Старая историчка зачастила к девушке с проверками уроков. Чуть ли не на каждой перемене подбегала проверить, все ли у той готово, написан ли конспект, повешены ли карты на доску, подобран ли материал для контрольной или проверочной. Мало того, она начала, пользуясь своим положением методиста, приходить на уроки к Лизе и после тщательно разбирать каждую замеченную мелочь.

Почему Лиза вот тут запнулась? Не знает материал? Значит, плохо готова к уроку. Почему вот тут не подошла к карте и не показала места боевых действий? Не знает их или не умеет работать с картой?

Не увидела, что двое мальчишек сидели и втихаря играли в “морской бой” на уроке. Значит плохо уделяет внимание классу, не видит всех, а отсюда — и дети плохо понимают уроки.

И так далее, и тому подобное.

Методист занялась проверкой классных журналов на ее страницах. Придиралась ко всем неправильным запятым, помаркам и ошибкам в журнале. Если не выставлены оценки за предыдущий урок или, не дай бог, вообще не проставлена дата урока — начинался длинный скандал о халатном отношении к делу и полном непрофессионализме Елизаветы Сергеевны как учителя истории.

Поначалу Лиза пыталась протестовать, что предыдущие три года Инга Альбертовна не особо спешила со своими проверками, набегая примерно раз в четверть и заранее предупреждая об этом. Но это дало лишь новый виток к скандалу и новые обвинения в разгильдяйстве.

Лиза начала подозревать, что старая учительница задалась целью вышвырнуть девушку из школы, чтобы духу ее там не было. Она даже ходила к директору и жаловалась ему на поведение методиста. Не как к директору, как к другу. Тот лишь только разводил руками: Инга Альбертовна не выходила за рамки своих полномочий, поэтому помочь Лизе он ничем не мог. Сочувствовал — да, но не имел никакой зацепки, чтобы прекратить эти придирки.

Однажды, окончательно обозлясь на Ингу Альбертовну, девушка действительно попросила увольнения, на что директор рассердился и грубо ответил, что увольнять отличного учителя в начале учебного года из-за дурости старой маразматички он не собирается.

Яна, подруга Лизы, тоже сочувствовала Лизе и даже взяла за практику в свои свободные часы приходить к той на уроки, объясняя свое присутствие тем, что ей надо проверить тетради, а кабинет занят, что ей надо проследить за поведением своих учеников, что… Инга при ней вела себя более спокойно, тем более, что при виде двух учителей на уроке дети сами старались и вести себя тише, и отвечать правильно. Но Лизу данная ситуация тоже не устраивала. Не может же Яна вечно сидеть у нее на уроках как надзиратель.

Поэтому, девушка лишь сильнее сжимала зубы и старалась дословно выполнять все указания придирчивого методиста.

Единственными отдушинами для нее в эти дни стали работа в пансионе и встречи с вампиром.

…

У самого Матвея работы тоже прибавилось. Порой он с большим трудом выискивал время, чтобы провести его с Лизой.

Ситуация в клане к началу октября все больше становилась неуправляемой. В директориях начались бунты, южные регионы заговорили о самостоятельности и выходе из клана. Марк постоянно разъезжал по стране, чтобы разобраться в происходящем, успокаивал бунтующих на время своего пребывания, но стоило ему покинуть регион, как через несколько дней в нем снова начиналась смута.

Восточные директории стали все чаще подвергаться нападениям китайцев, Филипп уже просил несколько раз о вооруженной помощи. Матвей отправил несколько подразделений в поддержку, но ситуация на границах с китайским кланом все равно оставалась напряженной.

Самарская директория, поднявшая бунт против понтифика одной из первых, решила пойти дальше возмущенных разговоров и провозгласила независимость от московской резиденции. Это взбесило понтифика, и сначала он хотел вырезать всех вампиров области под ноль, чтобы другим было неповадно. Но затем, как следует все обдумав, разрешил им выход из клана. А заодно вывел из директории все боевые подразделения, заблокировал финансовые поступления, отозвал менталов и магов.

