Уильям прав, их отношения были обречены с самого начала — и вовсе не из-за его чрезмерной заботливости, в чем она на протяжении многих лет убеждала себя.

Нет, виновата была только она, потому что не всем делилась с ним.

Иногда Маркейл убеждала себя, что никому не вправе доверить свою тайну… Но возможно, правда заключалась в чем-то другом. Скорее всего, она боялась попросить Уильяма разделить с ней ее трудности, так как была уверена, что это положит конец их отношениям.

В конце концов, твердо уверовав, что Уильям все равно оставит ее, Маркейл нашла удобное решение — самой порвать с ним. Ее гордость не была бы ущемлена, и она полностью отдалась бы артистической карьере. Но в жизни все оказалось сложнее.

С тяжелым сердцем Маркейл ходила по комнате, пока ее внимание не привлекло движение за окном. В развевающейся накидке, верхом на заметно хромающей лошади во двор въезжал Уильям. Быстро повернувшись, она направилась к выходу.

— Мисс?

Оглянувшись, Маркейл увидела жену хозяина гостиницы и подростка, который держал большую и явно тяжелую корзину.

— Еда, которую вы заказывали, мисс, — присев, сказала женщина. — Джеймс отнесет ее вам.

— Благодарю. Как раз вовремя. Пойдемте, — кивнула Маркейл юноше и вышла из гостиницы.

Она нашла Уильяма, с сердитым видом стоящим у экипажа.

— Что случилось? — спросила она.

— Моя лошадь захромала. Мне пришлось вернуться, чтобы сменить ее, и я потеряю из-за этого уйму времени.

— Джеймс, — обратилась Маркейл к юноше, — можете отдать корзину капитану Херсту.

Застенчивый парень протянул тяжелую корзину Уильяму.

— Спасибо, Джеймс, — поблагодарила его Маркейл.

— Р-рад услужить вам, м-мисс.

Парень отчаянно покраснел и поспешил обратно в гостиницу.

— Это что такое?

Уильям смотрел на корзину, словно в ней лежали огромные булыжники.

— Еда для слуг. — Маркейл поднялась в экипаж и расправила юбки. — Можешь поставить корзину на пол. Она очень тяжелая и не должна скользить.

— А я подумал, что в ней булыжники, — пробурчал он и, поставив корзину на пол, отодвинул ее к противоположной стенке экипажа. — Там, должно быть, не только еда.

— Я приобрела еще и несколько бутылок эля на случай, если мы останемся без гостиницы.

— Очень предусмотрительно, — кивнул Уильям. — А-а! — Он взглянул на дорогу. — Постон раздобыл нам новых верховых лошадей — и не одну.

Наклонившись вперед, Маркейл увидела, что один из слуг верхом скачет к ним, ведя за собой трех гарцующих меринов.

— Где он взял деньги на… — Он пристально посмотрел на Маркейл. — Это ты его облагодетельствовала?

— Постон сказал, что мисс Чаллонер теперь едет верхом, и я подумала, что будет лучше, если он присоединится к тебе. Из твоей записки мы поняли, что она забрала с собой всех верховых лошадей, поэтому я послала его посмотреть, что можно найти.

— Я верну тебе деньги, — сухо сказал Уильям.

— Ерунда. Я тоже участвую в преследовании. Одна просьба — поймай эту проклятую женщину.

— Хорошо. Пока мы не выедем на Северную дорогу, гостиниц больше не будет.

— Это далеко?

— Всего в трех часах езды, вот почему нужно спешить. Если повезет, то со свежей лошадью я найду ее до того, как разразится гроза, и верну себе эту чертову шкатулку.

— Мне хотелось бы поехать с тобой.

— Погода не позволяет. Мисс Чаллонер еще пожалеет, что оставила свой экипаж.

— Интересно, почему она так поступила?

Маркейл нахмурилась.

— Она, должно быть, знает, что мы следуем по пятам за ней. Возможно, она посылает кого-нибудь назад, чтобы удостовериться, нет ли погони. — Уильям взглянул на небо. — Но на этот раз она может просчитаться. — Он снял теплый шарф и потом плотнее замотал его вокруг шеи. — Встретимся в первой большой гостинице на Северной дороге, в «Пеликане».

