Перед возвращением к Файрхерду я обошел поле в поисках всего, что могло оказаться нам полезным и что не забрали победители, и сумел найти два крепких щита, которые после небольшого ремонта кожаной обшивки вполне могли послужить нам, а так же пару тонких охотничьих ножей и целую кольчугу, что когда-то принадлежала французскому рыцарю. Его тело упало под колючий куст, скрывший ценную добычу от мародеров. Он был толще меня, так что кольчуга оказалась шире, чем мне хотелось бы, но я затянул все пряжки до упора и под тяжестью железа почувствовал себя гораздо веселее.

Небеса потемнели, так что несколько часов спустя я вернулся в наш лагерь уже при свете звезд. Отец Эрхембальд выбранил меня за долгое отсутствие; он и все остальные беспокоились, не случилось ли со мной чего, но когда я показал оружие, привезенное с поля боя, их тревога сменилась облегчением.

— Так куда идем дальше? — спросил меня Эдда, когда я рассказал все новости о битве под Стаффордом.

Этот же вопрос занимал меня, пока я ехал обратно, поэтому я ответил сразу и без колебаний. На мой взгляд нам не имело смысла присоединяться к епископу Одо, чтобы гоняться за Бледдином; король Уэльса мог оказаться где угодно, и скорее всего за много миль отсюда. Нет, основные боевые действия развернутся на Севере против Эдгара и, скорее всего, против Эдрика тоже. Если я надеялся успеть послужить моему королю, мне следовало идти туда.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Мы направились в сторону Личфилда. Я не хотел тащить за собой в дебри Нортумбрии оставшихся в живых людей из Эрнфорда, собираясь взять только тех, кто способен сражаться, и потому оставил стариков, в том числе мельника Нортмунда и пивовара Беорна вместе с детьми и женщинами на попечение монаха Вигхерда. Он обещал, что до моего возвращения найдет для них приют в одном из городских монастырей.

Мы расстались у ворот города, где я передал монаху один из двух кошельков с серебром из моего клада.

— Передай это своему настоятелю, — попросил я его.

Я не мог точно взвесить или сосчитать количество серебра, но его, на мой взгляд, было вполне достаточно, чтобы обеспечить дружелюбие монастырской братии, вместе с необходимой пищей и питьем. Как и было заповедано, половину своего богатства я отдавал Богу.

— Если он попытается возражать, назови ему мое имя и скажи, что выполняешь мою просьбу, — сказал я. — Скажи, что я обещаю построить новую церковь или отдать моего первенца в услужение Господу; и если я вернусь с Севера живой, он сможет потребовать от меня выполнения моей клятвы.

— Да, милорд, — торжественно ответил Вигхерд.

Я нелегко давал подобные обещания, хотя искренне надеялся, что исполнять его мне не придется. До Эрнфорда меня вряд ли можно было счесть богатым человеком, а сейчас я стал намного беднее. Кроме того, потеряв единственного сына, даже не узнав его, я меньше всего хотел посвятить мое следующее дитя в духовный сан. Но защищая моих людей до сегодняшнего дня, я не мог уже отказаться от них, особенно теперь, когда вражеские войска разорили и разграбили половину королевства; так что я был полон решимости сделать все возможное для обеспечения их безопасности.

Выполнив свой долг, я вернусь. Конечно, при условии, что датчане и мятежники Нортумбрии не захватят все королевство, убивая все живое на своем пути. Валлийцы, может быть, и были побеждены, но Эдгар, король Свен и их люди были полны сил и готовы к бою и славе.

И жаждали норманнской крови.

Наконец, мы догнали армию короля Гийома на берегу полноводной реки Уир, которая, как мне сказали, с древнейших времен служила естественной границей между Нортумбрией и Мерсией. Пока он был не в состоянии осуществить переправу, потому что враг уничтожил все мосты в этой местности и захватил весь северный берег до самого Хамбре, в который река впадала через несколько миль к востоку.

