Джек покачал головой, просмотрел оставшиеся бумаги и сказал:

— Полагаю, это твои выздоравливающие? Как считаешь, когда они будут пригодны для исполнения своих обязанностей?

— Увы, я не могу дать надежду на скорое возвращение к обязанностям, кроме как в случае нескольких юнг. У этой болезни очень неприятные осложнения и, боюсь, не только неприятные, но и длительные. В отношении шестидесяти пяти из моего списка: в других обстоятельствах на какую-то часть, ты, возможно, мог бы рассчитывать в течение месяца, на другую — через более длительный срок, в то время как оставшиеся двадцать пять едва-едва выжили, и при любых обстоятельствах должны быть вообще не на корабле, а в хорошем госпитале.

Джек записал свои вычисления и присвистнул, увидев результат.

— В лучшем случае, — резюмировал он, — у меня около двухсот человек. Я могу поставить на вахту сто двадцать или около того. Шестьдесят человек в вахте: Боже помоги нам! Шестьдесят человек, и это-то на пятидесятипушечном корабле!

— Ну, все же мы слышим о торговых судах, доставляющих товары на край земли с экипажем, едва достаточным, чтобы управляться с парусами.

— Плыть под парусом, да. Но чтобы еще и сражаться, это совсем другая штука. Мы всегда считали, что орудийные расчеты составляются из нормы пять английских центнеров на человека. Наши длинные двадцатичетырехфунтовки весят чуть более пятидесяти центнеров, а двенадцатифунтовки — тридцать четыре. Таким образом, для ведения огня одним бортом нам нужно сто десять человек на нижней палубе и семьдесят семь на верхней, не говоря уже о другом борте или карронадах и длинных девятифунтовках, и, как ты знаешь очень хорошо, множество людей требуется, чтобы управлять кораблем во время сражения. Это — дьявольски неприятное дельце.

— Все хуже, чем ты думаешь, Джек. Дела всегда обстоят хуже, чем думаешь. Поскольку ты считаешь, будто мои выздоравливающие, мои шестьдесят пять выздоравливающих, уже набрались сил: ты не заметил, что я говорил «в других благоприятных обстоятельствах». А существующие обстоятельства неблагоприятны: должен сказать, что моя аптечка пуста. У меня нет ни хинной коры, ни лекарственной кашки, ни сурьмы, ни … короче говоря, у меня только противовенерическое и немного белой микстуры или примочек для глаз — очень немного белой микстуры, — и поэтому вообще не могу ничего сказать в пользу шестидесяти моих выздоравливающих. Поскольку у них нет лекарств и диеты, которую корабль явно не сможет обеспечить посреди океана, их может добить целая куча болезней. Это относится в большей мере к моему первому списку, справа от тебя, начинающегося с имени Томаса Пуллингса, списку тех, кому требуются немедленное облегчение.

— Они не смогут протянуть до Мыса?

— Нет, сэр. Даже в такую мягкую погоду уже имеется дюжина случаев опухоли ног, крайне опасное истощение, серьезные нервные припадки. При холодных ветрах и неспокойной погоде к югу от тропика Козерога, без капли лекарств, мои выздоравливающие, или большая их часть, приговорены. И даже если бы аптечка была полна, те, что в первом списке, имели бы крайне малый шанс увидеть Африку.

Джек ответил не сразу. Его ум взвешивал преимущества и недостатки захода в бразильский порт: потерю пассатов у берега, свойство зюйд-оста заходить сразу за тропиком к осту на несколько недель, так что кораблю придется лавировать галс за галсом, помалу продвигаясь вперед, или, в другом случае, плыть далеко на юг, чтобы попасть в полосу западных ветров. Многое нужно обдумать. Его лицо, и раньше бывшее печальным, теперь стало строгим и холодным, и когда Джек заговорил, то не сказал Стивену, что намеревается делать, но спросил, можно ли Пуллингсу и матросам в лазарете уже позволить вино: он собирается их навестить и хочет взять с собой пару дюжин.

