- Мой самый плохой недостаток, госпожа, и я ежедневно работаю над тем, чтобы исправить его и еще лучше служить вам.
- Прекрати. У меня от тебя голова пухнет.
Он усмехнулся.
- Что приводит меня к следующему неотложному делу государственной важности. Завоеватель Греции должна получить отдых. Через два дня мы достигнем Коринфа, и появится много проблем, которые потребуют вашего непосредственного и полного внимания.
Зена фыркнула.
- Ты довольно хорошо подражаешь Видалису. Хочешь, чтобы я передала ему это?
Паренек пропустил поддразнивание.
- Пожалуйста?
- Отдохнуть? Моя кровать, к сожалению, занята.
- Нет. Она спит на полу.
Завоеватель подняла бровь. Упрямое создание.
- Пожалуйста.
Она смягчилась. Зена встала, подняла чашу и мех с вином и направилась к каюте. Действительно, спящий гладиатор прижалась к стене под столом, красная шелковая простынь была туго обмотана вокруг ее голого тела.
Закрытая каюта все еще сильно пахла кровью, потом и целебными мазями. Когда Никлос помог ей снять доспехи и кожи, Завоеватель почувствовала взгляд зеленых глаз. Она разделась полностью, позволив Никлосу вымыть ее губкой, не заботясь о том, что женщина смотрит. Затем Зена натянула чистую одежду, отвергнутую ранее, и упала на низкую постель, спрятав лицо в прохладной роскоши.
Подушка пахла оливковым маслом, лекарственными травами и расцелованной солнцем кожей гладиатора. Встречая прямой пристальный взгляд, она чувствовала себя втянутой во что-то вроде разговора душ, который велся на языке, которого она не понимала. Эти упрямые зеленые глаза были последним, что она видела перед тем, как сон сменил этот язык на более знакомый словарь кожи, стали и крови.
10 Conlocutio Nocturnum
Полночные беседы
Она проснулась в душной темноте, забивающей легкие, как будто кто-то прижал подушку к ее лицу. Она резко села и ударилась головой. Штурманский стол. Каюта. Пустая кровать. Закрепив простынь на груди, она подошла к двери и вышла на ночной воздух.
Океанский бриз легким порывом коснулся лица, унося за собой надоевший жар и болезненный запах каюты. Гладиатор жадно глотала воздух, смывая испуг пробуждения. Когда она, наконец, поняла, что это была тошнота, времени осталось только на то, чтобы прислониться к перилам у борта, отправляя в воду черное снадобье, желчь и мало что еще.
Леопард прислонилась к перилам, чувствуя прохладный ветерок на лице, глядя на темную воду, убегающую назад, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту и вернуть ясность сознания. Прошло – она напряженно считала – три дня с ее последнего полноценного приема пищи, ее награды за победу над диким котом. Она проглотила все, практически не жуя; некоторые охранники находили свое маленькое развлечение в том, чтобы урезать и без того малые привилегии. Теперь гладиатор пыталась вспомнить, что она ела и какова была еда на вкус. Рагу, если она правильно вспомнила, полное перезрелыми овощами и хрящеватым мясом – тень тех роскошных банкетов, которые устраивались в гладиаторской школе. Но это была еда, и она смогла заполнить свой, обычно пустой, желудок. Ослабленная потерей крови, той ночью, она спала пресыщенной, почти благодарной; и ей снилась статная красавица, глядящая вниз с трибуны Цезаря глазами более дикими, чем у льва.
А потом охранники разбудили ее ночью. Она ожидала быть доставленной в покои сенатора, но вместо этого ее потащили на тренировочный двор. Раб задавалась вопросом, проснулась ли она уже; там ожидала женщина из ее сна. Они сражались; и это тоже было частью ее сна. И когда эти сильные руки схватили ее... они были эффективными, но не равнодушными, вправив ее плечо в сустав. Она могла представить себе даже намек на мягкость...
Живот гладиатора зарычал более настойчиво. Напоминание – три дня с того момента. Три дня черствых хлебных крошек и воды или вообще ничего. Нос указал направление, заставляя, хромая на забинтованную ногу, отправиться к люку на баке корабля. Не без труда она спустилась по лестнице в трюм.
