Дэвид ел второе печенье, весело разбрасывая крошки, когда Руфь вернулась к ним в гостиную.

— Я все время думаю о том, нельзя ли каким-то образом узаконить моего сына, прежде чем я повезу его в Англию, — сказал Чарльз.

— Я не юрист, но мне это кажется несложным делом, — ответила сообразительная Руфь. — Усынови его официально. В это время года в суде мало дел, так что судье потребуется не больше одного-двух дней, чтобы дать разрешение. Затем отнеси ребенка к преподобному Кроувелу, который обязательно окрестит его.

— Конечно, — сказал Чарльз. — Именно это я и сделаю. При условии, что вы двое окажете мне и Дэвиду честь, став его крестными родителями.

Совет Руфи оказался здравым. Юрист, занимавшийся правовыми аспектами компании «Рейкхелл — Бойнтон», подготовил необходимые для усыновления бумаги.

— Этот шаг в принципе и не обязателен, поскольку вы являетесь отцом ребенка, — сказал он, — но он даст ответ на все вопросы, которые могут возникнуть в будущем.

На следующий день Чарльз посетил суд, и очень быстро окружной судья Нью-Лондона подписал документы.

В этот же день после обеда небольшая группа направилась в англиканскую церковь, где преподобный Кроувел крестил Дэвида. На церемонии присутствовали Джеримайя и Джонатан, взявший с собой сына, а Джудит привела обоих своих детей. Джонатан просил и Луизу пойти с ними, но в последний момент у нее разболелась голова, и ей пришлось остаться в постели.

Во время обряда крещения с Дэвидом были Руфь и Эдмунд, ставшие его крестными родителями.

Затем все вернулись на обед в дом Рейкхеллов, и к тому времени головная боль Луизы прошла, так что она смогла выйти к столу. Чарльз подозревал, что она намеренно отказалась присутствовать в церкви, потому что не одобряла ни его, ни его сына. Но ему было безразлично ее мнение. Жена Джонатана становилась все более замкнутой и угрюмой женщиной, и, насколько возможно, Чарльз старался избегать ее.

Два дня спустя «Лайцзе-лу» был спущен на воду без лишнего шума, и начались лихорадочные приготовления к его испытаниям в море. Джонатан освободил Оливера от других обязанностей, чтобы он мог выполнять обязанности боцмана на корабле, и еще в состав команды были введены два новых помощника, которые имели опыт плавания на клипере.

— Мы бросим монету, Эдди, чтобы определить, кто из нас будет капитаном, а кто — первым помощником, — сказал Чарльз.

— Мы не будем делать ничего подобного, — ответил Эдмунд. — Твой пост выше, и я был твоим помощником много раз. Я не согласился бы на более низкий пост, даже временно, ни для кого, кроме тебя и Джонни, и буду рад провести это плавание под твоим командованием.

Джонатан подобрал экипаж для испытания. Все моряки имели опыт плавания на клиперах, и наконец, «Лайцзе-лу» был готов к отплытию, имея на борту экипаж из тридцати одного человека.

Испытания считались обычным делом, так что не было никаких толп при отплытии «Лайцзе-лу. Только Джонатан пришел на причал, и когда он стоял одинокий, грустный, Чарльз сказал:

— Еще не поздно передумать, Джонни. Иди с нами и прими командование.

Не желая признать, что ему нестерпимо больно плыть на корабле, в который он вложил всю свою любовь к китаянке, на которой он никогда не женится и которую даже никогда не увидит, Джонатан покачал головой.

— Я еду с отцом в Нью-Йорк на несколько дней. Мы там проводим несколько встреч с торговцами, которые пользуются услугами наших клиперов. — Он не добавил, что специально организовал эти встречи, чтобы занять себя, пока его новое судно первый раз будет в море.

Чарльза позвали на корабль, и он присоединился к Эдмунду на мостике. Были отданы приказы, затем Оливер передал их экипажу, и величавый корабль медленно вышел в устье.

Джонатан все еще стоял на причале, внимательно следя за каждым движением клипера, но тяжесть момента давила на него, и плечи его поникли.

Этот момент должен был стать волнующим для его двух друзей на мостике, но они чувствовали одиночество Джонатана, и это лишало их радости. Они отдавали привычные команды механически, и лишь когда одинокая фигура на пирсе исчезла из вида, они заставили себя не думать о нем и обратили все внимание на ожидавшие их дела.

