- Белла, дайте себе время. То, что вы не бываете на кладбище, понятно и не заслуживает порицания. Вы придете на могилу Розмари, когда внутренне будете к этому готовы.

Буду ли я к этому готова?

Сумею ли найти в себе силы, чтобы однажды посмотреть мужу в лицо? Посмотреть и вспомнить Мари без обрывающейся пропасти осознания ее вечного отсутствия? Хватки ледяной тоски на моем сердце? Посмотреть и увидеть лишь его самого?

Ответы на эти вопросы не даст мне даже всеведущая Аманда Питт.

- Вы говорите с мужем о дочке?

Я облизала потрескавшиеся губы и вцепилась в платок похолодевшими пальцами, снова сожалея о том, что бросила курить.

С тех пор, как вернулись с Эсперанцы, как раз к самому Рождеству, мы говорили о ней каждый день. Эти разговоры были как кровопускание…

- Да, ежедневно.

На последнем слове мой голос сломался.

Тэд. Я не была уверена, что испытываемые мной чувства к нему являются любовью.

Не может являться любовью то, что похоже на нужду больного в кардиостимуляторах или же инвалида – в протезе.

Болезненная, трагичная зависимость.

Он заставлял меня говорить с ним, заставлял считаться с тем, что он есть в моей жизни. Задевал незаживающие раны.

Это было слишком близко к ненависти, к враждебной неприязни. Слишком близко, если бы не сокрушающая благодарность. За трепетную, опекающую любовь, за внимание, за разделение мира воспоминаний. За то, что с терпеливой нежностью вытирал мои слишком частые слезы, крепко прижимая к себе, наполняя мою холодную пустоту теплом. За иллюзию незыблемости своей близости, за обещание угасания боли.

- Хорошо, - доктор Питт выпрямилась в кресле, обе стопы, заключенные в лакированную кожу классических черных туфлей, опустились на бежево-золотое ковровое покрытие, примяв его толстый ворс.

Это означало, что наше время истекало. Вскрытие моих душевных патологий подходило к концу.

Я выдохнула, снова беспокойно заерзала.

Устала, истощена. Хочу вернуться обратно: в ограничивающе-спасительные стены квартиры, в сети заботы Тэда.

- После того, как вы переедете, кое-что изменится, - Аманда расположила блокнот на коленях, разместив ухоженные руки симметрично друг к другу.

…Мне бы понравилось создать для нее браслет из золота, берилла и оникса со стилизацией под шахматную клетку…

Казалось, доктор выверяла каждое свое движение, каждое слово, тон голоса и каждый аспект взаимодействия с клиентом с той же тщательностью и знанием дела, с каким выверяется каждый шаг в ритуале.

Чайная церемония психотерапевтической беседы.

- Это была наша с вами последняя встреча. Дальше – дело времени и доктора Вестленда. Вчера сообщила ему о вас, он ждет вас на следующей неделе, дни и часы те же, что и у нас с вами. Но помните, Белла, вы всегда можете позвонить мне и поделиться любой проблемой. А теперь мой последний вопрос к вам. Я уже задавала его на нашем первом сеансе. Каким вы видите свое будущее?

Я смутно помнила свою первую встречу с ней. И совсем не помнила то, что ответила тогда.

Те дни ложились в мою память засыпанные толщей пепла. Зачастую не ложились вовсе…

Каким я вижу свое будущее?

Я не сомневалась, что оно у меня есть. Я сомневалась, что смогу быть для него достаточно живой, чтобы откликаться на каждый импульс происходящего.

Мне казалось, что я умерла вместе с Мари… Или же вместо нее.

Пожав плечами, я заглянула в бесстрастно-профессиональное лицо доктора.

- Тоска. Преодоление. Бескрайняя пустыня засасывающего в себя черного песка.

Она ничего не ответила. Через секунду, поднявшись с места, Аманда подошла к своему столу и выключила диктофон.

Точка была поставлена. Я глубоко вздохнула и тоже поднялась.

Устала. Измотана.

…Закрывая дверь кабинета доктора Питт, попрощавшись с ней, обменявшись пожеланиями удачи, я все еще блуждала в словах своего ответа.

Тоска. Преодоление. Но где-то далеко, там, в пустыне этого будущего, робко, рискуя погаснуть в любую минуту, сверкает искорка надежды.

 Хотела ли я ее? Ведь Розмари больше нет.

1 июля. Вудбридж. Пайнвуд- стрит

Я проснулась, очнувшись от своего забытья. Открыла совершенно сухие глаза. Сухие впервые за много месяцев.

Новая мягкость подушки, колючая шерсть пледа. Новые стены, волны света, расположенные по-новому.

Туманное утро в Вудбридже. В этом городе под холодный серебристый перезвон дождя рождается солнце.

Тэд уже не спал. Прижавшись грудью к моей спине, согревая шею своим дыханием, он играл с краем моей футболки, заворачивая и разворачивая его, едва касаясь кончиками пальцев кожи моего живота.

Его запах, размеренное движение его грудной клетки во время вдохов, методично выстроенная игра длинных пальцев, тепло и комфорт сильного тела воспринимались так ярко и выпукло, словно под увеличительным стеклом, превращающим хорошо знакомое в иное. Огромное. Значимое.

- С добрым утром, любимая, - бархатный шелест возле моего уха, легкое касание губ на шее.

Почему-то сейчас я подумала, что, возможно, готова.

Сглотнув сухой ком в горле, задержав дыхание, я легла на спину, затем, сложив сжатые в кулак руки на животе, повернула голову, чтобы посмотреть в лицо своего мужа.