– Мне кажется, что я должна быть здесь, с ним, Мэтт.

– Сейчас ты не можешь. Он это понимает.

– Разве? Я не уверена, что сама все понимаю.

Она замолчала, Мэтт наблюдал за ней.

– Ты сегодня выглядишь совсем по-детски, – ласково сказал он. – Никому и в голову бы не пришло, что ты популярная писательница.

Или возлюбленная киногероя – объекта воздыханий всех женщин.

Она радостно посмотрела на Мэтью.

– Здесь я могу быть сама собой. И мамой Эндрю.

Это была важная грань ее жизни, и они оба это знали.

– Я постараюсь скоро снова прилететь.

– Когда?

– Либо непосредственно до, или сразу после Вайоминга, смотря что скажет Говард.

– Надеюсь, что это будет до.

И тут ему пришлось быть с ней откровенным, каким он, впрочем, почти всегда и был:

– Не столько из-за Эндрю, сколько из-за себя самого.

Дафна посмотрела ему в глаза и почувствовала, как глубоко в ней что-то шевельнулось. Она никогда не была вполне уверена в своих чувствах к Мэтту да по-настоящему и не думала над этим. Так было очень удобно. Но странно было, как важен он стал для нее, как необходимо ей было знать, что он здесь, что она может с ним поговорить, если нужно. Она теперь не могла представить себе жизни без него, особенно имея в виду Эндрю. Но и себя тоже.

– Ты для меня много значишь, Дафна. – Его голос был хрипловат, Дафна кивнула, глядя в его добрые карие глаза.

– Ты для меня тоже много значишь.

– Это довольно нелепо, не так ли? Мы на самом деле были друг с другом очень мало. Несколько разговоров у камина здесь, и в школе, и много часов по телефону... – Его голос стих.

– Может, этого достаточно... Мне кажется, что я тебя знаю лучше, чем кто-либо.

Это и было удивительно. Она в самом деле знала его. И он сознавал, что так же знает и ее, такой, какой она была на самом деле, с ее опасениями и страхами, а также с ее победами и силой характера. Она открылась перед ним больше, чем перед кем-либо другим, даже Джастином. Джастин видел ее веселую, броскую сторону, надежную, сильную часть ее бытия, но он не знал того, что было известно Мэтью, и она не была уверена, стоит ли его в это посвящать. Но она знала, что Мэтью она может доверить все свои секреты и всю свою душу. И тем не менее она жила именно с Джастином, именно с Джастином делила гигантское ложе в Бель-Эйр.

– Может, когда-нибудь, Дафф... – Мэтью хотел что-то сказать, и Дафна посмотрела на него с крайним удивлением, почти с испугом. Тогда он передумал, решил, что еще не время. – Мы сможем больше времени проводить вместе.

Это прозвучало нейтрально, хотя в тот момент все имело свой смысл. Они оба ступили на зыбкую почву, и Дафна это почувствовала. Она смотрела на него, а он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Думай о себе в Калифорнии, Дафна. Будь счастлива. Надеюсь, что у тебя с твоим другом все будет хорошо. А если я тебе понадоблюсь, я всегда здесь.

– Ты себе не представляешь, как это меня успокаивает, – она говорила это вполне серьезно. – Я всегда знаю, что, если ты мне понадобишься, я могу позвонить. – И затем она улыбнулась: – И если я тебе буду нужна, ты тоже звони.

– А что твой друг об этом думает? – Его глаза были лишь слегка обеспокоены.

– Он один раз съехидничал по этому поводу. – Дафна рассмеялась, теперь это казалось нелепым. – Он обвинил нас в том, что мы любовники, но это его вроде бы не слишком огорчило. Он вел, как бы это сказать... – Дафна подыскивала подходящие слова, ей не хотелось быть злой к Джастину, – свободный образ жизни, пока не познакомился со мной. Я думаю, что прошлое его не особенно беспокоит.

Мэтью почувствовал нечто похожее на досаду.

– Так что звони мне, Мэтт, без стеснения.

– Ладно.

Он улыбнулся, чувствуя, что его сердце разрывается. Потом они зашли внутрь, и Дафна поднялась наверх, к Эндрю. И когда она через час снова спустилась, Мэтью увидел у нее на глазах слезы.

– Знаешь, как тяжело снова расставаться. – Она храбро улыбнулась ему, а он обнял ее за плечи. – Я скоро опять приеду.

– Мы на это надеемся. И знай, что с Эндрю все будет в порядке.

Она кивнула, а чуть позже он отвез ее в гостиницу переодеться и собрать вещи. Она настаивала, что возьмет такси до Бостона, но Мэтью и слышать об этом не хотел. Он отвез ее в аэропорт, где они долго стояли, глядя друг другу в глаза.

– Мэтт, позаботься о моем малыше, пока меня нет.