— Уильям, будь осторожен. Мисс Чаллонер и ее сопровождающие могут быть вооружены. Тебя могут ранить или…

Уильям поднялся в экипаж, взял ее рукой за затылок и поцеловал. Маркейл неожиданно потянулась к нему, охотно приняла его язык, которым он скользнул между ее губами, и ее мгновенно бросило в жар от желания.

Он прервал поцелуй так же резко, как начал, хотя и оставил руку у нее на затылке.

— Это половина поцелуя. Другую половину я надеюсь получить сегодня вечером в «Пеликане», так что не задерживайся.

— Я… я буду с нетерпением ждать.

Ее голос стал хриплым от страсти, а сердце заплясало какой-то странный танец.

— Непременно.

Быстро поцеловав ее в лоб, Уильям подмигнул и с захватывающей дух ухмылкой ушел.

Наклонившись вперед, Маркейл видела, как Уильям вспрыгнул на крепкую кобылу и вместе с Постоном быстро ускакал со двора. Серое небо наверху громко выражало протест, который Маркейл ощущала в душе.

Уильям постоянно удивлял ее. Покинув перед этим экипаж, он был раздраженным и сердитым — и не без причины. Но скачка, очевидно, пошла ему на пользу, и его настроение заметно улучшилось. Конечно, это могло объясняться тем, что они приближались к цели погони, но Маркейл осмелилась надеяться, что причиной хорошего настроения Уильяма отчасти была она.

Это была нелепая надежда, но Маркейл, как ни старалась, не могла ее подавить. С глупой улыбкой на губах, которые еще горели от поцелуя Уильяма, она откинулась на спинку сиденья. Вскоре экипаж дернулся, и они снова отправились в путь.

До «Пеликана» они добрались только через много часов. Сразу же после того, как Уильям скрылся на дороге, небеса разверзлись, и экипаж Маркейл продвигался с большим трудом.

Маркейл сочувствовала Уильяму, скакавшему под этим проливным ливнем, но ничего не могла поделать. Ей захотелось помочь слугам, которые оставались под открытым небом. Она постучала в потолок и попросила нового кучера — очень вежливого молодого человека по имени Чарлз Роббинс — распорядиться, чтобы слуги ехали внутри экипажа вместе с ней, но Роббинс категорически отказался.

Она пыталась возражать, но он просто стоял под дождем и повторял: «Нет, мисс. Это недопустимо».

Так как возражения не приносили никакой пользы, а лишь задерживали их, Маркейл в конце концов сдалась. Поднимая брызги, они медленно ползли по покрытой густой грязью и ставшей труднопроходимой дороге. Несколько раз Маркейл ощущала, что зад экипажа скользит и только в самый последний момент успевает выровняться.

Они останавливались только один раз, когда заднее колесо основательно увязло в глубокой грязи. Пока слуга освобождал колесо, Маркейл достала корзину и удостоверилась, что для каждого есть еда и эль на дневной перекус.

Вскоре они двинулись дальше, и Маркейл осталась в пустом экипаже одна со своими мыслями. Это был долгий и мучительный день, когда ей оставалось лишь думать о том, что говорил Уильям и какой смысл вкладывал в сказанное.

Его мнение о Колчестере возмутило Маркейл, но теперь она задумалась о человеке, которого долго считала своим лучшим другом. Когда возникали неприятности, ей не приходило в голову обращаться к нему. С течением времени она все реже и реже виделась с ним, так что у них не было даже непринужденного легкого общения, которое можно назвать чисто дружеским.

Неужели она возвела Колчестера на своего рода пьедестал и в то же время не позволила Уильяму занять законное место в ее жизни? Неужели она допустила такую несправедливость в своих суждениях?

Маркейл не могла бы ответить. Она только знала, что после разговора с Уильямом начала сомневаться во многих решениях, на которых строила свою прежнюю жизнь. И очень жалела, что не может поговорить с бабушкой об этих своих открытиях.

Вообще-то Маркейл следовало из «Пеликана» послать бабушке письмо, чтобы старушка не беспокоилась.

Дождь, слава Богу, ослабел и теперь лишь равномерно моросил, а серое, небо с приближением вечера еще сильнее потемнело. Они выехали на Северную дорогу, когда уже стало слишком опасно для путешествия, и после утомительно медленной поездки по ужасно скользкому участку дороги добрались наконец до «Пеликана». Вместе с ними к «Пеликану» подъезжало и несколько других экипажей, и вокруг царила суматоха, разительно отличавшая это место от их предыдущих остановок.