Хозяева встали и обменялись с гостем рукопожатиями. Вебстер оживился.

– Я видел ваше представление на прошлой неделе – изумительно! В «Альгамбре». Выпьете виски?

Макиннон сел в кресло, а Джим плюхнулся на стул возле длинной лавки. Пока Вебстер разливал виски, Джим коротко изложил суть дела:

– Нам пришлось выбираться через крышу. Дело в том, что мистер Макиннон вынужден был уходить второпях, поэтому он оставил в гримерной свой обычный костюм, не говоря уж о деньгах и всяких разных вещичках и штучках. Возможно, я сумею забрать их завтра утром, но сам он, насколько я понимаю, попал в хорошенькую переделку. Вот я и подумал: может быть, мы сумеем ему помочь.

Увидев на лице Макиннона сомнение, Фредерик сказал:

– Вы находитесь в детективном агентстве Гарланда, мистер Макиннон. Кое-какие задачки нам уже доводилось решать в свое время. В чем ваша проблема?

– Я не уверен… – заговорил Макиннон, – Не знаю, подходит ли этот случай для детективного агентства. Это… все это очень смутно, очень… туманно. Я, право, не знаю…

– В том, что мы выслушаем вашу историю, никакого вреда не будет, – сказал Джим, – Если мы не беремся за дело, о гонораре не может быть речи, так что вы ничего на том не потеряете.

Вебстер слегка поднял брови, уловив холодок в тоне Джима. А Джима давно уже раздражал Макиннон своими хитрыми увертками, отталкивающей комбинацией беспомощности и скрытности.

– Джим прав, мистер Макиннон, – сказал Фредерик, – Нет соглашения – нет гонорара. И вы можете смело довериться нашей скромности. Что бы вы нам здесь ни рассказали, все здесь и останется.

Макиннон несколько раз переводил глаза с Фредерика на Вебстера и обратно – и вдруг решился.

– Ну что ж, – сказал он, – Очень хорошо. Я вам расскажу, хотя и не уверен, стоит ли это расследовать. Наверное, самое лучшее было бы все оставить как есть, пусть угаснет само собой. Увидим.

Он допил свое виски, и Вебстер снова налил ему.

– Вы говорили об убийстве, – напомнил Джим.

– Я дойду до этого… Что вам известно о спиритизме, джентльмены?

Фредерик вскинул брови:

– Спиритизм? Забавно, что вы заговорили об этом. Один человек сегодня попросил меня приглядеться к одной компании спиритов. Мошенничество, я полагаю.

– Да, мошенничества здесь много, – согласился Макиннон. – Но есть люди, наделенные особым даром телепатии, и я один из них. И в моей профессии это помеха, что бы вы об этом ни думали. Я стараюсь, чтобы эти две вещи не соприкасались. То, что я делаю на сцене, выглядит магией, но в действительности это просто техника. И делать то же самое может кто угодно, стоит только попрактиковаться. Но с другой стороны… психическая сторона дела… это дар. То, что я делаю, это психометрия. Вам знаком этот термин?

– Да, я слышал его, – сказал Фредерик, – Вы берете какой-нибудь предмет и по нему можете рассказать о самых разных вещах, это верно?

– Я вам покажу, – сказал Макиннон, – Найдется у вас что-нибудь, с чем я мог бы попытаться это проделать?

Фредерик протянул руку через длинную полку, на которой сидел сам, и взял маленький круглый предмет из латуни, немного напоминавший тяжелые карманные часы без циферблата. Макиннон взял предмет, выпрямился в кресле и, держа его обеими руками, весь подался вперед, нахмурился и закрыл глаза.

– Я вижу… вижу драконов. Красные выгравированные драконы. И женщина… китаянка. Она сосредоточенна и очень спокойна, и она наблюдает, просто наблюдает… Еще там мужчина, он лежит на кровати или на каком-то ложе. Он спит. Вот кто-то входит. Слуга. Китаец. С… с трубкой. Он низко кланяется, почти до земли… берет огонек от лампы… Раскуривает трубку. Легкий запах, сладковатый… опиум. Ну вот, его больше нет, – Макиннон открыл глаза и посмотрел на присутствующих, – Это как-то связано с опиумом, – проговорил он, – Я прав?

Фредерик взъерошил пальцами волосы, слишком потрясенный, чтобы произнести хоть слово. Его дядя откинулся назад и засмеялся; даже Джим был поражен – не только атмосферой какой-то печали, вызванной Макинноном, его спокойной концентрацией, но и тем, что он сказал.

