Коди Фальк остановился у большого особняка в колониальном стиле, а я погасил фары и припарковался рядом с ним. Даже сквозь стекло я слышал удары басов, раздававшиеся из его машины, – мы остановились прямо у подъездной дорожки, а он нас не слышал. Я заглушил мотор, и мы проследовали за ним в гараж. Он вылез из «ауди», мы – из своего «порше». Дверь гаража начала опускаться, и мы проскользнули внутрь в тот момент, когда Коди открывал багажник своей машины.

Увидев меня, он подскочил и выставил перед собой руки, словно пытался отогнать нападающую орду. Затем глаза его сузились. Я не такой уж здоровяк. А вот Коди оказался высоким, подтянутым и мускулистым. Испуг от внезапного вторжения уже начал сменяться расчетом – он прикидывал мой рост и вес, отмечая, что оружия у меня при себе нет.

Затем Бубба захлопнул багажник, скрывавший его от взгляда Коди, и у того аж дыхание перехватило. Бубба часто оказывает такой эффект на людей. У него лицо дефективного двухлетнего ребенка, словно оно прекратило меняться ровно тогда же, когда остановились в развитии его мозги и совесть. Ну и вдобавок тело его напоминало стальной товарный вагон, только с конечностями.

– Ты кто тако…

Бубба вытащил из сумки Коди его теннисную ракетку, покрутил в руках.

– Почему парковку называют парковкой, если там нет деревьев, как в парке? – спросил он у Коди.

Я взглянул на Буббу, закатил глаза.

– Чего? Мне-то откуда знать?

Бубба пожал плечами. Затем он вмазал ракеткой по внутренностям багажника, вогнав ее внутрь дюймов на девять, не меньше.

– Коди, – проговорил я, когда дверь гаража захлопнулась за моей спиной. – Не говори ничего, если я тебя напрямую не спрошу. Понял?

Он уставился на меня.

– Это был прямой вопрос, Коди.

– Э, да, понял. – Коди взглянул на Буббу и весь как-то съежился.

Бубба снял чехол с ракетки, кинул его на пол.

– Пожалуйста, больше по машине не бейте, – сказал Коди.

Бубба успокаивающе поднял ладонь. Кивнул. Затем ракетка со свистом метнулась к автомобилю и врезалась в заднее окно «ауди». Стекло с громким хрустом ссыпалось на заднее сиденье.

– Господи!

– Коди, что я сказал насчет разговоров?

– Но он только что разбил…

Бубба метнул ракетку как томагавк, и та врезалась Коди в лоб, отбросив его к стене гаража. Он сполз на пол, и кровь заструилась из раны над его правой бровью. Выглядел он так, будто вот-вот заплачет.

Я поднял его за волосы и ткнул спиной в дверцу машины.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь, Коди?

– Я… Что?

– Чем ты занимаешься?

– Я ресторатор.

– Это еще кто? – спросил Бубба.

Я взглянул на него через плечо:

– Владелец ресторана.

– А.

– И какими ресторанами ты владеешь? – спросил я Коди.

– «Верфь» в Нэханте. И «Флагстафф» в центре, и частью «Тремонт Стрит-гриль», и «Форс» в Бруклайне. Я… я…

– Ш-ш-ш, – сказал я. – Дома кто-нибудь есть?

– Что? – Он суматошно оглянулся. – Нет, нет. Я один живу.

Я поднял Коди.

– Коди, тебе нравится приставать к женщинам. Может, иногда даже насиловать их, поколачивать, когда они ломаются, а?

Глаза Коди потемнели, густая капля крови начала свой спуск по его носу.

– Нет, не нравится. Кто…

Я отвесил ему оплеуху по рассеченному лбу, он взвизгнул.

– Тихо, Коди. Тихо. Если ты еще хоть раз пристанешь к женщине – к любой женщине, – мы спалим твои рестораны к чертовой матери, а самого тебя сделаем инвалидом. Понял?

Видимо, упоминание женщин вызвало в Коди обострение глупости. Возможно, после того, как ему сказали, что он не сможет развлекаться с ними так, как ему нравится, его мыслительные способности отключились.

Как бы там ни было, он покачал головой. Сжал челюсти. В глазах его мелькнул хищнический огонек, будто ему показалось, что он нашел мою уязвимую точку – беспокойство о «слабом поле».

Коди сказал:

– Нет. Не пойдет.

