— Надоело все, — сказал я, пока мы шли рядом друг с другом. — Чем дольше мы ждем, тем хуже все становится. Иногда мне хочется, чтобы валлийцы напали прямо сейчас, если они вообще не передумали воевать с нами.

— Все, что тебе сейчас нужно, это теплая подружка, — заметил Эдо. — Конечно, ФитцОсборн приказал закрыть бордели, но если ты с серебром зайдешь в некоторые пивнушки, там тебя ублажат, как в раю. Недалеко от городских ворот есть одна такая, девушки там симпатичные и недорогие.

— Меня не беспокоит их стоимость, — сказал я. — Это ты у нас великий эконом. Последний раз, насколько я помню, ты подсунул мне какую-то жирную хрюшку, которая воняла, словно не мылась десять лет.

Он рассмеялся.

— Тебе всегда нравились тощенькие. Когда пойду к девкам в следующий раз, присмотрю для тебя подходящую.

— Кстати, — сказал я, — а что случилось с Ченсвит?

Я знал, что после всех своих девушек Эдо всегда возвращался к ней, к тому же, он часто говорил о ней и называл по имени. Насколько я знал, он никогда не был озабочен сердечными делами, но в прошлом году после Эофервика вдруг заговорил о том, что хочет выкупить ее у того человека в Судверке, который владел ею, и даже жениться на ней.

— Она умерла, — ответил Эдо. — Подхватила лихорадку прошлой весной и не оправилась. Я видел ее в последний раз, когда она лежала на смертном одре. Никогда не забуду, какой она казалась слабенькой и хрупкой, я даже не уверен, что она признала меня.

— Мне очень жаль. — Я не знал, что еще могу сказать другу.

Эдо вздохнул.

— Я никогда бы не смог освободить ее. И все же, если на небе есть бордели, я надеюсь когда-нибудь найти ее там.

Я сочувственно похлопал его рукой по плечу. Мы уже приближались к большой палатке, когда раздался призыв военного рога. Я обернулся, чтобы увидеть колонну вооруженных всадников, приближающихся с другой стороны реки к нашему лагерю. Их было несколько сотен на коренастых лошадках, больше похожих на больших пони; над ними летел незнакомый мне стяг с желто-золотым змеем на зеленом поле.

— Чьи это люди? — спросил Эдо.

— Сам не знаю.

Ясно, что они не принадлежали графу Гуго. На самом деле, я не помнил, чтобы кто-то из приграничных лордов использовал в качестве своего знака змею. Человек, имеющий такое войско, должен был располагать большой властью, обширными поместьями и множеством вассалов, разбросанных по нескольким графствам. И все же я был уверен, что никогда не слышал о таком сеньоре.

Они остановились на открытой площадке ближе к берегу, снова взревели рога. Несколько человек спешились и помахали рыцарям, охранявшим переход, которые уже успели сомкнуть свои щиты в стену, на случай, если нас собираются атаковать. Хотя на мой взгляд они не выглядели так, словно пришли воевать, скорее собирались вести переговоры.

Двое из них выехали вперед, чуть позади за ними следовал знаменосец, высоко держащий желто-зеленое знамя. Я мало что мог разобрать издали, но все же увидел, что оба мужчины одеты в доспехи, рукоятки их мечей поблескивают алыми искрами рубинов, а наносники и боковые пластины шлемов выложены золотом. Очевидно, они были не просто богаты, но и не боялись выставлять свое богатство напоказ.

— ФитцОсборн, — крикнул один из них, сложив руки рупором у рта. — Мы хотим говорить с ФитцОсборном!

Он говорил по-французски немного медленно, как если бы это был не его родной язык, и я подумал, уж не англичане ли они: может быть, кто-то из тех танов, которые принесли присягу королю Гийому через несколько недель после Гастингса. В обмен на разрешение сохранить свои земли они должны были сражаться вместе с нами против своих соотечественников, и часто присоединялись к нашим кампаниям, хотя к ним, как к перебежчикам, было мало доверия, и их клятвы многими рассматривались, как бесполезные. Но их имена и цвета знамен были широко известны, и золотого змея среди них не было.

