На вызов зоолога ответил вахтенный начальник, старший лейтенант Богров. Он сообщил, что разговаривал с Шелавиным минут десять назад и собирается послать к нему, по его требованию, пять человек из команды.

Узнав, что Шелавин не отвечает на вызовы и что именно минут десять назад раздался какой‑то грохот, старший лейтенант приказал немедленно прекратить научные работы, всем участникам экспедиции собраться и начать поиски океанографа. При этом старший лейтенант добавил, что он ускорит выход из подлодки назначенного отряда и просит выделить человека для пеленгования ему с того места, где соберутся все участники экспедиции.

Вскоре на высоте, над ущельем, среди облаков ила появились два туманных оранжевых пятна. Они быстро опускались вниз, светлели, и через минуту на дне ущелья рядом с Гореловым и Павликом стояли зоолог с Матвеевым.

Как ни сильно был встревожен ученый, он несколько раз заставил Горелова и Павлика описать наружность, величину, окраску и строение краба, жалея, что ему не удалось лично видеть это чудовище.

– Ты говоришь, он был тебе по колено? Значит, примерно сорок сантиметров в высоту… Крупно, крупно… Правда, у берегов Японии водится крупный краб – высотой до метра. Но сила! Смелость! Нет, нет! Это совершенно необычайный случай! Ах, как жаль, что мне не пришлось его увидеть! Между прочим, это очень умные животные. Но самое интересное, что к этому смельчаку быстро явились его товарищи. Вы твердо уверены в этом? Вы не ошиблись? Может быть, вам это померещилось?

– Нет, нет, Арсен Давидович, мы оба ясно видели! – живо подтвердил Павлик.

– Ах, как интересно! Как жаль!

В вышине показались еще два оранжевых пятна, и на дно опустились Скворешня с Маратом. Вскоре за ними показался отряд, высланный подлодкой, с комиссаром Семиным во главе. Отряд имел при себе кирки, лопаты, теренитные патроны, а также мощный вращающийся прожектор, могущий служить сильным маяком, и ящик с аккумуляторами к нему. Начальство над объединенным отрядом принял на себя комиссар.

Из сообщения Горелова можно было заключить, что за время, которое прошло, пока Павлик освобождал Горелова из‑под обломка скалы, и которое затем потребовалось на борьбу с крабом, Шелавин не мог очень далеко уйти от своих спутников. Несомненно, он находился где‑то поблизости – в главном или одном из ближайших боковых ущелий, к западу от сборного места.

Комиссар быстро организовал поиски. Десять человек должны были обследовать ближайшие боковые ущелья – пять с правой стороны и пять с левой, в каждом ущелье по одному человеку. На себя комиссар взял осмотр главного ущелья дальше на запад. На месте для работы с прожектором и для пеленгации со сборного пункта должен был остаться Павлик.

Все быстро разошлись по указанным направлениям.

Прожектор, на металлической колонке с широким основанием, равномерно вращался вокруг своей оси, и голубой сноп его лучей медленно передвигался, то скользя по черным стенам, то далеко проникая в пространство вдоль ущелья. Муть давно осела, и вода была спокойна и прозрачна, как великолепный чистейший кристалл.

Все кругом было тихо и пустынно. Лишь изредка мелькала тень глубоководной рыбы с рядами разноцветных огоньков или проносилась стайка светящихся рачков, и вновь воцарялось нерушимое спокойствие черных глубин.

Павлик сидел на одинокой скале, поднимавшейся почти посередине ущелья, над обломками, кое‑где разбросанными по дну.

Настроение у него было неважное. При каждом появлении тени он вздрагивал и настораживался.

Прошло уже минут десять, как все разошлись на поиски океанографа.

Павлик начал уставать от непрерывного нервного напряжения и ожидания чего‑то страшного и угрожающего. Время от времени под его шлем врывались голоса старшего лейтенанта Богрова и зоолога, спрашивающих, все ли благополучно вокруг скалы, не вернулся ли кто‑нибудь из товарищей. Но голоса раздавались все реже и реже: возможно, что дорога, трудности пути, беспокойство о Шелавине заставляли спрашивавших больше думать о поисках, чем о самочувствии мальчика, сидящего в безопасности на высоком уединенном утесе.

