Была ли эта перемена существенной или небольшой, я не был уверен, хотя я не мог не видеть правды в ее словах. Возможно, она тоже немного изменилась, но я уж точно не был тем человеком, что год назад в Лондоне. Тогда прошло совсем немного времени после Дунхольма, где я потерял все. Мой господин, моя женщина, многие из моих самых близких товарищей были убиты, а без них, без моего меча, серебра и коня я был ничем. Однако уже чуть более, чем через год я стал владельцем земли, собственного зала и сеньором присягнувших мне рыцарей. Если раньше мне было нечего терять, но я мог выиграть все, теперь расклад изменился.

Я вздохнул, не зная, что сказать. Каким-то образом я должен был объяснить ей: то, что было между нами когда-то, не могло продолжаться, оно изгладилось из памяти. Но, вероятно, в моей душе теплилось еще достаточно любви, потому что мне понадобилась пауза, чтобы подобрать нужные слова.

— Беатрис…

Прежде чем я мог продолжить, шум снаружи нарушил тишину, то был громкий, отчаянный крик. Почти сразу его заглушили мужские голоса и смех, звучавшие достаточно громко, чтобы перебудить весь город. Моя рука сама собой потянулась к рукояти на поясе, я повернулся к двери, ожидая, что в любую минуту дверь распахнется и внутрь ввалятся мужчины с мечами в руках, но ничего не произошло.

— Папия, — прошептала Беатрис, в ее глазах мелькнул страх.

Кто-то следил за нами, подумал я, и теперь они нашли девочку. Я выругал себя за беспечность и уже с клинком в руке бросился к двери, рывком распахнул ее и выбежал в ночь.

Я увидел их почти сразу. Пять темных теней шагах в сорока вниз по улице. А среди них маленькая служанка. Она барахталась на земле, отчаянно отбиваясь кулаками и ногами, пока они пытались растянуть ее. Двое рвали на ней платье, в то время как один стоял над ней, широко расставив ноги, и расшнуровывал штаны. Остальные наблюдали, прихлебывая из кожаных фляг и насмехаясь над девушкой. Все говорили на французском языке.

Пока я стоял там, почти оцепенев и соображая, что делать, Беатрис проскочила мимо меня. Путаясь в юбках и выкрикивая имя служанки, она выбежала на улицу. Мужчины, все как один, услышали ее и повернулись, кое-кто отбросил свои фляги и потянулся за оружием.

— Беатрис! — крикнул я.

Я бежал за ней, крепко сжимая рукоять ножа, мои башмаки глухо стучали по мягкой земле. Через несколько шагов я поймал ее и схватил за талию, чтобы удержать.

— Папия, — выкрикнула она, пытаясь освободиться из моих рук, но я был слишком силен для нее, и вскоре она сдалась.

Девушка все еще лежала на земле, хотя теперь, когда внимание мужчин было приковано к другому предмету, она начала отползать и одернула юбки, пытаясь вернуть себе скромность.

— Это кто у нас такой резвый? — крикнул тот, кого я принял за вожака не только потому, что он заговорил первым, но так же из-за золотых колец на пальцах. — Англичанин со своей шлюхой?

Они выглядели пьяными и не очень твердо держались на ногах, но это не означало, что они стали менее опасны. Выпивка притупила их внимательность, но также делала безрассудными и непредсказуемыми, а я по опыту знал, что человек, мало дорожащий своей жизнью, может быть очень опасным противником.

— Держите свои лапы подальше от девушки, — предупредил я. — Или будете иметь дело с моим клинком.

Я понятия не имел, как справлюсь с пятью мужчинами, но не мог остаться в стороне и ничего не делать, тем более, что кровь моя уже кипела, а правая рука зудела от желания пустить кровь ублюдкам.

— Что я слышу? — захохотал вожак. — Он собирается биться с нами.

Остальные дружно хихикнули в ответ. Теперь, когда они вышли на середину улицы, я видел, что все они были разного роста и сложения: высокие и низкорослые, некоторые коренастые и приземистые, другие тощие с длинными руками. Все были при мечах, что означало, что они почти наверняка были рыцарями, но никто не надел доспехов поверх свободных туник и клетчатых штанов. Мне понадобится всего пять метких ударов, но я надеялся, что до этого не дойдет.

— Танкред, — сказала Беатрис.

Она положила руку мне на плечо, я встряхнулся и шагнул вперед, перекинув нож в левую руку, а правой вытягивая меч из ножен. Я редко бился двумя клинками, но так как у меня не было ни щита, ни кольчуги со шлемом, выбирать было не из чего.

