Зев мчится в оружейный магазин на 2-й улице, а одна из наших доброволиц, официантка по имени Мишель, говорит, что она согласна позировать и приведет с собой подругу. Воллманн приезжает из Сакраменто с приятелем, который сидит с Муди у него на кухне, пока Воллманн рисует Мишель и ее подругу в гостиной.
Мы ждем окончания сеанса, чтобы отдать ему патроны. Подборка этого номера — «Двадцатка тех, кому за двадцать», издевка и над самими собой, и над недавним разворотом в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин» «Тридцатка тех, кому под тридцать»: в этой тридцатке среди них не было ни единого человека, которого мы бы знали и о котором могли бы услышать в будущем. Но самое главное — там не было нас; это-то нас и разозлило.
Преамбула:
Внимание: журнал «Мощчь» представляет двадцатку клевых, энергичных и предприимчивых людей, которые даже не смогут правильно написать слово «филон». Двадцатка самых ярких, хиповых, хардроковых двадцатисчемтолетних из всех, кто когда-либо натягивал джинсы и «мартенсы». Двадцатка тех, кто заслужил свою родословную. Эта двадцатка знает, что быть молодым, валять дурака и пить пепси — не просто девиз. Эта двадцатка хотела бы напоить колой весь мир и уже встала в очередь к прилавку. Ваши двадцать, мои двадцать, наши двадцать… Двадцатка «Мощчи».
В нашей подборке — знаменитые, привлекательные, стильно одетые люди, по большей части — отпрыски тех, кто уже стал знаменитым, привлекательным и стильно одетым.
Бреит, сосед Муди, одет под лейтенанта Сэндерса, гламурного сына полковника[136]. Наша новая сотрудница, Нэнси, позирует в виде Джульетты Торк, восходящей рок-звезды, дочери Питера из группы «Манкиз»[137]. Разумеется, есть представитель клана Кеннеди (мы назвали его Тэдом; в прошлом у него были проблемы с законом), безымянная фотомодель, чернокожий кинорежиссер («Я хочу снимать фильмы-сказки для черных ребятишек»), устроитель хасидских рейвов Шломо Майер по кличке «Корица» и рэппер из Верхнего Ист-Сайда (выпустивший сингл «Сучка вторым рядом»). Без какой-либо видимой причины мы швыряем еще один камень в несчастную Уэнди Копп:
СИНДИ КАНН, 25 ЛЕТ, ОСНОВАТЕЛЬ ОРГАНИЗАЦИИ «УЛИЦЫ ДЛЯ АМЕРИКИ»
«Улицы для Америки». Когда-то это была концепция, родившаяся из гарвардской дипломной работы Синди Канн, а теперь — некоммерческая корпорация с бюджетом в несколько миллиардов. Привлекая молодых выпускников колледжей на улицы самых опасных американских городов, эта программа ставит своей целью усилить ряды национальной полиции притоком свежих лиц, свободных умов и хороших манер. «Обычные полицейские слишком глупы и уродливы, — полагает Канн. — Настало время сделать силы правопорядка чуть-чуть профессиональнее. Уверяю вас: даже самый матерый преступник присядет и задумается, когда наручники на нем защелкнет элегантно одетый человек с магистерской степенью, полученной, скажем, в Йеле.
Конечно же, достается и группе «Веди или уходи».
ФРЭНК МОРРИС, 29 ЛЕТ, И ФРЭНК СМОЛИНОВ, 29 ЛЕТ, ОСНОВАТЕЛИ ГРУППЫ «ОРГАНИЗУЙ ИЛИ ЭМИГРИРУЙ!» Два этих человека составляют интеллектуальный центр политически нейтральной, но весьма влиятельной группы «Организуй или эмигрируй!» Эта организация, насчитывающая в своих рядах 130 миллионов человек, всего за два года выпустила уже три брошюры и один значок. Но они не почивают на лаврах. «Мы не собираемся уходить на полуторачасовой обеденный перерыв и даже читать информационный бюллетень нашей группы, пока каждый мужчина и каждая женщина Поколения X не увидит наше фото в крупном журнале», — утверждает Смолинов. Каковы же их дальнейшие планы? «Мы стремимся войти в кабинет министров, — говорит Моррис. — Правда, похоже, что Перо не собирается баллотироваться в 1996 году».
Зев с жестом, который означает: «Кто — я?» фотографируется в образе Кевина Хиллмана, рассказ о котором пугающе метко бьет в цель.
КЕВИН ХИЛЛМАН, 26 ЛЕТ, ПИСАТЕЛЬ «Филон? Это не ко мне», — смеется Хиллман. Он может позволить себе посмеяться. Его книга «Филон? Это не ко мне!» угнездилась на верхней строчке в списке бестселлеров «Таймс» в начале января и не собирается оттуда соскальзывать. В этой книге содержатся расшифровки магнитофонных записей разговоров, которые в течение недели вели Хиллман и его друзья. Разговоры оказались записанными случайно. «Я просто забыл, что эта херовина включена, а потом послушал, и все оказалось, знаете, очень фактурненько». В следующем месяце Хиллман вместе с Кеннеди будут приглашены на МТВ вести передачу «Альтернативный “Уикэнду Альтернативной Нации” рок-жок уикэнд в честь водного поло».