Дафна прошептала это, стараясь не расплакаться, и тогда он отбросил предосторожности и привлек ее к себе, и долго не выпускал из объятий, как бы стараясь поделиться с ней силой и дружескими чувствами. Она ничего не сказала Мэтту на прощание и, только когда поднялась по трапу, обернулась и жестами сказала ему: «Я тебя люблю». Мэтью широко улыбнулся и ответил ей жестами то же, а потом она зашла в самолет и полетела обратно в Лос-Анджелес к Джастину. И, возвращаясь к машине, Мэтью сказал себе, что определенно сошел с ума. Ее жизнь слишком отличалась от его жизни, и так будет всегда. Он был обычным учителем глухих детей, а она Дафной Филдс. Он подумал о Джастине Уэйкфилде, ненавидя его за то, каким он был, и за то, каким не был, а потом со вздохом сел в машину, поехал обратно и всю дорогу думал о Дафне.

Самолет совершил посадку в Лос-Анджелесе в час тридцать ночи местного времени, и Дафна, вздрогнув, проснулась. Для нее было уже четыре тридцать. На душе у нее было одиноко, ей снились Мэтт и Эндрю, будто она с ними играла в саду Говардской школы. Теперь же Дафна осознала, как опять далеко она от них. На мгновение она почувствовала ту же невыносимую тоску, памятную по первому расставанию с Эндрю в Говарде. Но затем Дафна заставила себя сосредоточиться на Джастине. Необходимо было вернуться к действительности и подумать о будущем, иначе нельзя. Но воспоминания об Эндрю и Мэтью, казалось, не хотели ее покидать. Они были все еще слишком свежими для Дафны, и она не была готова с ними расстаться. Дафна в самом деле возвращалась в Лос-Анджелес без всякого желания. И все же она напомнила себе, что вернулась к Джастину и всему тому, что ощущала в его объятиях. Как ни странно, Дафне казалось, что она отсутствовала не три дня, а три месяца. Две ее жизни были настолько диаметрально противоположны, что трудно было себе представить возможность в течение недели вести обе. И вдруг она подумала о Джастине как о чужом.

Она не заказывала лимузин к самолету и сказала Барбаре, чтобы та не беспокоилась, что она доберется домой сама.

Она в течение трех дней не могла связаться с Джастином, потому что не знала, у кого он гостил в Сан-Франциско. Но пока Дафна ехала на такси домой, она подумала, что через несколько часов они все снова соберутся вместе. Было два часа ночи, а на студии надо было появиться в пять тридцать Входя в дверь, она решила, что не имеет смысла даже пытаться уснуть на два часа. Придется довольствоваться тем, что удалось подремать в самолете.

Дом был темным, за исключением дежурного освещения, которое автоматически включалось каждую ночь, чтобы дом казался жилым, даже если в нем никого не было, и Дафна вошла внутрь, думая, как странно все это выглядит. Казалось, что это чей-то чужой дом, не ее, и она опять осознала, как успела отвыкнуть от этого. Она вошла в гостиную и села, глядя на бассейн, поблескивавший в темноте, и прикидывала, когда придет Джастин. А потом она медленно вышла наружу, собираясь поплавать. На краю бассейна она увидела хорошего фасона бело-голубой верх от бикини, два пустых стакана и бутылку от шампанского. Она задавала себе вопрос, кто мог оставить их там, пользовались ли бассейном в ее отсутствие Барбара и Том, но у Тома был свой бассейн, а подняв лифчик, она увидела, что он был бы явно велик Барбаре. Она подержала его в руке, а тем временем сердце у нее стало гулко колотиться. Но Дафна покачала головой. Этого не могло быть. Он не стал бы это делать прямо здесь. Она положила лифчик на стул, стараясь ни о чем не думать, а стаканы и бутылку понесла в кухню и там нашла белую кружевную блузку, брошенную на спинку одного из кухонных стульев. Она иронически улыбнулась про себя, вспомнив сказку о трех медведях: «Кто купался в моем бассейне?.. Кто спал в моей постели?..» Дафна задумчиво вошла в спальню и нашла его там, это золотое божество, развалившееся на их кровати, обнаженное и прекрасное. Ему нельзя было дать и половины его возраста, и она опять с восхищением смотрела на него, а он даже не пошевелился. Может, накануне у него была вечеринка, и он слишком устал, чтобы убирать ее последствия. Дафна внезапно почувствовала себя виноватой за то, что подумала о нем, и задала себе вопрос, не явились ли ее смешанные чувства к Мэтью причиной плохих мыслей о Джастине. Но это было не так. Она любила Джастина, золотого бога. Снимая со вздохом дорожную одежду, она ощутила непреодолимое влечение к нему. Она прилегла на кровать рядом с ним, но не могла уснуть и не хотела его будить. Наконец в четыре она встала и поставила кофе, а еще через полчаса приехала Барбара.