Наджа запаниковала. Она солгала мне, предала, затянула в жалкую ловушку, чтобы предложить меня мужчинам как жертву. Я почувствовала отвращение. То, что меня похитил Каддафи, не делало из меня проститутку автоматически.

Возвращение было бурным. Мабрука не показывалась, но Сальма приказала нам обеим подняться к Вождю. Тот кипел от злости. Он дал увесистую пощечину Надже с воплем:

— А теперь убирайся, я больше никогда не хочу тебя видеть!

Меня же он швырнул на кровать и всю свою ярость выплеснул на моем теле. Отвернувшись, он процедил сквозь зубы:

— Все женщины — проститутки! — И добавил: — Аиша тоже была чертовой проституткой!

Я думаю, что он говорил о своей матери.

Он не прикасался ко мне целый месяц. Только что приехали из восточных городов две новые девочки: той, которую привезли из Баида, было тринадцать лет, а той, что из Дарнаха, — пятнадцать. Я видела, как они поднимались в комнату, красивые, с невинным и наивным видом, какой был и у меня год назад. Я точно знала, что их ждет. Но не могла с ними ни поговорить, ни дать им какой-либо знак.

— Ты видела новеньких? — спросила меня Амаль.

Но они недолго там оставались. Каждый день ему нужны были новые девочки. Он их испытывал, потом выбрасывал или же, как мне сказали, «пускал на повторную обработку». Я пока еще не знала, что это означает.

***

Проходили дни, сезоны, национальные и религиозные праздники, Рамаданы. Я понемногу стала терять ощущение времени. Днем и ночью в подвале было одно и то же освещение. И моя жизнь была ограничена узким периметром, размер которого зависел от желаний и настроения полковника. В разговоре между собой мы не давали ему ни имени, ни звания. Вполне хватало слова «Он». Наша жизнь вращалась вокруг него. И здесь не могло быть никакой путаницы.

Я ничего не знала о том, что происходило в стране, и о том, что творилось в мире. Иногда до меня доходили слухи о саммите африканских правителей или о визите одного из глав государств. Многие встречи проходили в официальном шатре, куда «Он» добирался на мини-автомобиле для гольфа. Перед интервью и важными беседами он курил гашиш или принимал кокаин. Он почти всегда был под кайфом. В салонах особняка часто устраивали праздники и вечеринки с коктейлями. Туда торопились попасть государственные сановники и многочисленные иностранные делегации. Мы сразу же замечали женщин, так как именно это его интересовало, и задачей Мабруки было заманить их в его комнату. Студентки, артистки, журналистки, модели, дочери или жены почтенных людей, военных, глав государств. Чем более знатными были их отцы или мужья, тем более изысканные им преподносили подарки. Прилегающая к кабинету комната служила пещерой Али-Бабы, куда Мабрука относила подарки. Я там видела чемоданы фирмы «Самсонит», полные пачек долларов и евро, шкатулки с драгоценностями, золотые украшения, которые обычно дарят на свадьбу, бриллиантовые ожерелья. У большинства женщин брали кровь на анализ. Это тайно делали украинки в маленьком салоне с красными креслами напротив кабинета охраны. Возможно, жены глав государств этого избегали, я не знаю. Но что мне нравилось больше всего, так это видеть, как они, изысканно одетые, держа в руках брендовую сумочку, направляются в его комнату, а потом выходят со смазанной губной помадой и растрепанной прической.

Лейла Трабелси, жена тунисского диктатора Бена Али, явно была его любовницей. Она приходила много раз, и Мабрука ее обожала.

— Моя дорогая Лейла! — восклицала она, всегда радуясь ее голосу по телефону или новости о ее приезде.

И ничто, предназначенное для нее, не бывало слишком красивым. Например, я помню коробку, похожую на волшебную шкатулку, покрытую золотом. За все время пребывания в гареме я повидала многих жен глав государств Африки, чьих имен я даже не знала. А также Сесилию Саркози, жену президента Франции, — красивую, высокомерную, на которую девочки мне сразу же указали. В Сирте, выходя из автофургона Вождя, я заметила Тони Блэра. «Hello, girls!» — крикнул он нам с дружеской и радостной улыбкой.

