Мне дали роль Мигеля Мореза, певца, который в течение недели работал в баре, а по выходным занимался пением. Я играл в сериале в течение двух с половиной лет и за это время многое узнал о том, что нужно, чтобы стать актёром. Но участие в «Главном госпитале» не обошлось без проблем. Я работал в сериале, потому что я искренне хотел попасть в актёрский мир Голливуда. В то время я верил, что хочу быть актёром, и хотя моя роль в «Главном госпитале» могла стать отличной стартовой площадкой, я никогда не чувствовал себя полностью комфортно во время работы в сериале.

Оглядываясь назад, я думаю это произошло, возможно, потому что я попал в другую мыльную оперу, но большую часть времени я чувствовал, что эта работа просто не для меня. Я не чувствовал себя единым целым с другими актёрами, и много раз я чувствовал недопонимание, ненадёжность, как будто я никогда не смогу вписаться в этот мир.

Тот факт, что ко мне относились, как к иностранцу, тоже не помогал. Я уже трижды путешествовал по всему миру к тому моменту, когда приехал в Лос-Анджелес, и везде, куда бы я ни приезжал, люди говорили мне, что им нравится мой акцент. Но когда я приехал в Л.Эй., я начал чувствовать, что мой акцент ужасен. Люди говорили мне, что я должен избавиться от акцента, или говорили о том, как странно я произношу то или иное слово. Что бы они не говорили мне, я понимаю, что у них не было плохих намерений, но я всё равно чувствовал себя оскорблённым. Отличающимся от всех. Другим. Возможно, тогда на телевидении не было такого количества испаноязычных актёров, как сегодня, и люди просто не привыкли видеть людей, которые на них не похожи. Я не знаю, но это было очень неприятное ощущение для меня.

Кроме неловкой ситуации на работе, были и другие вещи, не выходившие у меня из головы. Это было в то время, когда на моём пути снова появилась большая любовь – одна из той любви, в которую вы погружаетесь всей душой и телом, и на этот раз это был мужчина, за которого я чуть было не отдал всё.

Мы встретились на радиостанции, и момент нашей встречи был похож на встречу душ – по крайней мере, так это видел я. На этот раз я уехал из Лос-Анджелеса, чтобы дать интервью на радио. Как только я открыл дверь, я увидел самые красивые глаза, которые когда-либо встречал. Это был очень красивый парень, конечно, но я уже встречал много красивых парней в своей жизни. Этот парень был особенным, очень особенным; он был притягателен. Это было, как если бы мы знали друг друга долгое время. Он брал у меня интервью для своей программы, и я спросил себя: «Я получаю от него вибрацию, или мне это кажется? Если то, что я чувствую правда, я погружусь в это без страха». В тот момент, когда я отвечал на один из его вопросов (позже он признался, что думал, что его вопросы были глупыми, потому что он так нервничал, что даже не знал о чём ещё меня спросить), я смотрел на него постоянно, и когда я увидел, что он не отводит свой взгляд… Бум! Он подтвердил то, о чём я думал. Мы обменялись номерами телефонов. Он начал приходить ко мне в гостиницу. Мы оба любили музыку, так же как и искусство и литературу, мы проводили время, разговаривая о разных вещах. Временами я рассказывал ему что-то о музыке, а он рассказывал мне что-то о литературе, а затем, иногда, мы менялись ролями. У нас действительно была сильная физическая и интеллектуальная связь, мы просто были на одной и той же волне.

Когда я приходил к нему, мы были буквально неразлучны. По ночам он уходил работать на радио, а я оставался в постели, слушая его голос, и ждал, когда он пошлёт мне тонкие сообщения через эфир. Это было особенно значимым для меня, потому что я всегда был тем, кто преследует.

Честно говоря, никто и никогда раньше не посылал мне закодированных сообщений по радио! Это было оригинально и очень романтично. Всё, что я мог делать в те дни – это быть с ним, а ночью он уходил на радио. Он мог ставить в эфир определённые песни и говорить определённые вещи, которые мог понять только я. Он мог кричать о своей любви ко мне в радиоэфире, это были действительно невероятные, мощные, великолепные, разрушительные вещи, но знать об этом мог только я.