Шалини в целомудренном индийском одеянии позирует в качестве «электролютнистки Нади Саадик, одинаково хорошо владеющей классической лютней, народной лютней и боттлнек-слайд-лютней». Через две недели нам звонит продюсер «Где же на свете Кармен Сандиего?»[138], образовательной программы «Пи-би-эс».
Надя позарез нужна им для передачи.
Мы обещаем, что передадим эту информацию ее менеджеру. После короткого препирательства решаем, что менеджера Нади сыграет Пол. Мы подключаем телефон к магнитофону, и Пол перезванивает продюсеру.
ПОЛ: Добрый день, мистер Мит, это агент Нади Саадик, Пол Дуб-Принц.
[Я так понимаю, что он придумал Дуб-Принца на ходу.] ПРОДЮСЕР: Добрый день. Да-да, мне только что дали ваш номер. Знаете, как мы вас нашли?
ПОЛ: Через журнал «Мощчь»?
ПРОДЮСЕР: Точно. Мы прочитали публикацию в «Мощчи». Вы примерно представляете себя нашу программу? ПОЛ: Да.
ПРОДЮСЕР: Отлично. Мы думаем, что Надя — как раз тот человек, которого мы могли бы использовать в нашей программе на выходах или чтобы проиллюстрировать какие-то музыкальные темы. А еще нам во всем этом нравится то, что она играет на лютне.
ПОЛ: [молчит].
ПРОДЮСЕР: Ну, это своего рода внутренняя шутка. У нас в каждом выпуске должно быть что-то созвучное со словом «лютый».
ПОЛ: Ага. Понял. «Лютый».
ПРОДЮСЕР: Так вот, если бы она сыграла у нас на лютне, это было бы просто отлично. Это будет забавно, в нашем стиле.
ПОЛ: Имейте в виду, ома из Бангладеш.
ПРОДЮСЕР: Да-да, мы вообще любим всякое такое муль-тикультурное.
Пол истязает Мита разговором о сроках и гонорарах и наконец договаривается, что в следующем месяце вымышленная Надя будет участвовать в программе. (Мы ее умоляем, но Шалини отказывается. Надя — не напоказ.)
На обложке номера красуются пятеро двадцатисчемтолетних, которые смотрят со страницы прямо в светлое будущее, а сверху написано:
БУДУЩЕЕ: ЗДЕСЬ И НАВСЕГДА!
Прямо перед тем как номер идет в печать, до владельца здания доходит, что мы все еще там. Нам дают неделю, чтобы убраться.
Редакция переезжает из списанного дома на пятый этаж стеклянного офисного здания в центре города. Рекламный отдел «Кроникл», заинтересованный в том, чтобы мы с Муди были под рукой для каких-нибудь срочных поручений, размещает нас у себя, а вместе с нами — Шалини с «Хам» и Карлу с «бОИНГ, бОИНГ», предоставляет нам помещение в 800 квадратных футов и окнами от пола до потолка за $ 1000 в месяц, и эту сумму мы с Муди с легкостью выплачиваем, безбожно завышая цены за дизайнерскую работу.
Но рутина уже началась. Окна не открываются, и даже анекдоты про евреев и мормонов, ставшие почти дежурными, неспособны остановить волну отчаяния и гниения. Чистый энтузиазм выдохся, и теперь мы работаем иначе, когда неизбежна обязаловка, когда приходится делать что-то лишь потому, что от тебя этого ждут, когда надо ходить куда-то каждый день лишь потому, что ты приходил туда накануне, и наша работа превращается в работу для иных животных, тягловых, и в корне противоречит нашему плану, и это очень, очень плохо.
* * *
А дома с опозданием возвращаются библиотечные книжки, надо добывать большой планшет для нарисованной Тофом карты Африки и ходить за продуктами в магазин, где нас уже знают и помнят, что нам не нужна тележка, чтобы дотащить пакеты до машины, потому что двое мужчин прекрасно могут справиться с шестью пакетами (я несу четыре, а Тоф — два), и мы любим носить их, идя бок о бок, потому-то на этом и настаиваем. Однажды вечером, сразу после похода за продуктами и непосредственно перед визитом в книжный магазин, с северного конца Шэттак-авеню на левую часть центрального Беркли обрушивается стремительный, клокочущий вулкан огней. Светят ярким светом фары мотоциклов, взрываются красным и синим полицейские машины, а следом плывет ленивый поток сияюще черного. Какая-то процессия. Слишком поздно для похорон — уже стемнело — но тогда что?..
