Лили Ден приехала в Царское Село лишь после обеда. Александра была полностью поглощена заботами о детях – все они заболели корью. Лили рассказала ей о беспорядках на улицах, но обе еще не представляли себе, что речь идет о революции.

Начальник петроградского гарнизона генерал Хабалов в то же утро прислал царице телеграмму, требуя, чтобы она с детьми немедленно уехала в безопасное место. Он с полутора тысячами верных ему солдат был осажден в Зимнем дворце. К вечеру все покинули его, и генерал остался один. Но и тогда царица оставалась непреклонна, отказываясь покинуть Царское Село до возвращения Николая. Под охраной матросов Гвардейского Экипажа она чувствовала себя в безопасности, а дети были не в состоянии ехать куда бы то ни было: у великой княжны Марии началось воспаление легких.

В тот же самый день были разграблены и потом запылали усадьбы в окрестностях столицы. Константин приказал слугам закопать в саду золото, серебро и иконы. Зою вместе с горничными заперли во флигеле, и они лихорадочно зашивали драгоценности за подкладку шуб и ротонд. Наталья сновала по дому, то и дело заходя в бывшую детскую, где лежало тело Николая. Нечего было и думать о похоронах – вокруг все сильней полыхало пламя революции.

– Бабушка, – прошептала Зоя, спрятав маленькую бриллиантовую сережку в пуговицу, а пуговицу собираясь снова пришить к своему платью. – Бабушка, что же нам делать?! – Ее дрожащие пальцы едва держали иглу, глаза были расширены от ужаса. За окнами отчетливо слышалась отдаленная стрельба.

– Шить! – отвечала бабушка. – Поторопись, Зоя! Вот, возьми: зашей жемчуг в подкладку моего синего жакета. – Она яростно орудовала иглой и была на удивление спокойна. А ведь Константин рано утром уехал в Петроград и сейчас сидел в Зимнем дворце вместе с генералом Хабаловым и горсточкой верных ему людей.

– Что же нам делать с... – Зоя не могла произнести имя брата, но все это было так ужасно: он лежит там один, а они зашивают драгоценности за подкладку.

– Всему свое время. Успокойся, дитя мое. Мы должны дождаться вестей от твоего отца.

Сава жалобно поскуливала у Зоиных ног, словно понимала, что опасность грозит и ей. Утром графиня, как ни старалась, не смогла привести во флигель Наталью: та наотрез отказалась покинуть барский дом. Казалось, она потеряла рассудок – беспрерывно говорила со своим убитым сыном, уверяя его, что все будет хорошо, а отец скоро вернется. Пришлось оставить ее. Всю прислугу бабушка заперла во флигеле и засадила за работу – до появления бунтовщиков надо было успеть припрятать хоть что-нибудь. Евгения слышала, что дворец Кшесинской разграбили – та же участь ждала и их. И вот она шила и напряженно думала: неужели мятежники доберутся до Царского Села?

А в Царском императрица сбивалась с ног, ухаживая за детьми. Все они еще метались в жару, хуже всех было Марии, да и Анастасия все еще была очень слаба. Во второй половине дня появились мятежные солдаты, но, не решившись вступить в схватку с гвардейскими караулами, охранявшими дворец, они ограничились тем, что разорили все вокруг, стреляя из винтовок в каждого, кто попадался им на глаза.

Эта пальба сотрясала окна детской, но Александра упорно повторяла, что это поблизости идут маневры. Однако ночью она послала телеграмму Николаю, умоляя его ускорить приезд. А Николай, так до конца не понимая, сколь угрожающе их положение, предпочел отправиться домой самым длинным путем, чтобы не останавливать движение воинских эшелонов к фронту. Ему еще предстояло узнать, что верных ему частей больше нет – нет покорной его воле армии. И моряки Гвардейского Экипажа, и лейб-гвардия, в чьи обязанности всегда входила личная охрана августейших особ и где он знал в лицо едва ли не каждого, без приказа сняли караулы. Его предали даже солдаты царскосельского гарнизона. Столица империи пала. Это произошло в среду, 14 марта. За ночь мир преобразился. Разум отказывался принимать эти изменения.