Брэдфорд Уокер сказал себе, что ему повезло. Джеримайя и Джонатан отправились в Нью-Йорк, Чарльз был в море, а Луиза осталась одна с ребенком и слугами в доме Рейкхеллов. Брэд вряд ли смог бы найти более подходящее время для спокойного конфиденциального разговора с Луизой.

Много недель он думал о том, что рассказала ему Джудит о чувствах ее брата, и сейчас пришло время нанести удар. Джонатан пал духом, страшно исхудал и выглядел как человек на грани срыва. Для того чтобы уничтожить Джонатана, сейчас было достаточно лишь слегка толкнуть его, и Брэд был готов подтолкнуть его к краю пропасти. Если бы Луиза сейчас накинулась на него и у него возникли бы серьезные неприятности, бремя могло бы оказаться чересчур тяжелым даже для Джонатана.

Несомненно, он ничего не терял, идя к Луизе, а напротив, выигрывал. В ней наверняка больше характера, чем она показывает, и единственным риском для него было то, что она может назвать имя человека, выдавшего ее мужа. Ну так что же, он должен был рискнуть.

Брэд ушел с верфи на час раньше обычного и не забыл отпустить кучера, когда вышел из кареты у дома Рейкхеллов.

Луиза, только что вернувшаяся после своего обычного визита к матери и планировавшая пообедать с родителями, потому что Джонатана не было дома, немного удивилась, увидя Брэда. Но она радушно приветствовала его и провела в гостиную. Он всегда ей нравился, потому что в отличие от Рейкхеллов иногда говорил не только о судостроении и перевозках.

Он отказался от предложенного ею чая или кофе. Теперь, когда он был уже здесь, перед ней, он предпочел бы выпить рома из Вест-Индии, но не хотел вернуться домой к Джудит с запахом спиртного.

— Я уже давно хочу поговорить с тобой, — сказал он, сделав многозначительную паузу, — поговорить наедине.

Луиза не ответила, а выражение ее лица оставалось спокойным.

— Знаешь, ведь мы с тобой в одинаковом положении, — сказал Брэд с располагающей улыбкой. — Быть замужем за Рейкхеллом — значит, быть замужем за всем кланом, так сказать.

Она слегка улыбнулась.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, Брэд. Их энергия иногда утомляет.

— Я думал не совсем об этом. Меня иногда беспокоит эта их позиция, что голос крови не заглушить. Рейкхеллы горой стоят друг за друга, но это не касается других и, к сожалению, нас с тобой.

— О, я не думаю, что их клановость так сильна, — слабо запротестовала Луиза.

— Не хотелось бы тебе противоречить, но это именно так. И именно поэтому я и пришел.

Она беспокойно посмотрела на него, ясно показав, что любое, даже легчайшее нарушение ее покоя она рассматривает как угрозу.

— Прежде чем я приступлю к делу, — сказал Брэд серьезно, — я должен просить тебя считать эту беседу абсолютно конфиденциальной. Я не хотел бы, чтобы кто-то из Рейкхеллов знал, что мы разговаривали.

— Это настолько серьезно?

— Это действительно серьезно. Особенно для тебя. — Он помедлил, чтобы до нее дошло значение его слов. Он видел, что она уже заинтригована, даже несколько встревожена, и смог вздохнуть чуть свободней, потому что почувствовал, что контролирует ситуацию.

— Что же может касаться меня? — удивленно спросила Луиза.

— Ты даешь мне обещание? — спросил он вместо ответа. — Я не хочу, чтобы между мной и Джудит возникли неприятности из-за того, что я пришел к тебе.

— Я даю тебе обещание, что никогда не скажу ни слова Джонатану. Или его сестре, или папе Рейкхеллу.

— Хорошо. — Брэд наклонился вперед, приняв грустный вид. — Я долго и мучительно раздумывал, Луиза. Я хотел прийти к тебе с тем, что мне известно, особенно с тех пор, как я заметил, что Рейкхеллы сплачивают ряды и хранят молчание. Но мне не хотелось расстраивать тебя. Но как видишь, все же мне пришлось прийти. Потому что моя совесть просто не позволила бы мне закрыть на это глаза. Как это сделали Рейкхеллы.