Когда он принял решение, никто не знал, но это должно было случиться до первой собачьей вахты. Стивен сопроводил миссис Уоган на ют, где ему пришлось отражать опасное нападение Поллукса — ньюфаундленда Баббингтона. Поллукс не узнал Стивена с бородой и, будучи привязан к миссис Уоган, чувствовал своим долгом защищать ее. Даже когда она захватила его за ухо, оттащила и попросила не быть проклятым дураком — джентльмен является другом, — животное не доверяло ему и держалось позади, издавая органоподобное рычание, как на вдохе, так и на выдохе. Баббингтон находился внизу, поэтому Луиза упрекнула собаку и даже безрезультатно ударила по любящей голове, а потом обернула ей вокруг шеи сигнальный фал, а другой конец привязала к кофель-планке. Сами они передвинулись на корму, посмотреть на кильватерный след, и, стоя там, услышали как пожилой тимерман, занятый с правым кормовым фонарем, спросил одного из помощников:

— Что за суета, Боб?

Мистер Грэй был немного глуховат, и помощнику пришлось прошептать: «Мы идем в Ресифи», — громче, чем, возможно, хотелось.

— А? — переспросил тимерман. — Не мямли, Бог с трудом тебя терпит. Члено-раз-дельней, Боб, члено-раз-дельней.

— Ресифи. Но только зайдем и выйдем. Ни пополнения запасов воды, ни скота. Только зелень, видимо.

— Надеюсь, будет время заполучить говорящего попугая для миссис Грэй, — сказал тимерман. — Она горевала после кончины своего последнего говорящего попугая. Посмотри на это, внимательно на этот кусок, Боб. Возможно ли поверить, что даже Верфь могла пропустить такую гнилую древесину? И весь чертов ахтерштевень такой же. Гнильё. Инцест и воскресное путешествие — ничто по сравнению с ними[22]: выпихнули нас в море в древнем решете, долбаные ублюдки.

Боб со значением кашлянул, дал мистеру Грэю сильный тычок локтем и сказал:

— Мы не одни, Альфред, не одни..

Слух о месте назначения «Леопарда», как и большинство корабельных слухов, был довольно точен: нос указал дальше на запад, прочь от Африки, корабль поймал ветер прямо в корму и начал устанавливать верхние и нижние лисели. Но теперь он двигался намного тяжелее, поскольку тащил за собой широкий шлейф водорослей. Уменьшившая вахта тратила намного больше времени, выбирая шкоты, матросы едва успевали свернуть канаты в бухты, когда барабан бил «все по местам», а жидкий неуверенный орудийный огонь сильно отличался от полноценного мощного рева месяц назад.

Вечером Джек сказал Стивену, что решил зайти в ближайший бразильский порт и попросил подготовить список лекарств.

— Мы хорошо обеспечены запасами, и водой, и я хочу лечь на внешнем рейде на время, достаточное для получения твоих лекарств, и, если ты утверждаешь, что это имеет первоочередную необходимость, чтобы сгрузить названных тобой больных на берег. Если этот ветер продержится, мы минуем мыс св. Рока завтра, и, если с побережья не придет непогода, Ресифи последует вскоре после. Когда я вместе с Грантом закончу составление новых вахтенных списков, то начну писать домой. У тебя есть, что передать?

— Любовь, разумеется, — ответил Стивен.

На следующий день, прогуливаясь туда-сюда, Стивен сказал:

— Мистер Хирепат, капитан рассказал мне, что мы остановимся в Ресифи, в Бразилии, где сможем пополнить нашу аптечку. Я проведу большую часть времени, составляя список необходимого и сочиняя письма. Могу я поэтому просить вас сопроводить на ют миссис Уоган, несчастную леди, заключенную на орлоп-деке позади канатных бухт?

— Сэр?

— Вижу, вы еще не совсем знакомы с нашими морскими терминами, — сказал Стивен с большим самодовольством. — Имею в виду один этаж ниже этого, примерно посередине, дверь находится справа от вас. Или, как мы говорим, по штирборту. Нет, бакборту, так как вы будете идти назад. Ну, не берите в голову: не будем педантичными, Бога ради. Это маленькая-маленькая дверь с квадратным отверстием внизу — люком — вдоль прохода, где одно время ходил туда-сюда морской пехотинец. Но, возможно, вы никогда ее не найдете. Помню, годы тому назад, прежде чем я стал столь земноводным животным, я блуждал в глубинах судна, намного меньшего, чем это, и мой ум был странно озадачен. Идемте, я покажу вам дорогу и представлю вас леди.