Безусловно, эра Каддафи открыла им двери в университеты, к военному обучению в лицеях, где инструкторами были мужчины, уничтожив одно из табу и убедив родителей в том, что они без особого риска могут находиться рядом с мужчинами. Девушки с успехом ворвались в сферы медицины и права, получая лучшие отметки. Но обман заключался в том, что потом было нереально построить престижную карьеру. Горе тем, кто желал вытащить выигрышный билет, нацеливался на высокое место, стремился стать замеченной любой ценой: Каддафи и его клика (командиры, наместники, министры…) были всегда начеку. Едва женщина привлекала их внимание, как они беспардонно ею пользовались. Изнасилования, похищения, насильственные браки…

— Вы не представляете, насколько боялись девушки показаться слишком яркими, слишком умными, слишком талантливыми или слишком привлекательными, — призналась мне юрист Ханнах аль-Галал, родом из Бенгази. — Они не выступали на публике, отказывались от постов и душили свои амбиции. Они даже отказались от кокетства, оставили короткие юбки и блузки шестидесятых и предпочитали носить платок и широкие одежды, полностью скрывающие тело. Позиция «сдержанности» была золотым правилом. Неприступный внешний вид. Женщины были словно призраки на ассамблеях.

Эта эпоха окончательно завершилась. Или, скорее, есть надежда на то, что она завершилась. В посткаддафистской Ливии женщины возвращаются к своим амбициям — профессиональным, экономическим, политическим, — несмотря на то, что все осознают: ментальность не может измениться за один день. Старая гвардия остается настороже. Доказательства? Пресловутая речь, произнесенная 23 октября 2011 года, в день официального провозглашения освобождения страны, президентом Национального переходного совета (НПС) Мустафой Абд-аль-Джалилем. Десятки тысяч людей приехали на самую большую площадь Бенгази, чтобы присутствовать на этой церемонии всего через три дня после смерти диктатора. Перед тысячами экранов телевизоров собрались взволнованные значимостью события семьи. Ливия заявляла о своей вере в демократию. Все затаили дыхание. И женщины молча ждали малейшего жеста в их сторону, упоминания о пережитых обидах, возможно, дани уважения. Однако они потерпели фиаско.

Ни слова об их страданиях или об их отношении к революции. Ни намека на роль, которую они должны будут сыграть в новой Ливии. Ах, да! Я забыла: краткое упоминание о матерях, сестрах и дочерях великих бойцов, которым так обязана Родина, и призыв чтить законы шариата, отныне возведенные в высший правовой стандарт. Полигамия более не будет ограничиваться обязанностью мужчины — установленной Каддафи — спрашивать у первой жены разрешения жениться на второй. Вот и все. Пощечина внимательным женщинам, которые с начала церемонии напрасно пытались рассмотреть хоть один женский силуэт на официальных трибунах, где красовалась толпа мужчин в костюмах и галстуках, гордых тем, что они олицетворяют новую смену.

— Я была шокирована, рассержена и возмущена! — призналась мне чуть позже Наима Жебриль, судья апелляционного суда Бенгази. — Это катастрофа, а не выступление! Я вас уверяю: я из-за него плакала.

«И все было ради этого?» — спрашивала она, как и многие женщины.

— Борьба наших матерей и бабушек за возможность иметь право на образование, работу, уважение. Энергия, вложенная в наше обучение, чтобы победить дискриминацию и свободно выбирать работу. А потом участие в революции, с самого первого дня, когда большинство мужчин даже боялись выйти на улицу. Все это для того, чтобы видеть, как оспаривают наше освобождение? Какой позор!

Да, позор. Именно это они все почувствовали.

— Вы помните кадры, демонстрировавшие делегацию НПС, которая совершала турне по западным столицам? — спросила меня она, ставшая первой женщиной-судьей, назначенной на пост в 1975 году в Бенгази. — Ни одной женщины на горизонте! А визит Хилари Клинтон в Триполи накануне казни Каддафи? Ее не встречала ни одна ливийка!

И госсекретарь США публично этим возмутилась, настаивая на необходимости равенства прав мужчин и женщин.