Через несколько недель я вернулся домой, но мы продолжали наши отношения даже на таком большом расстоянии. Это было нелегко, потому что большинство выходных кому-то из нас приходилось лететь на самолёте несколько часов, чтобы увидеть другого. Но я очень любил его. Однажды я даже предложил уехать куда-нибудь, оставив всех и жить вместе… Азия, Европа, куда угодно. Мы были молоды, и я действительно чувствовал, что лучшее, что мы могли сделать, это оставить всех и двигаться дальше вместе. Меня не волновало, что будет с моей карьерой или что произойдёт, если я расскажу миру, что я гей. Ничто больше не имело значения.

Но он так не считал.

«Рики, у тебя очень светлая миссия в жизни», - сказал он мне. «Ты управляешь массами людей. Ты действительно можешь воздействовать на людей. Ты сейчас находишься в той точке своей карьеры, когда можешь достичь ещё большего, чем я. Впереди у меня ещё много работы, и если что-то плохое произойдёт между нами, ты неизбежно будешь винить в этом меня, меня, потому что я не остановил тебя…. А я не могу этого допустить».

В то время его слова глубоко тронули меня, но я всё равно попытался убедить его всеми возможными средствами, что мы, по крайней мере, должны хотя бы попробовать. Но он отказался. В конце концов, я думаю, он был прав. Я думаю, он просто не был готов к тем отношениям, которые я хотел, чтобы у нас были.

А может быть, я просто любил его больше, чем он меня, или, может быть, он должен был найти себя в других аспектах своей жизни. Кто знает. На самом деле, мы встряхнули друг друга; в то время, когда я был с ним, я перестал бояться моей сексуальности, и я готов был противостоять этому и заявить об этом всем и каждому, кто был готов слушать. Я признался маме в этих отношениях. Когда всё закончилось, она заметила, что я очень грустный и спросила: «Кики, ты влюблён?»

«Да, мамочка», - ответил я. «Я безумно влюблён».

«Ааааааа», - ответила она. «Ты влюбился в мужчину?»

«Да, мама. Это мужчина».

Когда отношения закончились, я сказал себе, что это, возможно, не мой путь. Мне было больно; я чувствовал себя брошенным, одиноким, сломленным. Испытывать столько боли казалось неестественным, поэтому мой инстинкт убедил меня, что быть с мужчиной было ошибкой. Я запер свои чувства глубоко внутри, и снова стал встречаться с женщинами, в надежде, что с одной из них я, наконец-то, найду свою настоящую любовь. Даже когда мой инстинкт советовал мне задаться вопросом, что произойдёт, если я решу принять мою сексуальность в этот момент своей жизни; на самом деле я вижу, что этого бы не произошло, потому что это был не подходящий для меня момент, кроме того, было ещё много вещей, которые я должен был пережить, прежде чем наступит тот самый момент.

ЛИЧНОСТНЫЙ КРИЗИС

ОТНОШЕНИЯ с этим человеком позволили мне испытать много эмоций, но в ближайшие годы я смог испытать их ещё больше. Я узнал, что очень легко потерять себя, испытывая боль. Боль появляется, она соблазняет тебя, и ты идентифицируешь себя с ней до тех пор, пока не начинаешь верить, что это и есть жизнь. Когда у тебя тяжело на сердце, в большинстве случаев критерии боли и облегчения становятся размытыми, и легко застрять в том, что ты уже знаешь, в боли. Мы теряем нашу память и забываем моменты спокойствия, когда всё было хорошо и имело значение. Это нормально испытывать боль – это значит, что ты человек. Чувствовать – это очень важно, но вы не должны зацикливаться на печали, страдании, злобе слишком долго, потому что они неизбежно вас уничтожат.

Однажды мой друг сказал мне то, что очень помогло мне: «Когда ты чувствуешь, что застрял и всё вокруг кажется ужасным, борись!» Это правда. Ты должен бороться. Ты должен чувствовать. Ты должен двигаться вперёд. Когда я плохо чувствую себя, я говорю об эмоциях, последнее, что я хочу, чтобы люди знали, это то, как я себя чувствую. Мой дед всегда говорил мне: «Иди по жизни, держа руки в карманах, и пусть люди думают, что они полны денег». Он имел в виду то, что ты никогда не должен позволить людям увидеть себя изнутри. Я думаю, что этот урок остался со мной, потому что и по сей день я не хотел бы, чтобы люди видели, когда мне плохо. Я очень уединённый человек, и я всегда делюсь своей радостью, болью, переживаниями только с несколькими близкими людьми, составляющими мой окружение. Естественно, я живу, чувствую, страдаю, но я не вижу смысла демонстрировать мою боль везде и всюду, где я появляюсь.