Из Сирта мы часто уезжали в пустыню. Каддафи нравилось разбивать там лагерь, в окружении верблюдов, посреди пустоты. Он устраивался там, чтобы выпить чаю, часами разглагольствовать со старейшими из своего племени, читать, спать днем. Там он никогда не спал ночью, он предпочитал свой удобный автофургон. Именно туда он нас и вызывал. По утрам мы должны были сопровождать его на охоте, все одетые в униформу. Миф о телохранительницах поддерживала Зорха, настоящая военнослужащая, которая следила за тем, чтобы я вела себя как профессионал. Однажды ей поручили научить меня пользоваться автоматом Калашникова: разбирать его, заряжать, чистить. «Стреляй!» — крикнула она мне, когда я приставила приклад к плечу. Я отказалась. Я так ни разу и не выстрелила.

Еще я узнала о его зависимости от черной магии. Это было прямое влияние Мабруки. Поговаривали, что именно этим она его и держала. Она обращалась к знахарям и колдунам по всей Африке и иногда привозила их к Вождю. Он не носил талисманы, но мазался таинственными мазями, отчего его тело постоянно блестело, произносил непонятные заклинания и всегда держал рядом с собой красное полотенце…

Куда бы он ни направился, его сопровождала небольшая команда медсестер. Галина, Елена, Клавдия… Обязательно одетые в белые и голубые униформы, без макияжа, они работали в маленьком госпитале Баб-аль-Азизии, но могли прийти на его зов менее чем за пять минут. Они не только в обязательном порядке брали кровь на анализ перед сексуальными встречами Вождя, но также и лечили его лично, ежедневно осматривали его, следили за его здоровьем и питанием. Когда я стала беспокоиться о контрацепции, он мне ответил, что Галина делала ему инъекции, из-за чего он стал бесплодным. Я больше ничего об этом не знала, и мне не пришлось делать аборты, как многим другим до меня. Все они называли его «папой» хотя у него были сексуальные отношения с большинством из них. Впрочем, Галина тоже мне на это жаловалась. Существовала ли хоть одна женщина, которой он не желал бы обладать хотя бы один раз?

Однажды в меня влюбился Джалал. Точнее, подумал, что влюбился. Он бросал на меня пылкие взгляды, улыбался мне, как только пересекался со мной на кухне, отвешивал комплименты. Это меня взволновало. Мне так хотелось на кого-то рассчитывать! Я не знала, что он был гомиком. Его насиловал Каддафи, но я была настолько неосведомленной, что полагала это хоть и шокирующей, но вполне обычной для мужчин практикой. У Вождя было множество партнеров, в том числе и среди высокопоставленных военнослужащих. Я же нуждалась в ласке, и мысль о том, что один нежный человек проявляет ко мне внимание, меня, можно сказать, вдохновила. И тогда он стал чаще со мной встречаться, ласково дотрагиваться до моей руки, проходя мимо, шептать мне о том, что он меня любит, и даже о том, что хочет на мне жениться.

— Ты не заметила, что я смотрю на тебя с первого дня?

Нет, я не заметила, к своему глубокому огорчению и одиночеству. В любом случае, наша атмосфера предполагала узы соучастия.

Но Джалал проявил отвагу и заявил Вождю, что намерен жениться на мне. Каддафи вызвал нас обоих. Он насмешливо скалился.

— Итак, вы утверждаете, что вы влюблены друг в друга? И вы имеете наглость говорить это мне, своему хозяину? Но как ты, потаскуха, осмелилась любить другого? А ты, ничтожество, как ты только посмел на нее посмотреть?

Джалал не находил себе места. Мы оба вжались в стену, словно жалкие восьмилетние дети. Вождь вышвырнул нас. Джалалу, который состоял в охране, запретили заходить в дом в течение двух месяцев.

Ко мне в комнату нагрянула Мабрука:

— Проклятое отродье! Ты думаешь о свадьбе, хотя еще не прошло и трех лет с тех пор, как ты здесь! Ты настоящая дрянь!

Амаль тоже пришла меня учить: