Замечание цирюльника, видимо, сильно задело Кори Ишкамбу. Он высвободил свою голову из его рук и, взглянув ему в глаза, провозгласил с обидой в голосе:

– Брею я голову каждую неделю или раз в два месяца – это моё дело. Длинные у меня волосы или короткие – вы всё равно проводите бритвой только один раз. Когда вы снимаете волосы подлиннее, вам не приходит-

* «Получить кусок ткани побольше…» – По обычаю, после похорон в память о покойном все присутствующие на кладбище родственники умершего и участники траурной процессии получали куски материи – йиртиш.

** Зиндан – темница, подземная тюрьма.

ся лишний раз проводить бритвой по одному и тому же месту. А если я плачу меньше других – так и на это зря обижаетесь: сами видите – половину моей головы занимает плешь, по ней вы совсем не водите бритвой!

Надо же принять это во внимание!

Вероятно, желая успокоить Кори Ишкамбу, мастер мягко сказал:

– Я ведь только пошутил. Мало ли дадите, много ли, дядюшка Кори, всё равно приму ваши деньги с признательностью и буду считать их благословенными.

Кончив брить голову Кори Ишкамбе, цирюльник снял с его шеи полотенце и стряхнул волосы в ящик. Он собирался повязать полотенце снова, чтобы, смочив голову, соскоблить бритвой грязь с кожи, но Кори Ишкамба остановил его:

– Не надо, подровняйте немного усы, и хватит. Мне некогда, спешу!

– Торопитесь на чьи-нибудь похороны? – спросил мастер.

– Нет, – не поняв скрытой иронии возразил, Кори Ишкамба. – Если и случится попасть сегодня на похороны, то не раньше полудня. – Он взглянул на настенные часы. – А сейчас всего десять.

– Что же за неотложное у вас дело? Спешите незваным гостем на чью-нибудь свадьбу?

Кори Ишкамба опять не заметил издевки. Он ответил серьёзно и спокойно:

– Дело в том, что как раз в это время в банке завтракают. Стоит опо-здать, и я лишусь вкусного сладкого чая.

Весь этот разговор вызвал у меня сильное недоумение.

«У этого человека несколько собственных худжр в медресе, – рассуждал я, – почему же он экономит даже ничтожную мелочь на бритьё, рассчитывает на дары, раздаваемые на похоронах незнакомых ему людей? А если он нищий и мой приятель просто подшутил надо мной, сказав, что он может сдать худжру, как же в таком случае Кори Ишкамба притязает на знакомство со служащими банка, даже ходит к ним пить чай?.. Ну, да ладно, если даже приятель решил разыграть меня, всё равно тип мне попался презабавный. Стоит понаблюдать за этим человеком, узнать его повадки, послушать его разговоры. Для меня, любителя разгадывать странные характеры, это настоящая находка. Не беда, если у него нет худжры или он не захочет сдать её, – он и сам по себе представляет для меня большой интерес. Послежу за ним, выясню, что он за птица. Разговор о жилье послужит поводом для знакомства».

Кори Ишкамба еле дождался, пока мастер кончил подстригать ему усы. Едва тот снял с его шеи полотенце, как толстяк, сопя, поднялся со скамейки, схватил свою чалму, напялил на голову и поспешно вышел.

– Эй, дядюшка Кори, а деньги! – закричал ему вслед парикмахер.

Но Кори Ишкамба, не останавливаясь, бросил через плечо:

– В следующий раз заплачу сразу за два бритья. – И он так быстро скрылся в толпе, что мне пришлось отказаться от мысли познакомиться с ним в этот раз.

Долго ещё бродил я потом по улицам вдоль лавок, но увидеть его мне так и не довелось.

На другой день, после того как я наблюдал за Кори Ишкамбой у цирюльника, я решил разыскать его и непременно с ним позна-

комиться. Обойдя водоём Диванбеги, я попал на улицу торговцев тканями, которая тянулась от водоёма до мечети Диванбеги на восток. Внимательно оглядев улицу до самого перекрёстка и не найдя того, кого искал, я отправился дальше, к рядам торговцев фарфором.

