольствия. Иногда, перебирая в уме разговоры с ним после очередной встречи, она приходила к выводу, что быть подозрительной, тревожиться мыслью о его неискренности и так рассуждать заставляет ее то же самое осознание собственной нищеты; тогда успокаивалась, начинала думать иначе и принимала все его комплименты и обещания за чистую монету.

Отвернувшись от зеркала, она взглянула на туалетный столик и ахнула.

— Это же моя заколка!

Захар Матвеевич посмотрел на столик и среди коробочек, флакончиков с духами и тюбиков с кремами увидел поблескивающую заколку в виде изогнутых металлических полосок с вкрапленными бусинками.

— Я-то думала, куда она делась? Это я прошлый раз позабыла. Ты не видел, что тут лежит?

— Видел, но как-то и не подумал, что это твоя.

— Ну, дорогой мой, ты очень невнимательный. Это же самый опасный компромат, после бюстгальтера, конечно. Спасибо, я заметила. Какой ужас!

— Когда будешь уходить, не забудь забрать ее, это действительно стратегическое оружие, — растерянно произнес Захар Матвеевич, обдумав свою оплошность и поглядев еще раз на заколку таким взглядом, словно это была не пустая безделушка, а мина замедленного действия.

— Да уж нет, лучше сразу убрать. — Она взяла заколку, отправила ее в свою сумочку и выжидательно уставилась на него. — Ну и дела! Надо во всех комнатах проверить, вдруг еще какие-нибудь следы обнаружатся.

Захар Матвеевич промолчал, он, все еще находясь под впечатлением, вызванным неосторожным поступком обоих, видимо, представлял, к каким последствиям могла бы привести эта улика, и не вник в слова Марины.

х х х

Они стояли друг против друга. Марина, пышущая здоровьем, в алом платье и Захар Матвеевич, высокий и немного хмельной. Из-за обнаруженного вещественного доказательства произошло некоторое замешательство, и никто из них не решался первым нарушить тишину. Марина обратила внимание, какой у него озабоченный вид, и отметила про себя, что его отношение к своей жене куда почтительнее, чем ей казалось. Вроде бы ничего страшного еще и не случилось, а возникла неловкая заминка, как будто им не о чем больше говорить. Марина с минуту поразмышляла, собралась с мыслями и спросила:

— Как ты думаешь, Надежда Яковлевна не подозревает о наших встречах?

— Мою жену подобные вопросы нисколько не трогают. С ее здоровьем не до ревности, — сухо, без всяких эмоций проговорил он.

Такой ответ Марине очень понравился, ее настроение приподнялось.

— Это хорошо!

— Ты что имеешь в виду?

— То, что не подозревает! Я все-таки пройду по комнатам, вдруг и правда найду еще чего-нибудь, — сказала она и открыла дверь.

Захар Матвеевич последовал за ней. Марине нравился его дом: большой зал, две уютных спальни, столовая, прихожая, радовавшие взгляд обои и мебель. Не найдя ничего опасного, они вернулись через раскрытую дверь в спальню.

— Теперь я спокойна. Мы точно попались бы с этой заколкой. Я чуть в обморок не упала! А ты так бы и не обратил на нее внимания, да? — сложив руки на груди и обведя его влюбленным взглядом, спросила она. — Не представляю, как бы ты выкрутился.

— Я бы сказал, что себе купил, — пошутил он. Захар Матвеевич иногда любил пошутить.

— Ты обещал свозить меня в Ростов, показать свой новый дом, — напомнила Марина.

Он сделал шаг, взял ее за плечи, потом его руки поползли вниз.

— Пока не на что смотреть, одни стены.

— Ты мне еще осенью говорил, что он уже под крышей стоит. С тех пор ничего больше не сделано?

— Почему? Люди работают: двери навесили, окна вставили; потихоньку отделка подвигается. Дом построить нелегко, большие деньги нужны. Ты же знаешь, там всем руководит наш завхоз, он заодно и себе строит, в Новочеркасске. Надо как-то выбрать время, проверить. По-моему, свой дом он вперед построит. Прохвост еще тот. Но без его участия не обойтись. — Захар Матвеевич покрепче прижал Марину к себе. — Солнышко, давай поговорим лучше о чем-нибудь другом, а об этом в другой раз.

— Хорошо, мой любимый, — сказала она и погладила его руку. Он прислонился лицом к ее голове и уловил запах духов.

— Какой удивительный запах.

Она прислонилась к нему.

— Это духи, которые ты подарил мне сегодня; бесподобный запах, а я даже спасибо не сказала. Спасибо тебе, мой милый!

— Не за что. Я рад, что тебе понравились.

— Я от них без ума. А больше всего я люблю, как пахнет солома. Вот бы в стогу заночевать, это так здорово! Лежишь, любуешься закатом на горизонте. Ночью такой запах от соломы! А утром пахнет росой, свежестью и влажной землей.

— Откуда все знаешь?

— Я ночевала однажды, давно. С подружкой.

Она убрала пальцами прилипшие к щеке волосы и подняла лицо. Его губы были совсем рядом.

— Знаешь, что мне сейчас пришло в голову? Давай я твои рубашки простирну.

Захар Матвеевич даже отпрянул.

— Какие рубашки!? Раздевайся быстрей и ложись спать.

Она посмотрела удивленными глазами, немного сконфузилась от такой резкости, все же, не желая рассердить его, засмеялась и смиренным голосом сказала:

— С тобой уснешь…

Он снова обнял ее, улыбнулся замысловато.

— В этом платье ты неотразима, но без него ты все ж прекрасней и милее.

— Намек поняла. Ах, мой милый, у нас с тобой целая ночь впереди, зачем так спешить? Ну, ладно, директору нельзя отказывать. Только потуши, пожалуйста, свет.

Он, бросив на нее любвеобильный взгляд, помотал головой.