А Ноэми-девчонка умоляет: «Пойдем, Эля… А?» В уговоры включаются еще голоса: «Ты же всех подведешь, весь отряд». «Вспомни о походе…»
Эля, наконец, поднялась с кровати.
Потом они пробираются по лагерю. Впереди река, а слева линейка, залитая желтым пластиком. В центре площадки какое-то подобие овальной трибуны или башенки.
На отполированной стенке четкая надпись: «Разум преобразует природу». Это — сверху. А чуть пониже, столбиком:
Помни!
Все твои победы,
в жизни начинаются с победы
над собственными слабостями.
Воюй против дурного
в себе и в других.
Главные твои враги:
лень, эгоизм, страх.
Хочешь стать трудолюбивым:
клади на обе лопатки лень.
Хочешь быть вровень со взрослыми —
ставь интересы коллектива
выше своих собственных интересов.
Хочешь стать смелым,
не поддавайся страху.
Встретив трудность,
будь настойчив и терпелив.
Люби истину больше,
чем себя самого.
Неумелому помоги,
нерадивого заставь.
Самому стать хорошим —
твой первый шаг,
добиться, чтобы
хорошими стали все, —
твоя цель.
«Что это? Нравственная азбука, с которой знакомят юных землян подобно тому, как раньше, в двадцатом веке, знакомили с таблицей умножения? — думает Валентин. — А ведь, пожалуй, не лишним было бы и тогда печатать в учебниках начальной школы, на обложках тетрадей такие вот нравственные правила. Печатали же таблицу умножения, азбуку, прописи грамматические…»
А Эля там, возле залитой пластиком линейки, поворачивается, говорит:
«Зачем мы пришли сюда, Ноэми? Тебе приятно мучить меня, да?» — В голосе ее отчаяние.
«Эля, милая!.. Это не нарочно, Эля… Знаешь ведь, почему поручили мне. Потому что я… в общем, не умею быть настойчивой и требовательной. Вот и поручили, чтобы я… Ну, ты же знаешь, как у нас! Кто чего не умеет, того этому и обучают. Если боится, учат страх преодолевать. Если не очень внимателен к другим, приучают ухаживать за товарищами. А меня вот чтобы я обязательно научилась настойчивости и требовательности… Ты, пожалуйста, не обижайся… Но ведь тебе надо научиться плавать и не бояться воды. Ты же все понимаешь, Эля.»
А на башенке возникла новая надпись.
Способность мыслить — самая прекрасная и удивительная из способностей. Цените, развивайте, возвышайте ее. Она превратит вас в великанов, которым по плечу не просто познавать, но и преобразовывать мир. Гордитесь своим положением человека и готовьтесь стать учеными, как ваши отцы и матери.
Ниже было факсимиле — не очень разборчивый росчерк быстрой руки.
«Ладно, пойдем к реке», — сказала Эля…
— Минутку, Ноэми, — попросил Валентин. — Включи освещение.
— Тебе не интересно, что было дальше? А было очень забавно, как Эля воевала со своим страхом, а я училась умению требовать. Это смешно, как вспомню… Знаешь, я не стала бы научным работником, если бы не научилась быть требовательной к другим и к себе. Не только в тот раз с Элей, но и после тоже.
— Вот и ты — о научной работе. Ученые твои мать и отец. И в той цитате на башенке призыв быть учеными… Как это понимать? На Земле что же… Вроде касты научных работников? Наследственное право становиться учеными?
— О чем ты говоришь? О какой касте? — удивилась Ноэми.
— Ну хорошо, могу и по-иному, — взволнованно продолжал Валентин. — В мое время, в прошлом, на Земле кое-кто считал: человечеством должны управлять ученые, а народ, рабочий люд слишком-де сер и необразован, чтобы управлять. В мое время этому давали отпор. По крайней мере, в странах социализма. А теперь что же? Все иначе?
— Не понимаю, о чем ты.
— Я спрашиваю, что за этим призывом: стать учеными, как отец и мать?
— Но сейчас все люди Земли в основном ученые.
— Все тридцать два миллиарда человек?
— Отчего же тридцать два?.. Примерно половина дети.
— Ну да, конечно… А остальные ученые?
