Прием оказался даже лучше, чем они ожидали. Фелиция Дейвенпорт была очень внимательна и ласкова с обеими. Они с Мэри Стюарт долго обсуждали Нью-Йорк, театральные события города, даже детей. Мэри Стюарт хозяйка вечера понравилась.

Таня провела почти весь вечер в окружении мужчин, у Мэри Стюарт тоже хватало восхищенных поклонников. Она ни от кого не скрывала, что замужем, и не прятала обручальное кольцо. Прием благотворно подействовал на ее настроение. Уезжала она в отличном расположении духа. Таня предложила еще разок побаловаться гамбургерами, но Мэри Стюарт предпочла поехать прямо домой – она еще не совсем готова злоупотреблять только что обретенной независимостью и бросать вызов Биллу.

Таня довезла ее до дому. Мэри Стюарт пригласила ее зайти, но Таня спешила в гостиницу – ей необходимо сделать несколько звонков и отдохнуть.

– Большое тебе спасибо за вечер. И не только за него. – Мэри Стюарт благодарно улыбнулась. – Как обычно, ты помогла мне. Поразительно, тебе всегда это удается!

– Фокус в том, что я тебе навязываюсь не чаще одного раза в год.

– Теперь займись собой, слышишь? – предупредила ее Мэри Стюарт.

Подруги рассмеялись и обнялись. Мэри Стюарт стояла на тротуаре и махала вслед лимузину, пока он не исчез за поворотом. Входя в свой дом, она чувствовала себя Золушкой. Танино появление всегда меняло ее жизнь, пускай всего лишь на короткое время, и напоминало об их дружбе, которая была, есть и будет, наверное, впредь. Во всяком случае, они постараются. Сейчас она чувствовала себя лучше, чем когда-либо за целый год. Таня нагрянула вовремя. Сама переживая переломный период в жизни, она тем не менее умудрилась вдохнуть в Мэри Стюарт новые силы.

– Мистер Уолкер только что поднялся, – монотонно сообщил лифтер.

Войдя в квартиру, она мельком увидела мужа, входящего в спальню. Он слышал, как она вошла, но не соизволил оглянуться. Это как пощечина: он даже не желает на нее смотреть!

– Привет, Билл! – Она вошла в спальню следом за ним. Только сейчас он обратил на нее внимание, бросив мельком взгляд через плечо. В руках он держал портфель.

– Не видел, как ты вошла.

Неправда! Просто не пожелал обернуться. О, Билл, как никто, умел обижать и отвергать.

– Как прием?

– Очень интересно. Масса приятных людей. Это как свежая струя. Фелиция Дейвенпорт – прелесть, ее друзья по большей части тоже. Я чудесно провела время. – В кои-то веки она обошлась без покаяния. Почему-то в этот раз она не ощущала необходимости ползти к нему побитой собачонкой, вымаливая прощение за непростительное прегрешение. Кажется, Таня помогла ей сегодня выбраться на свободу. – Жаль, что ты не смог пойти!

– Я ушел с работы двадцать минут назад, когда ты еще развлекалась. – Реплика была не очень дружелюбной, но он произнес ее с улыбкой. – Через три дня мы уезжаем в Лондон.

Она очень удивилась.

– Это гораздо раньше, чем ты собирался! – упрекнула она его, снова почувствовав себя наказанной и брошенной.

Не существовало никаких серьезных причин, почему бы ей не полететь с ним в Лондон. Но Билл уже давно дал ясно понять, что об этом не может быть и речи, не хотел, чтобы она путалась под ногами, пока он работает. Еще один способ держать ее на расстоянии.

– Увидимся, когда ты привезешь Алису, – пообещал он, словно читая ее мысли.

Увы, два дня за три месяца – слишком мало, чтобы удержать на плаву брак. После путешествия с дочерью по Европе она проведет остаток лета в Нью-Йорке одна. Ее вдруг осенило: а не слетать ли на несколько дней в Калифорнию навестить Таню? Других дел у нее все равно не будет: все ее благотворительные комитеты прерывали на лето свои заседания. Об этом стоило поразмыслить, хотя она знала, что вряд ли осуществит свое намерение.

Билл удалился в ванную, откуда вышел переодетый в пижаму. Казалось, он вовсе не замечает ее, несмотря на чудесное платье и привлекательный вид. Можно было подумать, что после смерти сына он перестал воспринимать ее как женщину.