Его приближенные, его министры и генералы вынуждали его поспешить с отречением от престола в пользу цесаревича Алексея при регенте – великом князе Михаиле. Но отчаянные телеграммы, посланные в императорский поезд, направлявшийся к Петрограду, остались без ответа. Царь молчал, и молчание это томило Зою и графиню Евгению Петровну – они не получали никаких известий. Не подавал вестей и Константин, отсутствовавший уже более двух суток. И лишь после того, как Федор отважился выйти из дому и вернуться, подтвердилось страшное предчувствие: Константин погиб. Убит в Зимнем дворце собственными солдатами, а тело вместе с другими бесчисленными жертвами выброшено куда-то. Рассказывая все это, Федор, не стесняясь, плакал навзрыд. Зоя с ужасом слушала его. Бабушка, повернувшись к горничным, велела им поторопиться. Все драгоценности, принадлежавшие ей и Наталье, были зашиты в подкладку. Она приняла решение похоронить Николая в саду. Вместе с Федором и еще тремя слугами помоложе она вошла в его комнату и в молчании остановилась перед ним. Больше ждать было нельзя – шли четвертые сутки. Бабушка стояла, думая о своем собственном сыне; глаза ее были сухи. Поздно было плакать. Поздно и некогда – надо было позаботиться о Зое и – в память Константина – о Наталье.

В ту минуту, когда мужчины приготовились поднять покойника, на пороге, как тень, появилась Наталья – растрепанная, в длинной белой рубашке.

– Куда вы несете моего сына? – спросила она, устремив на них безумный взгляд.

Сомнений не было: она лишилась рассудка и даже не узнавала Зою.

– Что вы делаете, дураки? – И она уже собиралась вцепиться в ближайшего к ней слугу, но старая графиня крепко обхватила ее за плечи и взглянула прямо в глаза:

– Пойдем со мной, Наташа. Пойдем.

– Но куда они несут моего сына?

Бабушка не ответила, чтобы избежать новой яростной вспышки. Наталья всегда была со странностями, а теперь, когда не стало Константина, оберегавшего ее от действительности, прикрывавшего ее собою, будто щитом, она сошла с ума окончательно. Зоя поняла это, только взглянув ей в глаза.

– Надо одеться, Наташа. Мы уезжаем.

– Куда?

– В Царское Село. – И Зоя оцепенела от изумления, услышав ответ бабушки.

– Но зачем мы там? Сейчас лето, и царская фамилия, и двор – в Ливадии.

– Потом и в Ливадию поедем, но сначала в Царское. А теперь надо одеться. – Бабушка крепко взяла Наталью за руку, а Зоя, повинуясь безмолвному приказу ее глаз, – за другую.

– Кто вы? – вскрикнула она и вырвала руку у перепуганной Зои. Только острый, пронизывающий взгляд бабушки удержал девочку от того, чтобы в ужасе не броситься прочь от этой женщины, которую она называла матерью. – Кто вы такие? Что вам надо? – снова и снова спрашивала несчастная, силясь высвободиться, а бабушка отвечала ей кротко и спокойно.

За последние четыре дня она потеряла сына и внука – их отняла у нее революция, смысла которой пока никто из них еще не понимал. Но размышлять было некогда – следовало покинуть Петроград немедленно. Промедление грозило смертью. Куда бежать? Где спасаться? В Царском. Там они будут в безопасности. Однако потерявшая рассудок Наталья ехать отказывалась, твердила, что остается, что скоро вернется муж и съедутся на вечер гости.

– Константин ждет тебя в Царском, – солгала бабушка и с силой, о которой даже не подозревала Зоя, схватив Наталью, проволокла ее вниз по лестнице и через черный ход – в сад.

В ту же минуту раздался грохот. Это ломились в ворота дворца мятежники.

– Живей! – прошептала бабушка Зое, еще вчера бывшей ребенком. – Отыщи Федора. Прикажи запрягать... Отцовскую тройку! – И она, крепко держа руку невестки, задыхаясь, побежала к флигелю.

Горничным она приказала собрать те вещи, в подкладку которых были зашиты драгоценности, и сложить их в чемоданы. На прочее времени уже не оставалось, да и места в тройке было мало. Бабушка, продолжая распоряжаться, поглядывала на дворец, полускрытый деревьями сада. Она знала, что мятежники рано или поздно появятся и во флигеле. И тут бабушка в ужасе поняла, что Натальи нет рядом с нею, а уже потом заметила белую фигуру, бегущую через сад. Она бросилась вдогонку, но было поздно. Наталья уже вошла во дворец, и тотчас же из окон второго этажа повалил дым и показалось пламя.