— Не все, но большинство… А как иначе? Впрочем, лет сто-сто пятьдесят назад еще сохранялось разделение на ученых и инженеров. По-моему, дольше всех сохранялись инженеры-конструкторы.
— И архитекторы?
— Они есть и теперь. Архитектура — это же искусство. А прежде инженеров было, к сожалению, не меньше, чем ученых.
— Почему, «к сожалению»? Разве инженер — работник второго сорта? Он тоже творец. Я сам был инженером. От всяких «почему» и «как» голова трещала.
— Я не хотела тебя обидеть, — виновато сказала Ноэми. — И наверное, не готова к такому разговору. Но вот еще в школе я читала роман. Исторический, о времени, когда инженеров было много. Помню слова одного из героев: «Ученого ценят за удачи, инженера — за отсутствие неудач». По-моему, тонко подмечено. Поэтому, должно быть, и запомнилось. Ученому прощаются все ошибки, любые безуспешные поиски, если он нашел в конце концов что-то новое, свое, чего никто раньше не находил. А кто простит инженера, если из-за его ошибки рухнул дом? Я права?
— Ну, допустим…
— Но ведь это означает, что инженерную работу можно доверить и машине! Проектировать, пользуясь уже известными законами и нормами, — это под силу эвристическим роботам, например. Кстати, одну из усовершенствованных моделей искусственного мозга недавно создали в Африканском институте эвристики.
— Я, кажется, видел ее, — сказал Валентин. — Вроде тумбочки с множеством мигающих глазков.
— Тем лучше, что видел. Сейчас человек задает лишь общую программу поисков конструкции машины или прибора. Оптимальное, наивыгоднейшее решение находит эвристический робот. А общую программу задают роботоналадчики.
— Роботоналадчики?
— Ага. Наладчики роботов.
— Постой, постой! Эля говорила, что ее отец тоже наладчик роботов. Но я предположил, что это просто квалифицированный рабочий.
— Ты все-таки запомнил слова Эли об отце…
— Ну и что? Почему ты все время возвращаешься к Эле?
— Ведь мы подруги. Я люблю ее. Мне странным кажется, что ты совсем равнодушен к ней.
— Опять за свое! Мои чувства — это мои чувства. Не надо о них. Ты лучше скажи; эти твои роботоналадчики — научная профессия?
— Конечно. А на меня нельзя сердиться.
— Я не сержусь. И к Эле, если уж начистоту… — он готов был сказать всю правду, но в последний момент все-таки не рискнул признаться. — Ты скажи, если роботоналадчик — ученый, то воспитатель, врач — тем более?
— Тебя это удивляет?
— Не то, не о том ты! — воскликнул Валентин, а сам подумал, что давно бы мог догадаться о всеобщем служении науке: ведь все или почти все сообщения видеопанорамы так или иначе были об изысканиях и открытиях! Впрочем, и это не самое главное. Надо бы узнать и понять, когда и как люди Земли сумели стать учеными. Сплошь! Впрочем, главная причина, вероятно, в том, о чем говорили на дельфиньем островке Эля и Халил. Если высшее предназначение разума — переделать вселенную, то люди закономерно находят призвание в науке, позволяющей им стать великанами.
Черт возьми, ради такой цели стоило драться, терпеть, мучиться!
Ноэми обрадованно встрепенулась:
— Эля?.. Да-да, это я, Эля… Он здесь… Хорошо, что ты идешь к нам!
Валентин тоже услышал теперь голос Эли, а потом и Халила.
— Кое-как увел ее со станции. Силой увел — до того упрямая… Вы спросите ее, что она заказывала?! Она в древность зарыться хочет. А какая причина, молчит. Нехорошо это, обидно это: при первой неудаче в лаборатории — отступиться. На эксперимент не дают энергии? Ну и что? Сдаваться? Я стыдить ее хотел, обижается, слушать не желает. Как можно?
— Халил!
— Что Халил? При чем здесь Халил?! Ты мне когда-то, два года назад, упасть не дала, спасла от большой беды. От смерти спасла! Сейчас я тебя держать буду, чтобы не свалилась. Все помогут мне. Разве я неправильно говорю? Валентин! Ноэми! Неправильно я говорю?