За одну лишь неделю никем не незащищенную территорию области наводнили китайцы, которых самарцы своими силами не смогли удержать на границе. Филипп и Игнат, префекты Уральской и Саратовской директорий, объявили полную блокаду соседям, закрывая дорогу и враждебным оккупантам, и той помощи, что ринулись оказать Самаре кавказские регионы. Ни по земле, ни по воздуху доступа в независимую область не было. От бывшей самарской семьи остались считанные единицы.

В директории начался откровенный беспредел, китайцы вырезали подчистую самарских вампиров и устраивали открытые охоты на смертных, ни скрывая трупов, ни убирая за собой следы. Самарская директория начала захлебываться в крови.

Но, даже понимая, чем в итоге это грозит, понтифик не делал никаких попыток решить эту ситуацию. “Самара стала независимой, а вмешиваться в дела другого государства мы не имеем права” - так он отвечал всем интересующимся, почему господин понтифик не принимает никаких мер по “Самарской мясорубке”.

В итоге, остатки независимого клана все-таки пришли на поклон к верховному понтифику и тот, милостиво подарив свое прощение, снова принял их обратно. Разумеется, полностью заменив все руководство директорией и дополнив состав лояльными московской резиденции семьями. Ввел заново в директорию войска и те в течение нескольких дней очистили область от оккупантов.

А чуть погодя, ужесточил режим на всей подчиненной клану территории.

Даже бунтующий Кавказ поутих и стал более покорным. Всех напугала история независимости, и некоторые начали задумываться над тем, действительно ли они хотят освободиться от сильной руки московского понтифика.

Но сегодня Матвей вошел в кабинет к Марку совершенно по другому делу.

Понтифик стоял у стены с приколотой картой страны и напряженно думал о чем-то. Карта была расчерчена маркерами на разные участки - лояльные области, бунтующие и нейтральные части, отдельными флажками показаны города для особого внимания. Как, например, Екатеринбург и Краснодар.

- Марк, я к тебе по делу.

- Хоть бы кто-нибудь зашел просто поболтать по-дружески, - притворно печально вздохнул понтифик и отвернулся от карты, принимая серьезный вид, - Что у тебя?

Матвей хмыкнул на такое приветствие и уселся в кресло.

- Я прошу права на клеймение. Хочу поставить фамилиар.

Марк удивился.

- Кому и на каких основаниях?

Заместитель перевел взгляд на свои сплетенные пальцы, понимая, что теперь началось самое сложное.

- Елизавета Тихомирова, основание - мой интерес.

Услышав последние слова, понтифик поморщился.

Как же не вовремя вылез Матвей с этой просьбой!

Регионы до сих пор не могут простить Марку его клеймение инициалом единственной ткущей клана. На последней встрече в Краснодаре Арсен открыто обвинил Марка в том, что заклеймив инициалом, а потом и Печатью гемофага Ветрову, он уничтожил великое будущее клана.

Затем задумался, припоминая.

- Тихомирова… Тихомирова? Не помню такой. Она давно в клане?

- Это та девушка, что ездит к Элсбет с маленькой часовщицей. Ты ее нанял быть подругой Лине, - тихо пояснил Матвей.

Теперь понятно. Понтифик кивнул головой, вспоминая красивую блондинку. Элсбет пару раз рассказывала ему, что за молоденькой учительницей теперь каждый раз приезжает заместитель префекта и самолично отвозит ее с девочкой в пансион. Шотландка даже смеялась, что пример понтифика оказался заразителен для высшего руководства клана.

- Нравится, значит? - Марк, прищурившись, посмотрел на заместителя, - Ставь тогда инициал.

- Ты же знаешь, в клане некому ставить инициалы после смерти Иосифа. Поэтому я и прошу фамилиар.

- Нет! - отказ понтифика прозвучал жестко и категорично.

- Марк, я хочу защитить девушку!

- Она не нужна мне в клане, а как подругу Лины ее вполне успешно защищает простая клановая метка. Хочешь всем показать, что она - твоя, - ставь инициал. Но на фамилиар я разрешения не дам.