— Все хорошо, спи.

Польские женщины, думаю я, так прекрасны!

И снова сплю.

И когда настает то, что мы называем утром, то есть когда разом просыпается большинство из нас — такой зыбкий компромисс с реальностью, — я не знаю, приснилось ли мне все это или было на самом деле.

Когда мы плыли вперед, у нас, по крайней мере, была цель, мы находились в движении, что-то искали. А теперь… теперь все, что у нас есть, — это одни и те же повторяющиеся, почти бессмысленные действия. Их слишком мало, чтобы заполнить мучительно тянущееся время: дни, которые не дни вовсе, и ночи, которые вовсе не ночи. Мы прочесали озеро в поисках рыбы и нашли еще двух слепых лещей. Мы исследовали зеленоватый лишайник на стенах и так и не решили, можно ли его есть. Скоро у нас не останется выбора.

Джефф видит крысу, стремительно пересекающую пещеру, и бросается за ней, но та удирает в один из лазов и пропадает из виду.

— Нет, — кричу я, видя, что парень готов последовать за ней.

— Но, сэр…

— Нет, Джефф. Там опасно.

Он глядит на меня с усмешкой на губах, усмешкой, говорящей — трус, слабак и, хуже всего, псих. А ведь он был одним из лучших, вежливым, послушным: «Да, сэр, нет, сэр». А теперь я вижу прямой вызов, открытую дерзость, и мне не на что опереться, я не осмеливаюсь ответить. Это был бы взрыв, который смел бы всю дисциплину, все равновесие.

Я отвожу взгляд. Джефф уходит. Что-то тихо говорит другим, и ему отвечают приглушенным смехом. Смотрю туда, сжав кулаки. Джефф и пара его приятелей усмехаются в ответ. Джин берет меня за руку и уводит.

Мы ловим в озере еще двух лещей. Чтобы найти второго, пришлось спустить лодку на воду — лишь один был так туп, чтобы подплыть близко к берегу. Сколько еще их в озере? И что мы станем делать, когда изловим всех?

Мы готовим и едим рыбу. В животах урчит. Рыба низкокалорийна. Мы слабеем, быстрее устаем. По крайней мере, раньше ложимся.

Я сплю…

И тут меня кто-то трясет. Мальчик, он плачет.

— Сэр, сэр!

— Что… — Я сажусь. Все уже на ногах. — Что? Что?

— Это Джефф, сэр. Джефф и Майк.

Майк? Майк Роулинз, один из тех усмехавшихся. А кто был вторым? Джеймс? Нет. Джейсон. Джейсон Стэнтон. Уже не так самоуверен, думаю я. Угрюмое лицо исцарапано, он вымок насквозь. Слезы прочерчивают светлые дорожки в угольной пыли, покрывающей щеки, глаза покраснели.

— Что с ними? Что случилось?

Оглядываюсь вокруг. Ни следа тех двоих. Тут и там вспыхивают фонарики, лучи пляшут по стенам пещеры.

Снова резко спрашиваю:

— Где они?

В ответ Джейсон указывает дрожащей рукой в дальний конец пещеры, где зияют черные дыры лазов.

Джефф, очевидно, сказал, что я сумасшедший. Псих, чокнутый, съехал с катушек. Возможно, употребил и другие замечательные словечки. Например, тупая пизда.

Детишки, а?

Он считал, что мы должны ловить крыс, чтобы прокормиться. Недурной план. Хороший источник белка. Считал, что в лазах охота будет удачной. Искал добровольцев. Джейсон и Майк тут же вызвались пойти.

У Джеффа, конечно, был план. У него завалялся моток лески; один конец он привязал к скальному выступу у входа в тот лаз, в который они направились. Они взяли фонарик и два «дротика» из тех, что мы соорудили, разбив камнями весла. И отправились на охоту. Глупые, глупые дети.

Но я не мог избавиться от трусливого, мерзкого чувства облегчения: первейшая угроза моей власти, нашей власти — я имею в виду нас, взрослых, — исчезла. Самый способный. Насмешник. Да еще, уходя, преподал остальным урок — «папочка знает лучше». Мы всегда правы, потому что мы — взрослые. Ложь — и я всегда это знал, но прямо сейчас я, как никогда, был благодарен тем, кто придумал эту сентенцию.

Итак, эти трое двинулись вглубь, разматывая леску. Немного прошли и прислушались. Ненадолго выключили фонарик. Снова прислушались. Ни звука. Крысы сидели тихо.