Запах овсянки, приведший ее внутрь, cменился вонью худшей, чем та, что была в каюте. Вдоль стен покачивались гамаки, в которых отдавали дань Морфею множество немытых солдат и матросов. Гладиатор замерла, почти решив подняться обратно.
Звук всплеска остановил ее, и Леопард медленно пробралась к бочке, в которой плавал ковш. Вода, хоть и с привкусом тины и затхлости, была радушно принята сухим горлом, как камень упав на дно желудка. Она жадно глотала, пока мерзкий запах не поборол жажду. Благоразумие советовало уходить, но призывный запах заставил ее живот снова напомнить о себе. Слабый свет фонаря обнаружил остатки последней трапезы – несколько ложек овсянки и пара кусков заплесневелого хлеба. Гладиатор проглотила овсянку, едва успев заметить ее вкус, и уничтожила хлеб так медленно, как смогла, запив все водой из бочки перед тем, как повернуться обратно к лестнице.
Голоса остановили ее. Бормотание раздавалось из задней части трюма, где другая лестница вела на палубу. Проклиная свое любопытство, гладиатор прохромала в темную глубину трюма. Силуэт, залитый лунным светом из открытого люка, заставил ее остановиться. Раб присела, прячась за большими амфорами, закрепленными у борта.
- ...она почти не бывает на палубе, проводя большую часть времени в этой омерзительной каюте.
- Ты должен найти способ. Лучше ночью – так больше шансов. Меньше посторонних глаз. Думаю, не стоит напоминать тебе, что Коринф – менее чем в двух днях пути. Если она будет все еще жива, когда корабль причалит, вы поплатитесь за это жизнями.
Темная фигура говорящего направилась к лестнице, доспехи тускло блеснули в лунном свете. Шаги слышались все ближе. Леопард туже затянула простынь на груди и отступила в темноту. Когда мужчина оказался в пределах досягаемости, ее рука сжалась вокруг его горла.
- Завоеватель?
Гладиатор удивленно моргнула. Возможно, они хотели забрать не ее жизнь.
- Завоеватель, пожалуйста...
Она сжала захват на его горле сильнее, не давая говорить.
- Кто хочет убить Завоевателя? Сенатор?
Мужчина захрипел, вцепился ногтями в мускулистое предплечье, сжимающее горло. Он попытался ударить локтем назад, но Леопард не дала ему ни шанса, врезавшись костяшками пальцев в его спину, заставляя мужчину прекратить сопротивление.
- Я все слышала. Кто хочет меня убить?
- Завоеватель, пожалуйста, пощадите! Я – не угроза для вас. Вы же видите это?
- Говори или умри, убийца! – Мышцы на руке гладиатора вздулись, сдавливая сильнее. Когда она решила, что сил не хватит, мужчина издал какой-то звук, и гладиатор позволила себе немного ослабить хватку. – Что ты сказал?
- Цезарь!
У нее свело живот.
- Идем.
Гладиатор потащила мужчину в ту сторону, откуда он пришел, вверх по ступенькам.
До каюты оставалась только пара шагов, когда крики и бой барабанов возвестили тревогу. Почти дюжина солдат появилась из неоткуда, окружив их на палубе. Дежурный капитан, Маркус, встал прямо перед ней и каютой.
- Отпусти его, раб.
И что тогда? Раб, напавший на полноправного гражданина, ее слово против его? Они, конечно, не поверят, что этот матрос планировал убийство Завоевателя. Гладиатор усилила хватку, встала поудобнее, бросая взгляды на солдат слева и справа от нее. Моряк булькнул в ее захвате, лицо его стало наливаться кровью.
- Отпусти его!
Она так и собиралась сделать. Когда он будет без сознания или мертв.
Ботинок скрипнул по палубе позади нее. Бросив взгляд через плечо, гладиатор ударила ногой назад, попав прямо в горло солдату. Его меч свалился на палубу быстрее него самого, схватившегося за шею.
Остальные солдаты инстинктивно шагнули ближе. Леопард сильнее сжала шею моряка, угрожая сломать, глаза ее были холодными и опасными. Солдаты остановились и повернулись к дежурному капитану за распоряжениями.
- Что все это значит?
Завоеватель вихрем вырвалась из каюты, сопровождаемая Никлосом. Она быстро охватила взглядом всю сцену и прорвалась сквозь круг как разъяренный бык.
