Придя в себя, Егор повздыхал и начал тяжелый мужской разговор:

— Федя! Прости, друг! Я тебя никогда не забуду. Ты мне как брат. Но пробил час великих испытаний! Придется нам расстаться.

Фердинанд, ревматически шаркая и трясясь мелкой похмельной дрожью, отправился в бар и вернулся с пузатой черной бутылочкой. Фердинанд явно лучше разбирался в содержимом тайника, чем Егор. Он раскрошил сургуч мощным крючковатым клювом и протолкнул пробку внутрь.

— Что ты делаешь, босяк? — возмутился Егор, хотя мысль собутыльника он уловил с лету. Причем мысль была правильная. Аспирина-то нету… — Я с крошками пить не буду!

— Не пей, — равнодушно сказал попугай. — Кто тебя заставляет?

Но Егор уже побежал за тарой, чувствуя, что и его трясет мелкой дрожью. Себе он взял королевский кубок, который ему еще вчера приглянулся, а Фердинанду поставил хрустальный тазик с серебряными ручками.

Густой пиратский ром ударил в голову, вышиб вчерашний хмель и наполнил тело легкостью, а душу — удалью. Жить стало проще.

— Федя, а ведь я тебя сдать хотел! — Егор размашисто ударил себя в грудь. — С потрохами!

— А что ж не сдал? — вежливо поинтересовался попугай.

— Слаб человек, Федя! Вот в чем подлость-то! — горевал Егор. — Ну, что я? Ну, замочат, туда мне и дорога! А мать? А клиника? Всё прахом пойдет. А из-за чего? Из-за тебя, Федя. Ты сам посуди! Кто ты и кто я?

Помолчали.

— Но! — Егор опять ударил себя в грудь. — Я не живодер! Я, конечно, не Иисус Христос, но и не Иуда. Я где-то посередке. Я простой, понимаешь?

— Понимаю, — сказал Фердинанд. — Я сам простой.

Егор распахнул окно, с удовольствием глотнул свежего воздуха, оглядел улицу и ближние крыши и сказал шепотом:

— Лети, Федя! Спасайся! А уж я как-нибудь выкручусь, не думай обо мне…

Фердинанд подошел и выглянул из окна. Егор нагнулся, с усилием приподнял тяжелую птицу и поставил на подоконник. Обнял на прощанье. И отвернулся, смахнув слезу.

— Ну, всё…

Фердинанд спрыгнул на пол и опять пошел к бару. Егор не верил своим глазам.

— Ты что, рехнулся? — рявкнул он, отбросив всякие сантименты. — Кто пьяный летает?

— А кто трезвый летает? — огрызнулся Фердинанд, зашел в бар и стал возиться в углу. — Иди-ка помоги.

Егор пошел на голос попугая и попал в нишу, блистающую хрусталем и зеркалами, поющую «Августином». Фердинанд постучал клювом по бочонку с коньяком и мотнул головой, давая понять, что бочонок надо убрать. Егор поднатужился, обхватил древнюю емкость и, пятясь задом, выволок из тайника.

Оказалось, что бочонок стоял на тумбочке, а тумбочка была прикрыта салфеткой, вышитой крестиком. Фердинанд сдернул салфетку.

Это был сейф. Металлический куб, совершенно неприступный на вид, с дисплеем на верхней грани.

Фердинанд вспорхнул и сел на сейф.

— У меня встречное предложение… — с невероятным нахальством и даже цинизмом пробурчал он. — Сундук — тебе, а свободу — мне. Свободу — на моих условиях.

Егора осенило. Еще один фрагмент головоломки встал на свое место.

— Так вот зачем ты им нужен был… — задумчиво сказал человек попугаю. — Что там внутри? Бомба?

— И это тоже, — согласился Фердинанд с его догадкой. — Ну, как? Идёт? Я тебе на слово поверю…

Если бы не ром и не детская книжка про пиратов, Егор, может, и задумался бы о последствиях дурной сделки с попугаем. Но в душе гремело:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.

Йо-хо-хо! И бутылка рому…

— Идет! — махнул рукой Егор.

Фердинанд спрыгнул на пол. Похоже, хитрый сейф был рассчитан на то, чтобы на нем что-то непременно стояло — либо бочоночек с коньяком, либо толстый старый попугай… Потому что дисплей ожил. Выскочили красные цифры. 3.00. И пошел обратный отсчет. 2.59… 2.58… 2.57…

Невозмутимый Фердинанд ткнул клювом в центр табло. Высветился латинский алфавит. И Фердинанд садистски медленно стал набирать шифр. Егор чуть не поседел. Но все-таки до взрыва оставалась минута, когда Фердинанд закончил набирать простое слово: FREEDOM. Табло погасло. Взрыв то ли отменялся, то ли откладывался по техническим причинам.