Я отступил в сторону, а Бубба обошел машину, достал из кармана своего плаща пистолет 22-го калибра, накрутил на ствол глушитель, направил его Коди Фальку в лицо и нажал на спусковой крючок.

Боек ударил по пустому барабану, но Коди поначалу этого не понял. Он закрыл глаза, вскрикнул «Нет!» и рухнул на задницу.

Мы стояли над ним и ждали, когда он наконец откроет глаза. Он коснулся носа, с удивлением обнаружив его на прежнем месте.

– В чем проблема? – спросил я Буббу.

– Не знаю. Я его заряжал.

– Ну, еще раз попробуй.

– Не вопрос.

Коди выбросил руки перед собой:

– Подождите!

Бубба ткнул Коди стволом в грудь и снова нажал на спусковой крючок.

Снова щелчок.

Коди снова рухнул на пол, глаза его снова закрылись, лицо скривилось в гримасе ужаса. Из-под закрытых век заструились слезы, а по левой штанине начало растекаться зловонное пятно.

– Черт, – сказал Бубба. Он поднял пистолет к лицу, скорчил рожу и снова направил его в сторону Коди, ровно в тот момент, когда тот открыл один глаз.

Коди зажмурился, когда Бубба в третий раз нажал на крючок, снова попав на пустую камеру револьвера.

– Слушай, ты его на барахолке купил, что ли? – спросил я.

– Заткнись. Сейчас все нормально будет.

Бубба дернул запястьем, выщелкнув барабан.

На нас золотым глазом уставился один патрон, единственное пятно цвета в круге маленьких черных отверстий.

– Видишь? Один тут есть.

– Один, – повторил я.

– А больше и не надо.

Внезапно Коди рванулся к нам.

Я поднял ногу, наступил ему на грудь и толкнул его обратно на пол.

Бубба захлопнул барабан и направил револьвер на Коди. Когда пистолет снова дал осечку, Коди вскрикнул. На втором щелчке он издал такой странный звук – полусмех, полуплач.

Он закрыл глаза ладонями и принялся повторять:

– Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет… – а затем опять полузасмеялся-полузаплакал.

– В шестой раз точно повезет, – сказал Бубба.

Коди взглянул вверх, на жерло глушителя, и прижался затылком к полу. Рот его был широко раскрыт, как будто он кричал, но единственным звуком было тихое, тонкое: «На, на, на».

Я присел на корточки, схватил его за правое ухо и подтянул к себе.

– Я ненавижу тех, кто нападает на женщин, Коди. До блевоты ненавижу. Каждый раз, когда такое происходит, я спрашиваю себя, а что было бы, окажись она моей сестрой? Или моей матерью? Понимаешь?

Коди попытался вывернуться, но я крепко держал его за ухо. Глаза его закатились, он прерывисто дышал, раздувая щеки.

– Посмотри на меня.

Коди кое-как сфокусировал взгляд на моем лице.

– Если страховка не покроет ее затраты на ремонт машины, Коди, мы вернемся. Со счетом.

Паника в его глазах отхлынула, уступая место ясности.

– Я тачку этой суки не трогал.

– Бубба.

Бубба прицелился Коди в голову.

– Нет! Стойте-стойте-стойте. Слушайте, я… я… Карен Николc, да?

Я поднял руку, Бубба застыл.

– О'кей, я… ну да, я немного за ней потаскался. Чисто поиграть. Чисто поиграть. Но машину ее я не трогал. Я никогда…

Я врезал кулаком ему в брюхо. Воздух резко вырвался из его легких, и он начал хлопать ртом, пытаясь продышаться.

– Ну ладно, Коди. Поиграть решил, значит. Сейчас у нас заканчивается второй тайм. Усвой одно: если я услышу, что в этом городе женщина – любая женщина – подвергается преследованию… Если женщину изнасилуют… Если у нее, мать твою, прическа растреплется. Коди, я просто решу, что это твоя вина. И тогда мы вернемся.

– И отправим твою тупую жопу в инвалидное кресло, – добавил Бубба.

Судя по хриплому выдоху, Коди Фальку удалось заставить свои легкие снова заработать.

– Скажи, что понял меня, Коди.

– Я все понял, – с трудом проговорил он.

Я взглянул на Буббу. Тот пожал плечами. Я кивнул.

Бубба свинтил глушитель с пистолета, положил его в карман плаща, убрал револьвер в другой. Подошел к стене и поднял теннисную ракетку. Затем вернулся обратно, навис над Коди Фальком.