ФитцОсборна не было в его палатке, и сообщение отправили в замок, где он держал совет с кастеляном — своим заместителем по имени Роже де Монтгомери, наследным виконтом Нормандии, а также некоторыми другими дворянами, в числе которых был и Роберт. Пришлось подождать его появления, но в конце концов я увидел его и узнал по высокому с залысинами лбу и седеющим волосам. Он ехал во главе облаченных в кольчуги рыцарей, чтобы встретиться с двумя мужчинами на мосту. Я не мог разобрать, что там было сказано, но оба опустились перед ним на колени и, сняв позолоченные шлемы, склонили головы. Через некоторое время ФитцОсборн жестом поднял их на ноги, и эти двое в сопровождении десятка копейщиков проследовали за ним на лошадях к замку.

— Они валлийцы, — объявил нам Роберт, когда вернулся из замка несколько часов спустя.

— Валлийцы?

Я не верил своим ушам. Я заметил, как остальные, гревшиеся у костра, напряглись и подались вперед.

— Чего они хотят от ФитцОсборна?

— Они хотят присоединиться к нам, так они заявили, по крайней мере. Их зовут Маредит и Итель, они сыновья великого короля Гриффидда, который правил всем Уэльсом, пока лет семь назад не был свергнут и убит Гарольдом Годвинсоном.

— Узурпатором Гарольдом? — уточнил Турольд.

— Им самым, — ответил Роберт. — Хотя это случилось задолго до того, как он захватил корону, когда он был всего лишь графом Херефорда и Уэссекса, но уже тогда был очень влиятельным человеком. Они говорят, что королевства Поуис и Гвинед принадлежат им по праву, что они были лишены наследства братьями Бледдином и Риваллоном, которых Гарольд усадил на трон после войны.

— Не нравится мне все это, — сказал я. — Если они действительно собирались отвоевать свое наследство, зачем ждали целых семь лет, чтобы выступить?

— Кажется, до недавнего времени им не хватало поддержки других благородных семей, — ответил Роберт. — Но, кажется, после того как Бледдин и Риваллон объединились с изгнанными английскими танами, в стране начало расти недовольство. Многие из этих семей помнили войну с Гарольдом и смерть, которую англичане принесли на их земли. Многие потеряли свои дома и сыновей от меча тех самых людей, с которыми сейчас заключен союз.

— Любой враг узурпатора, безусловно, наш друг, — подытожил Турольд. — Раз они привели нам людей, какое это имеет значение?

По крайней мере, предположил я, они забрали людей, которые могли стоять со щитами на стороне противника. Но хотя я вполне мог поверить в силу их ненависти к англичанам, трудно было представить, что они готовы были принести присягу иноземному господину, не имея на то личного интереса.

— У них должна быть еще какая-то причина, более серьезная, чем обида и месть, — сказал я. — Иначе зачем им поднимать оружие против своих собственных соотечественников, рискуя утратить те земли, которые у них еще остались?

— Ты совершенно прав, — заметил Роберт. — Они привели своих людей под наши знамена, но в обмен хотят получить ни больше ни меньше, как нашу помощь в восстановлении их первородства и права на земли предков.

Серло закашлялся, капли вина брызнули ему на подбородок, и он вытер их рукавом.

— Ради нескольких сотен копий, которые они дают нам сейчас, мы пойдем отвоевывать им королевство?

— Два королевства, — кисло поправил его Понс. — Гвинед и Поуис.

Конечно, если Маредиту и Ителю удастся их затея, все, кто примкнул к ним, будут щедро вознаграждены. Вместе с тем, они должны были иметь не только великую веру в сынов Гриффидда, но и уверенность, что мы примем их цену.

— ФитцОсборн никогда не согласится, — пробормотал Серло. — Только дурак будет заключать сделку с валлийцем. У них нет ни чести ни совести, все они без исключения предатели.

Обычно я держал сторону Серло, прошлогодний опыт жизни в Марке научил меня доверять валлийцу еще меньше, чем англичанину. Но в то же время я понимал, что речь идет о много большем, чем просто наследовании власти. Ибо если ФитцОсборн сможет гарантировать, что правители вдоль всего вала через клятвы верности и предоставление заложников обеспечат нам мир, что они заплатят дань королю Гийому, тогда нам, возможно, не придется опасаться новых набегов со стороны валлийцев. Во времена, когда существование королевства подвергалось угрозам со всех сторон, это могло дать передышку, необходимую для подавления остальных наших врагов.