Она уединилась в ванной, чтобы медленно избавиться от платья от Валентино, а заодно от иллюзий о своей привлекательности и, главное, независимости. Вернулась в спальню в халате. Билл лежал к ней спиной, занятый чтением каких-то бумаг. Какая-то сила, которой она не смогла противостоять, вдруг заставила ее бросить ему вызов. Ее голос прозвучал спокойно, но очень отчетливо. Ее удивили слова, которые у нее вырвались, но не так напугали, как его.

– Я не стану вечно это терпеть, Билл. – Высказавшись, она немного постояла молча, дожидаясь, пока он обернется и удивленно взглянет на нее.

– Что ты хочешь этим сказать? – Он прибег к сокрушительной интонации, отрепетированной в суде, но на сей раз она не испугалась. Танины речи вселили в нее отвагу.

– То, что сказала. Я не стану больше жить так, как сейчас. Надоело! Ты со мной не говоришь, ведешь себя так, словно я пустое место. Не обращаешь на меня внимания, избегаешь, отталкиваешь, а теперь вообще уезжаешь в Лондон на два, а то и три месяца и воображаешь, что я буду довольствоваться двухдневным свиданием. Это больше не супружество, а настоящее рабство! С рабами и то обходились лучше, чем ты со мной.

Никогда она еще не говорила ему подобных резкостей, а за истекший год и подавно.

– Считаешь, что я еду за удовольствиями? Кажется, ты забыла, что я буду там работать, – произнес он ледяным тоном.

– Это ты забыл, что мы женаты.

Он отлично понял, о чем речь.

– Год был очень трудным для нас обоих.

Только что исполнился год со дня смерти Тодда, но время не залечило, а только разбередило рану.

– У меня такое чувство, что мы умерли вместе с ним, – печально молвила Мэри Стюарт, глядя на мужа. Она была удовлетворена уже самим фактом разговора. – А с нами – и наш брак.

– Не обязательно. Думаю, нам обоим требуется время, – медленно проговорил он.

Она понимала, что Билл кривит душой не только с ней, но и с самим собой, тешит себя надеждой, что в один прекрасный день все само собой встанет на свои места. Но она-то знала, что этого не произойдет.

– Одним ожиданием ничего не исправишь. Прошел уже целый год, Билл! – напомнила она ему, гадая, как долго он сможет выдерживать атаку, и подозревая, что скоро начнется контрнаступление.

– Знаю! – отрезал он, после чего наступила тишина. – Я многое знаю. Но что для меня новость – так это твои ультиматумы. – Он давал понять, что удручен.

– Я не собиралась предъявлять ультиматум, а только довела до твоего сведения свои намерения. Даже если бы я собралась терпеть вечно, у меня это вряд ли бы вышло.

– Можешь делать всё, что тебе захочется.

– Ах, так? Значит этого я по-твоему хочу?! Хочу, чтобы ко мне относились как к мебели на протяжении всей оставшейся жизни? Это не супружество, а кошмар. – Раньше она ему этого не говорила.

Вместо ответа он опять отвернулся, нацепил очки и вернулся к бумагам.

– Не могу поверить! Ты способен меня игнорировать даже после таких слов?

Билл ответил ей, не оборачиваясь. Ей трудно было представить себе, что когда-то они вместе смеялись, тепло относились друг к другу, любили… Еще труднее поверить, что она по-прежнему его любит, что он – отец ее детей.

– Мне больше нечего тебе сказать. – Он не отрывался от бумаг. – Я тебя выслушал и оставляю твое выступление без комментариев.

Невероятно! Неужели он настолько напуган, испытывает такую боль, что превратился в ледяную глыбу? Как бы это ни называлось и как бы ни произошло, она наконец-то взглянула правде в лицо: она не могла больше этого выносить.

Когда она легла в постель, он погасил свет. Не повернулся к ней и не сказал больше ни слова. Она долго лежала с открытыми глазами, размышляя о Тане и о людях, с которыми познакомилась на приеме у Фелиции. Многие стремились с ней поговорить, проявляли интерес. Казалось, Таня распахнула перед ней окно, и она впервые за долгий срок осмелилась выглянуть наружу. Впечатление было интригующим, и она пребывала в нерешительности, как быть дальше. После ее отповеди муж тоже не знал, как поступить. Они очутились по разные стороны пропасти. А раньше это была река под названием «брак», по которой они плыли вместе.