Ряды эти, начинаясь от улицы продавцов тканями, тянулись к северу.

Не пройдя и десяти шагов, я увидел Кори Ишкамбу; он сидел на суфе у лавки продавца фарфора. Пройдя немного дальше, я также присел у закрытой лавки на другой стороне улицы и, не подавая виду, что интересуюсь Кори Ишкамбой, стал следить за каждым его движением, как кошка, подстерегающая мышь.

Толстяк и хозяин лавки пили чай. Мимо проходил торговец лепешками. На голове он нес корзину, в руках – другую.

Зазывая покупателей, лепёшечник кричал:

– Горячие, горячие, руки обжигают! Не из муки они из чистого саха-ра, замешены не на воде – на масле, не отведаете – пожалеете!

Кори Ишкамба подозвал его, выбрал две лепёшки и, не спрашивая о цене, не торгуясь с продавцом, положил их на лежавший перед хозяином круглый веер от мух. Потом, словно бы намереваясь уплатить, сунул руку в карман, пошарил, но денег не вытащил. Не смущаясь, разломил лепёшку, говоря хозяину лавки:

– Братец, у меня не оказалось мелких денег, сделайте милость, упла-тите за лепёшки!

И, не дожидаясь ответа, приступил к еде.

Хозяин лавки остолбенел от удивления. Посмотрел сначала на Кори Ишкамбу, потом на лепёшки, наконец осведомился у продавца о цене, почесал затылок, вынув из ящика деньги, отпустил лепёшечника.

А Кори Ишкамба не зевал – взгляд его прикован был к вееру. Он брал куски лепешки и, складывая вдвое и втрое запихивал в рот.

Торговец фарфором сообразил, что Кори Ишкамба не думает предлагать ему лепешку и скоро от неё ничего не останется. Поэтому взял поскорее кусок и, сунув в рот, запил чаем. Увидев это, Кори Ишкамба так набил рот, что не в состоянии был вымолвить слово. Знаком показав торговцу, чтобы тот скорее допивал свой чай и наливал ему. Ведь он, бедняга, не мог без чая проглотить застрявшую в горле пищу. Указывая одной рукой на чайник, другую Кори Ишкамба положил на последний кусок лепёшки, оставшийся на веере, боясь, как бы он не достался сотрапезнику.

Торговец одном глотком выпил оставшийся чай и налил Кори Ишкамбе. Протянув ему пиалу, он с насмешливой улыбкой стал наблюдать, как управляется Кори Ишкамба с остатками лепёшки. Тот подул на чай, отхлебнул немного и с трудом сделал глоток. Освободив немного рот, он отправил туда последний кусок. Допив чай, Кори Ишкамба отставил пиалу, встал с места и, ни слова не говоря, пустился в путь.

Я – за ним.

Не успев пройти и двадцати шагов, Кори Ишкамба снова присел, на этот раз у лавки торговца сундуками. К сожалению, около этой лавки не оказалось подходящего места для наблюдения – мне пришлось пройти немного дальше. Уголком глаз я видел, что хозяин расположился в глубине лавки, за поставленными на ребро счетами. Перед ним, видимо, лежало что-то съестное, он завтракал, закрывшись счетами от прохожих. Но разве могла укрыться еда от острого, как у галки, глаза Кори Ишкамбы? Не мешкая присел он на пороге лавки и протянул руку за счеты. Как ни прятал сундучник свою еду, Кори Ишкамба сумел принять участие и в его завтраке.

Я не слышал, как и о чём они говорили, но подозреваю, что на беседу время не тратилось, слишком поглощен был Кори Ишкамба принятием пищи. И вряд ли я ошибся, – едва хозяин лавки поднял счёты и отложил их в сторону, Кори Ишкамба встал и отправился дальше.

***

Кори Ишкамба вошел в маленькую крытую улочку между рядами торговцев фарфором и москательщиков. Здесь торговали тюбетейками и шелковыми тканями. Я тоже завернул туда и быстро зашагал за Кори Ишкамбой, стараясь не отставать от него. Он остановился возле лавки продавца тюбетеек.

– Ну, продали вы мои тюбетейки? – спросил он.