Егор медлил, глядя на этот практически открытый и готовый к употреблению сейф, и отчетливо понимал, что и не собирался отдавать «им» птичку. Он успокоил взволнованного попугая, посвистывая, принялся разбирать содержимое сейфа.

Только к полудню Егор закончил эту работу. Сел на пол, вытянул затекшие ноги, распрямил хрустнувшую спину. Он закурил и сообразил, что на данный момент является одним из богатейших людей в России. А может, и в мире… И тут же легкой тенью мелькнула нелепая мысль: уж с такими-то капиталами он Ее найдет!

А в сейфе было вот что: поверху наличные — пачки долларов крупными купюрами в банковских бандерольках, средний слой — замшевые мешочки с камнями (бриллианты, изумруды, сапфиры)… Но это все была романтика и лирика, мелочь на пять — шесть миллионов баксов. Столько и у Егора было, не в наличных, конечно. Внизу… То, из-за чего люди продают душу дьяволу. Документы на разных языках мира, свидетельствующие о праве владельца этих бумаг распоряжаться счетами на немереные суммы… В одной Швейцарии несколько банков были загружены этими капиталами, не говоря уж о менее нейтральных странах… Что там золото партии или коробка из-под ксерокса. Это был крупнейший «общак», видимо, нескольких банд. Кто и какой ценой собрал сей кованый сундучок — об этом лучше не думать. Тем более, что судьба последнего хозяина сундучка была известна…

Егор вздрогнул и дал себе слово, что с ним этого не произойдет.

«Это грязные деньги, — соображал он. — Но у меня-то руки чисты, я никого не убивал, не грабил. Я только спасаю людей! И с этим капиталом могу сделать много добра! В шампанском купаться не буду, я расширю клинику. Томограф куплю и еще одну искусственную почку, нет, две — а то вечно на диализ очередь. У меня всё будет одноразовое! Такую стерильность заведу — чертям тошно станет! Кухню побоку, обеды в вакуумной упаковке. Халаты от Диора! Лучших врачей скуплю! А маме — остров где-нибудь в Атлантике (она всегда мечтала съездить в Сочи в бархатный сезон). И пусть она его барахлом набивает — места много, надолго хватит. И Феде там будет хорошо. Все-таки московский климат…»

— Жрать хочу! — проскрипел попугай, прервав сладкие мечты новоявленного Ротшильда. Он толкнул к Егору пачку долларов. — Возьми мелочь, сбегай в лавку!

Егор аккуратно уложил все обратно в сейф, накрыл салфеткой, водрузил сверху бочонок и закрыл тайник.

— Все, Федя. Объявляю сухой закон — пока не закончу операцию по твоему спасению. Сиди тихо и не высовывайся.

Егор отправился за покупками. Кроме бананов, киви и молока, он купил «Полароид» с запасом пластинок и портновский сантиметр.

Сытый Фердинанд с удовольствием позировал, стоя, лежа и в полете; в фас, в профиль, вид со спины. Егор тщательно обмерил его: рост, объем, размах крыльев. Записал данные на обороте фотографий.

Усталый Фердинанд прилег вздремнуть, а Егор поехал в клинику. В шестую палату.

Квадратный не был рад Егору. Он уже заметил, что директор клиники приходит исключительно по делу.

— Ну? — спросил он сухо, перестав мечтательно раскачиваться в кресле-качалке и любоваться на крохотную сосенку-бонсаи в керамической плошке.

— Мне нужен орнитолог, — сказал Егор.

Квадратный достал знаменитый блокнотик, полистал, наморщил лобик и спросил:

— А зовут как?

Егор улыбнулся:

— Это профессия, а не фамилия.

— Чья профессия? — уточнил квадратный.

— Того, кто занимается птицами.

— Забавно… — ухмыльнулся мужчина. — А я думал, это фамилия. Вот — Васька Орнитолог. А вот — целая семья Орнитологов. Нерусские, конечно. Но ребята крутые… А специалист по птицам у меня есть. Только его фамилия — Иванов. Уж извини. Я и не знал, что он тоже орнитолог. Я его на эту букву перенесу… — И он принялся исправлять записи в блокнотике. — Так, сегодня у нас что?

— Пятое, — сказал Егор.