– Вы попали в самое яблочко, – сказал Фредерик и, наклонившись вперед, взял из рук Макиннона латунную вещицу, – Знаете, что это такое?

– Не имею представления.

Фредерик повернул маленький ключик в отверстии сбоку и нажал на кнопку. Изнутри механизма стала разворачиваться длинная тонкая лента из светлого металла и тут же сворачивалась ворохом на лавке перед ним.

– Это магниевая горелка, – сказал он, – Вы поджигаете конец ленты, и она горит, а пружинка продолжает выталкивать ее равномерно, и таким образом вы можете делать снимки при постоянном освещении. Последний раз я пользовался этим прибором в опиумном притоне в Лаймхаусе, когда снимал бедолаг, которые курят эту дрянь… Так это и есть психометрия, а? Я потрясен. Но как это происходит? В вашем мозгу возникает картина… или как?

– Что-то в этом роде, – сказал Макиннон, – Как будто видишь сон, хотя и не спишь. Управлять этим я не могу… Это приходит мне в голову совершенно неожиданно, в самое необычное время. Вот мы и подошли к делу: я видел убийство, и убийца это знает, хотя его имя мне неизвестно.

– Хорошее начало, – сказал Фредерик, – Многообещающее. Лучше расскажите нам все. Еще виски?

Он налил виски в стакан Макиннона и опять сел, готовый слушать.

– Это было шесть месяцев назад, – начал Макиннон. – Я давал представление в частном доме одной весьма значительной персоны. Я делаю это время от времени – скорее как гость, вы меня понимаете, чем актер по найму.

– Вы хотите сказать, что делаете это бесплатно? – спросил Джим. Он чувствовал, что все с большим трудом выносит снисходительную манеру речи и высокий, немного скрипучий, манерно-вежливый шотландский говор Макиннона.

– Разумеется, профессиональные расходы оплачиваются, – сухо ответил Макиннон.

– И кто же эта важная персона? – спросил Фредерик.

– Я предпочел бы не называть его. Он играет выдающуюся роль в политической жизни. Упоминать его имя нет никакой необходимости.

– Воля ваша, – вежливо сказал Фредерик. – Продолжайте, прошу вас.

– Я был приглашен на обед в тот вечер, когда должно было состояться мое представление. Такова моя обычная система. Я – один из гостей, это всем очевидно. После обеда, когда леди удалились, а джентльмены остались в столовой, я ушел в музыкальный салон и занялся подготовкой к выступлению. Вдруг я заметил на крышке рояля оставленный кем-то портсигар; я взял его, собираясь положить в сторонку, чтоб не мешал, и внезапно испытал самое сильное психометрическое впечатление, какое только случалось в моей жизни.

Он помолчал, затем продолжил:

– Это была река, река в лесу – северном лесу с темными соснами, глубоким снегом и низким темно-серым небом. Вдоль открытого берега шли двое мужчин, о чем-то сердито споря. Я не мог их слышать, но видел так отчетливо, как вижу вас; внезапно один из них выхватил из своей трости клинок и вонзил его в грудь своего спутника – без всякого предупреждения; вонзил, пронзил насквозь, вытащил и снова вонзил… и так раз, и другой, и третий, четвертый, пятый – шесть раз!.. Я видел темную кровь на снегу…

Макиннон еще раз перевел дух.

– Когда жертва затихла, убийца огляделся, подобрал кусок мха и вытер им клинок, затем наклонился, схватил убитого за ноги и потащил к воде. Тут повалил снег. Потом я услышал всплеск – тело упало в воду.

Он замолк и отхлебнул виски. То ли все это правда, думал Джим, то ли он гораздо лучший актер, чем я полагал… Макиннон весь вспотел от ужаса, его глаза блуждали, словно увидели привидение. Ну и что, черт бы его побрал, на то он и артист – это ж его профессия…

Макиннон продолжал:

– Несколько мгновений спустя я пришел в себя и обнаружил, что все еще держу в руках портсигар. И тут, прежде чем я успел положить его, двери в музыкальный салон отворились и вошел тот самый человек, которого я только что видел. Он был одним из гостей – крупный властный мужчина с гладкими светлыми волосами. Он увидел, что я держу в руках, и подошел, чтобы взять портсигар; наши глаза встретились, и он понял, что я все видел…