Тогда они пошли дальше, постепенно разматывая леску.

Время шло. Детям становилось скучно. Охота им надоела. Они устали. И понемногу перестали доверять вожаку.

Видишь, Джефф? Не так уж и легко быть у руля! Подожди, пока не сможешь брать на себя ответственность!

Легко критиковать со стороны. Критиковать другого.

Да, я понимаю насколько. Одними лишь мыслями об этом я уже напоминаю политиков самого презренного толка. «Подожди, пока твой опыт не сравнится с моим, и тогда поймешь, что я прав». О боже! Я не могу вынести все то, что со мной творится. Неужели это цена выживания? Скольким в себе я должен поступиться, чтобы уберечься от смерти?

Итак, они повернули назад, следуя за леской, и тут обнаружили…

Леска лежала посреди лаза, ее конец перетерся и оборвался.

Взаимные обвинения, крик, почти паника — Джефф успокоил их, пустив в ход кулаки. (В качестве доказательства Джейсон показывает разбитую губу.) И снова овладел ситуацией. Они продолжили двигаться обратно. Леска скоро кончилась. Но они могли вернуться по собственным следам, оставленным на пыльном полу лаза. Проследить по ним путь обратно в пещеру. Если бы сохраняли спокойствие.

И вот они идут по этим отметинам.

И приходят к развилке, которую не помнят.

Пыль на полу каждого из туннелей истоптана (кем?), и невозможно сказать, по которому они должны возвращаться.

Паника снова повисает в воздухе, и Джефф ее снова подавляет. Они идут направо. От лаза ответвляются все новые и новые ходы. Какой выбрать?

Наконец они слышат журчание воды. «Идем туда, — говорит Джефф. — Это должен быть выход в пещеру. Видите? Все будет хорошо. Помните, Форрестер так же точно отыскал выход…»

Не вполне так, Джефф. Но попытаться стоило.

Они продолжают идти и действительно видят воду. Но это не пещера. Нет, это тоже пещера, конечно. Но не та, которую они ищут. Она меньше и почти вся заполнена водой, вытекающей из маленького отверстия высоко в стене.

Майк вопит: он что-то увидел в воде. Большое, белое, движущееся. И это не рыба. Джефф молча дает ему пощечину, шлепок плоти о плоть гулко звенит во влажной, полной журчания тьме. Он ничего не видел. Это все воображение. Чудится всякое, чего на самом деле нет. Как было с этим слабаком Форрестером.

Они карабкаются по стене к отверстию, из которого течет вода. И ни один не готов признать то, что они уже поняли: фонарик понемногу тускнеет.

Они идут вдоль потока, молясь, чтоб он привел их в пещеру, которая теперь кажется им родным домом.

Но ход открывается в другую пещеру. Пол в ней по щиколотку, а может, по колено, покрыт свежей водой. Они не проверяют глубину. Потому что в пещере стоят дома.

(«Что?!» — «Дома?!» — «Что ты…» — «Ш-ш-ш… Продолжай, Джейсон!»)

Они не похожи на те, наверху, говорит Джейсон. Сделаны очень грубо. Их даже хижинами трудно назвать. Просто кучи камней, сухой кладки, накрытые сверху большими плоскими плитами. Без окон, но с дырой, которая может служить дверью. Джейсон припоминает, что насчитал около дюжины таких.

И эта пещера не безмолвствует. В ней что-то движется. Внутри домов. Скользит и елозит, мягко шлепается и резко падает. Здесь есть и другие звуки. И вовсе не те, что издают эти чертовы крысы, даже очень большие.

Мальчики поворачивают назад, откуда пришли, и вдруг — новые звуки, такие же, как доносились из домов, только теперь внутри лаза, и они движутся им навстречу.

Приходится обогнуть озеро по самому краю, обходя дома. Джефф и компания направляются к единственному туннелю, в котором еще не были. Шум, доносящийся из домов, становится громче. Ни один из них не оглядывается на всплеск, раздавшийся у них за спиной.

Фонарь гаснет, когда они успевают на несколько ярдов углубиться в лаз.

Джейсон теряет голову и бежит. Он кричит, и ему кажется, что он слышит еще чьи-то крики.

Он мчится вперед во тьме, налетая на стены, ползет на четвереньках, нащупывая путь руками, в ужасе при мысли о том, чего его пальцы могут коснуться.