Я пристально посмотрел на вожака. Его лицо, изрытое следами оспы, было так же искромсано старыми шрамами, нос сломан, а глаза спрятаны в черных провалах под густыми бровями.

— Проваливай, — сказал я.

Я надеялся, что они протрезвеют и поймут, что сейчас им нет никакого смысла рисковать жизнью. Они переглянулись и, должно быть, уверенные в своем численном превосходстве, не двинулись с места.

Их предводитель фыркнул.

— Или что?

— Перебью вас всех, и оставлю ваши туши на съедение собакам.

— Да ты у нас герой, — сказал он, вызвав новый взрыв смеха у своих людей. — Беги отсюда, дружок, пока не попробовал моей стали.

Те, кто еще не обнажил оружия, с тихим свистом вытянули мечи из ножен. Их лезвия сверкнули при свете звезд. Не более десяти шагов отделяло меня от первого из них. Если они двинутся на меня все вместе, то скоро окружат нас с Беатрис, лишив надежды на спасение. Но я уже не мог отступить. Я не был готов оставить Папию ее судьбе.

— Посмотрите-ка на его бабу, — сказал один из них, указывая свободной рукой на Беатрис. — А она милашка. Я бы поскакал на такой кобылке.

— Еще успеешь, Гисульф, — ответил его коренастый приятель с большими ушами, торчавшими из-под коротко остриженных волос. — Думаю, мы все будем не прочь ублажить ее.

Я взглянул на Беатрис, которая сжалась под их взглядами и начала медленно отступать к двери церкви, откуда падала полоса слабого оранжевого света, хотя я понимал, что она не найдет там убежища. Встречаться здесь было большой ошибкой. Вся эта ночь была ошибкой с того самого момента, когда я решил идти за девушкой к ее госпоже, и я только усугубил ситуацию, бросив вызов этим мерзавцам. Теперь они убьют меня и, вероятно, Беатрис тоже, когда закончат с ней.

— А она чистенькая, — заметил тот, со сломанным носом, присоединяясь к своим приятелям. Похоже, им было весело. — Не такая, как остальные шлюхи в этой забытой Богом дыре. Получше этой. — Он шагнул в сторону Папии и, схватив ее за руку, как раз когда она поднялась на ноги, дернул так, что девочка опять потеряла равновесие и упала в грязь прямо лицом. — Где ты ее нашел?

— Она не шлюха, — ответил я, сжимая рукоять меча.

Во мне рос гнев, кровь в жилах кипела, и это все, что я мог сделать, чтобы сдержаться, пока ждал, когда они на мгновение утратят бдительность и откроются.

— Она вдоволь накричится, когда я присуну ей, — ответил тот, ухмыляясь, словно уже представил эту картину во всех красках. — Уж я вспашу ее так, как ни один конь не вспашет. Я ее…

Спасибо, дальше не интересно. Я не дал ему возможности закончить. Боевая ярость захлестнула меня, я рванулся вперед, почти оглушенный ревом крови в висках, думая только о том, как срубить эту поганую ухмылку с его рожи.

Первый из них стоял передо мной с мечом в руке, улыбаясь в ожидании легкой крови, но я оказался перед ним, прежде чем он успел что-нибудь сообразить. Он успел только поднять свой клинок навстречу моему, и они столкнулись друг с другом, звеня сталью о сталь. Краем глаза я заметил, как тот, кого они называли Гисульфом, обходит меня с фланга. Перехватив клинок противника ножом, я быстро отвернулся от моего первого противника и рубанул воздух лезвием меча. Оно вспороло тунику Гисульфа и полоснуло по плечу; его оружие выпало из рук, когда он, крича от боли, схватился за рану.

Остальные тоже закричали, но я уже был среди них, размахивая обоими моими клинками, описывая широкие сверкающие дуги, чтобы напугать их.

— Я не хочу убивать вас, — сказал я. — Уходите, и больше никто не пострадает.

Но они не слушали. Один из них, посмелее, чем остальные, бросился на меня, вопя от пьяной ярости и занеся меч над моей головой. Забыл, что у него нет щита, открылся, дурачок. Легко отведя острие меча, я глубоко погрузил нож в его бедро, и оставил там, когда густая и липкая кровь брызнула мне на пальцы. Он сразу согнулся пополам, а я ударил его в грудь коленом и отбросил назад. Он приземлился прямо на кричащую Папию, которая еще не успела встать с земли.