— Как же это было унизительно! — сожалела тогда преподавательница университета Амель Джерари. — Никто из мужчин никогда не пустит нас под фотообъектив и не потеснится, чтобы освободить нам место на помосте. Придется брать все силой, и я вас уверяю, что женские инициативы окажутся решающими.

Повсюду сформировались женские сообщества. В виде клубов, ассоциаций, НПО. Они соединились в профессиональные, дружественные, региональные сети. Небольшие тайные комитеты, помогавшие женщинам, детям, раненым. Они дополняли работу множества парализованных служб во время страшной нехватки инициативы государства. Они организовали гражданские курсы обучения, на которых ясно изложили права и обязанности каждой женщины в демократии: «Голосовать — это привилегия. Не упустите ее. Теперь ваш ход!» И они горят желанием превратить свое присутствие на арене в политическое лобби. Поскольку они хорошо понимают, что так и осуществится их эмансипация.

Достаточно полистать «Фейсбук», чтобы констатировать обилие женских групп, заметить живость обсуждений тем, касающихся будущего ливиек, их желание знать о положении женщин в других странах, где происходили арабские революции, и как можно скорее скоординироваться. Да, они полны надежды. Они обсуждают избирательный закон. Дискутируют о квотах. Требуют назначения женщин на посты министров, послов, начальников банков, государственных предприятий и администраций, утверждая, что те по крайней мере «не были замешаны в системе Каддафи». Читая их, я наполнялась энергией. И я улыбалась при виде опубликованных ими фотографий, на которых они гордо размахивали своей новой избирательной картой. О! Они рассчитывают в полной мере ею воспользоваться!

Они афишируют мимолетные увлечения. Но также свои моменты хандры. Восемнадцатого мая одна молодая женщина, которая была известна своей активностью, решилась написать в «Фейсбуке» немного легкомысленное и… раздраженное сообщение: «Сегодня пятница, стоит восхитительная погода. Но, будучи женщиной в Ливии, я заточена в доме и подавлена, так как я не имею права ходить на пляж. Почему не существует пляжей для женщин? Неужели на берегу не хватает места? Сколько вас таких, девочек, которые чувствуют то же, что и я?» Сколько? Ну, скажем, тысячи!

— Это так несправедливо! — сразу же ответила одна из них.

— Я жила на улице, выходящей прямо на пляж, и даже не имела права ступить туда ногой! — написала другая.

— Абсолютно неприемлемо! — согласились многие пользователи Интернета.

— Это даже не вопрос закона. Это трагедия страны!

— Я все же помню время, когда я плавала в бикини!

— В бикини?!

Сорая не ходила на пляж. Не бродила по Интернету. Она не зарегистрирована в «Фейсбуке». У нее даже больше нет подруг, с которыми она могла бы поделиться своими невзгодами или внести свое имя в списки избирателей. Но она продолжает надеяться на то, что о сексуальных преступлениях Каддафи не забудут.

— Это был не сон, Анник! Ты же мне веришь, правда? Имена, даты, места. Я все тебе рассказала. Только я бы хотела это повторить в суде! Почему я должна стыдиться? Почему я должна скрываться? Почему я должна платить за то зло, которое мне причинили?

Я разделяю ее возмущение. Я также хотела бы разделить его с другими ливийками: судьями, адвокатами, приближенными НПС, защитницами прав личности. Увы, никто на данный момент не начнет борьбу… Слишком запретная тема. Эта борьба обречена на провал. В стране, которая полностью находится в руках мужчин, не будут ни обсуждаться, ни осуждаться сексуальные преступления. Признавшиеся будут объявлены лгуньями и грешницами. И, чтобы выжить, жертвы вынуждены будут спрятаться.

Единственная женщина в НПС, юрист Сальва эль-Дагхили слушала меня, пока я долго рассказывала о Сорае.

— Какая же смелая эта малышка! — говорила она, качая головой. — И как важно, чтобы все узнали ее историю. Вот настоящее лицо того, кто сорок два года правил Ливией. Вот как он управлял, презирал, подчинял свой народ. Нужны такие пионеры, как Сорая, чтобы осмелиться заговорить о трагедии женщин и о том, что на самом деле пережила страна. Но, заговорив, она подвергается большому риску.