Когда усталость начинала особенно одолевать, Павлик схватывал своей металлической перчаткой колонку прожектора, и тогда становилось слышно ровное музыкальное гудение маленького мотора, вращавшего прожектор. Этот звук успокаивал и ободрял мальчика.

Вдали, в темноте, появилась небольшая, окруженная слабым фосфорическим сиянием тень. Это была какая‑то рыба, обитательница больших глубин, медленно приближавшаяся по ущелью к скале Павлика. Она не внушала Павлику никакой тревоги, он с любопытством смотрел на ее скользящее без видимых усилий тело. Луч прожектора прошел под нею и на минуту поглотил ее слабое сияние рассеянным вокруг его конуса светом. Потом она вновь появилась, и стало видно мускулистое тело рыбы, около полуметра длиной, ее большие серповидные плавники и большой, мощный хвост. Теперь она оказалась уже в густой искристой туманности, состоявшей из массы каких‑то глубоководных светящихся животных – не то рачков, не то моллюсков. С неожиданным проворством рыба бросилась в гущу этой стайки и принялась десятками заглатывать добычу, широко раскрыв пасть.

Внезапно, слово вынырнув из тьмы, показалась еще одна рыба бархатисто‑черного цвета. Ее тонкое, сухое туловище с сильным широким хвостом, длинной, плоской головой и пастью, усеянной мелкими, загнутыми назад зубами, могло скорее соблазнить первую рыбу как легкая добыча, чем внушить ей какое‑либо опасение. Однако, несмотря на то что вторая была в три раза меньше первой, она смело приблизилась и начала вертеться вокруг большой рыбы, извиваясь перед ней, описывая стремительные круги, появляясь то сзади, то сбоку, но чаще всего оказываясь перед ее пастью, как будто упорно и настойчиво заглядывая в глаза своего огромного противника. Большая рыба не обращала на нее внимания, продолжая заглатывать свою, очевидно, более легкую и вкусную добычу.

Павлик с возрастающим интересом наблюдал эту странную сцену, не понимая, чего хочет маленькая, юркая рыба.

И вдруг, в тот неуловимый момент, когда большая рыба, набив пасть добычей, замкнула ее, чтобы сделать глоток, маленькая вертунья очутилась как раз прямо против головы и одним стремительным движением вцепилась широко раскрытой пастью в переднюю часть морды своего противника.

Пораженный Павлик от удивления даже вскрикнул и вскочил на ноги. За всем, что последовало за этим неожиданным нападением, Павлик следил не спуская глаз, с раскрытым ртом и судорожно схватившись за колонку прожектора.

Большая рыба, оцепенев в первый момент от неожиданности, с силой тряхнула головой, словно собака, сбрасывающая с носа осу. Но маленький нахал, крепко вонзив свои кривые зубы в морду врага, не сдвинулся ни на йоту. Наоборот, Павлику даже показалось, что от встряски хищник надвинулся еще дальше на голову противника, помогая себе хвостом. Тогда большая рыба, лишенная возможности пользоваться своим единственным оружием – зубами, как будто немая, с висячим замком на пасти, завертелась в неистовстве, ударяя во все стороны хвостом, свиваясь в кольцо и распрямляясь. Она стремительно бросалась вниз, взмывала вверх, бешено мотала головой, силясь раскрыть свою пасть, но маленький бархатисто‑черный хищник, как будто слившись с головой врага, висел не отрываясь. Мало того: на глазах у Павлика он все дальше и дальше налезал на эту голову, все шире разевая свою словно каучуковую пасть. Вот уже скрылись в этой ужасной пасти глаза большой рыбы, вот уже в глотку, раздувшуюся, как толстая кишка, прошла ее широкая, круглая голова. Точно упругая резиновая перчатка, растягиваясь и раздуваясь, маленький хищник надвигался на цилиндрическое тело добычи, и каждое яростное движение ее лишь ускоряло его продвижение вперед. И чем дальше пролезала добыча в маленькую утробу хищника, тем все сильнее растягивалось его брюшко и, нарастая в объеме, опускалось все ниже и ниже.