– Вы мне их должны? – Вид у нее был ошеломленный. Она еще не начала сниматься, а уже заработала деньги. Да еще живет как королева в этой гостинице. Ну кто после этого скажет, что Голливуд – жестокий город? Они, наверное, просто глупцы... да нет, они просто не знают, кто такой Эрни Сальваторе. А вот ей действительно повезло, тут Перл, несомненно, права.

– Вообще-то, дорогая, я должен тебе двадцать пять тысяч. Но я уже дал тебе авансом пять, поэтому мне пришлось вычесть их из общей суммы. – Он не хотел, чтобы она почувствовала, что должна ему слишком много, во всяком случае, не сейчас, ведь это может напугать ее. А это не входило в его планы. Она должна почувствовать, что он одалживает ей деньги, и ей казалось, что дело обстоит именно так. Глупышка, сегодня утром он сорвал на этой картине жирный куш. Но ей заплатил только малую часть этих денег, что и оговаривалось в том договоре, который она подписала утром в его офисе. – Я замолвлю словечко за тебя в своем банке, Кристел. Завтра утром ты сможешь пойти и открыть счет на свое имя.

Это предложение ужасно взволновало Кристел. Ведь у нее никогда раньше не было собственного счета в банке. Она сделала глоток шампанского. Через некоторое время Эрни поднялся, пожелал им приятно провести вечер, улыбнулся Кристел, проводившей его к двери, и прежде чем уйти, нагнулся и поцеловал ее в щеку. На этот раз в его поведении не было ничего странного, и он определенно уже начинал ей нравиться. Как сказала Перл, он не мог не нравиться. Он был так добр к ним. Изумительный отель, приятная атмосфера, шампанское... Усмехнувшись, Кристел вытащила чек и помахала им.

– Мне кажется, я никогда не смогу ни истратить эти деньги, ни положить их в банк.

Но на следующее утро она решила поступить иначе.

После того как секретарь Эрни позвонил ей и сообщил необходимую информацию, она пошла в банк, а потом пересекла улицу и, зайдя в ювелирный магазин, купила для Перл изумительный браслет, которым, как она заметила, подруга восхищалась несколько дней назад: темное стекло, крошечные сверкающие алмазы посередине, золото. Перл вскрикнула от радости, когда Кристел надела ей на руку этот браслет. Весь остаток дня подруги весело смеялись и болтали. Эрни опять очень любезно предоставил им свой лимузин. Им даже в голову не могло прийти, что он делает это исключительно ради того, чтобы знать, чем занимается Кристел. Им показалось, что он просто проявляет великодушие.

Ближе к вечеру Кристел встретилась с педагогом по вокалу, и когда она в их номере под аккомпанемент пианино спела ему, он пришел в восторг от ее голоса и выразил искреннее сожаление, что в фильме ей не придется петь. Этот человек должен был научить ее работать с ролью и, сделав несколько пометок в сценарии, посоветовал девушке не волноваться, а спокойно учить текст. Они даже не заметили, как пролетела неделя и пришла пора расставаться. Подруги плакали. Перл, крепко обняв Кристел на прощание, обещала звонить ей. И вот Кристел осталась в Голливуде одна, на пороге исполнения своей мечты. Завтра она начнет сниматься в кино.

Бесцельно гуляя по прохладным ночным улицам города, она вдруг обнаружила, что, сама того не сознавая, думает о Спенсере. Где он сейчас? С кем? Чем занимается? Вернулся он в Штаты или все еще воюет в Корее? Скучает ли он без нее? Она вдруг поняла, что, как бы ни старалась, ей никогда не избавиться от этих мыслей. Никогда она не сможет забыть те волшебные две недели, которые они провели вдвоем. Что бы с ней ни произошло, она всегда будет любить его. Память рисовала ей такой живой и любимый образ: а день, когда они расставались, и все другие дни, и тот день, когда она, четырнадцатилетняя девочка, увидела его в первый раз на свадьбе сестры и полюбила с первого взгляда.

– Боже мой, какое лицо! Ты должна использовать это выражение в какой-нибудь драматической роли. – Голос раздался прямо позади нее, и она, испуганно повернувшись, столкнулась лицом к лицу с Эрни. Кристел ушла совсем недалеко от гостиницы, но ее мысли витали где-то за тысячи миль отсюда. Она не слышала, как он приблизился к ней. – Я подумал, что тебе, должно быть, скучно без подруги, и решил проведать тебя. Портье сказал мне, что ты ушла гулять. Не возражаешь, если я присоединюсь?

– Конечно, нет. – Он так добр к ней, как она может ему отказать? И если честно, она действительно чувствовала себя ужасно одинокой. Даже мысли о Спенсере не помогали. Почему, ну почему он перестал писать? Между ними случалось такое и раньше, например, в тот год, который прошел между свадьбой Бекки и Тома и крестинами их малыша, и потом, перед тем как он встретил ее в День благодарения в Сан-Франциско, когда был помолвлен, и снова, до тех пор, пока его не призвали в Корею. Но ведь тогда было совсем по-другому. Она до этого не была близка с ним. Она любила его, но не так, как теперь. Но что толку об этом думать? Он решил избавиться от нее, перестав ей писать и отвечать на ее письма. Она знала, что уже задолго до того, как замолчать совсем, он потерял к ней интерес. Это понятно по его письмам, которые сначала были пламенными и полными любви, а потом становились все холоднее и короче, пока, наконец, не превратились в открытки с несколькими словами, а затем пропали совсем.

– Ты так переживаешь из-за завтрашнего дня? – Эрни доброжелательно улыбался, и она вспомнила, что завтра начнутся съемки.

– И из-за этого тоже, – честно призналась она.

Ему нравилось исходящее от девушки живое волнение. Оно так не похоже на спокойную надменность знаменитостей, с которыми ему обычно доводилось проводить время.

– Уверен, у тебя великолепно все получится. А в следующий раз мы дадим тебе роль, где ты будешь петь, и уж тогда мы им всем покажем, на что ты в самом деле способна. – Он слышал, просматривая кинопробы, ее голос и знал, что он великолепен. Но сначала надо показать ее внешность, а все остальное пока подождет. И Эрни Сальваторе чертовски хорошо знал, что он делает.

– Мне бы очень этого хотелось. – Она любила петь и за эти несколько дней, как уехала из Сан-Франциско, уже успела соскучиться по вечерним представлениям.

– Педагог по вокалу сказал, что ты – просто чудо.