Небольшие конные отряды патрулировали весь противоположный берег, спускаясь к самой кромке воды, чтобы подразнить нас; по знаменам с изображением рун, черепов, окровавленных мечей, голов волков, воронов и огнедышащих драконов, мы признали в них датчан. В то время как их король якобы принял христианство, многие из его соотечественников оставались безбожниками и предпочитали языческие символы.

Иногда некоторые из этих всадников приближались на расстояние полета стрелы, и тогда наши лучники спешили попытать удачу и достать их, но ветер, как правило, относил стрелы, вызывая в ответ новые потоки оскорблений, которые в свою очередь заставляли наших людей тратить еще больше стрел. Я считал такие перестрелки напрасной суетой: вражеские разведчики не представляли для нас никакой опасности, и даже если бы мы перебили их всех, эта победа не имела бы ни малейшего значения. Все, чего они хотели — это оценить размер нашей армии и уровень подготовки бойцов; препятствовать им было сложно по той простой причине, что такую большую армию, как наша, было почти невозможно скрыть.

Надо сказать, что наше войско очень сильно отличалось от того, что двинулось на Эофервик в прошлом году: меньше по численности, но гораздо лучше вооруженное и обученное, с большим количеством рыцарей и лучников и меньшим числом ополченцев. К этой армии я добавил шестерых моих людей: Эдду, управляющего Галфрида, троих парней из Эрнфорда — Кевлина, Дэйрика и Одгара, которых за прошедший год неплохо подготовили мои рыцари, и которые кое-что уже понимали в воинском искусстве — а также отца Эрхембальда. Я не захотел оставлять его в Личфилде и взял с собой, конечно не из-за его боевых навыков, а ради мудрости и советов, которые очень ценил, доверяя священнику больше, чем кому-либо вообще. Не было другого духовника, которому я перед боем охотнее признался бы во всех своих грехах, чем тот, кто успел так хорошо узнать меня за год жизни в Эрнфорде. Если мне суждено было погибнуть, я хотел бы, чтобы именно его молитвы сопровождали мою душу на пути к Господу.

Мне встретилось несколько знакомых лиц: это были либо дворяне, вместе с которыми я шел в последний поход на Эофервик, либо вельможи, которых видел за время нескольких своих визитов ко двору короля. Но людей, которых я знал лично, и которые признали меня, было очень мало. Странное уныние охватило меня, когда я понял, что здесь я уже не тот человек, в советах которого нуждались, который внушал уважение и вдохновлял на борьбу. Теперь я снова стал одним из немногих ничем не примечательных мелких рыцарей: без знамени и даже без вымпела над головой, без собственного отряда, за исключением пяти ополченцев, которых я даже не мог назвать своими друзьями.

Вот о чем я размышлял, сидя в лагере, пока однажды вечером не услышал, как кто-то громко назвал мое имя. Стряхнув унылые мысли, я обернулся и неожиданно увидел два знакомых улыбающихся лица.

— Понс! — Воскликнул я. — Серло!

Мы обнялись, как братья после долгой разлуки. Мы расстались не больше двух месяцев назад, но мне казалось, что прошла вечность.

— Мы уж не думали снова увидеть вас, милорд, — сказал Понс. — Все считали вас мертвым.

— Как видишь, нет, — ответил я. — Живее всех живых.

Они вырвались из засады, в которой я был взят в плен, и вместе с Робертом добрались до Эофервика. Но как только пошел слух, что враг вошел в Хамбер и направляется к городу, Роберт и его отец виконт, послали их на юг с письмом для короля Гийома, ожидая, что он уже ведет свою армию на Север.

— А через несколько дней мы узнали, что город пал, — сказал Серло. — Нам повезло, что отправили именно нас, иначе…

Иногда Божье благоволение слабеет, но временами оно сходит на нас по причинам, которые мы не всегда можем уразуметь. Но нам всем было ясно, что Понс и Серло спаслись только милостью Божьей. Я мог только надеяться, что эта милость распространится также и на семью Мале.

Тем не менее, радость встречи с Понсом и Серло была приумножена, когда в лагерь прибыли Эдо и Уэйс. Они приехали на Север из поместья Роберта в Саффолке.