— Я бы сразу себя убила, — сказала одна женщина, — если бы знала, что однажды мой муж и дети смогут раскрыть мое прошлое.

Я уверена, что она так и сделала бы.

Итак, вот их истории. То, что они мне рассказали. Без связей между ними, без переходов. Необработанный материал, который, увы, не дойдет до трибунала.

Либия

Появившуюся на телевидении женщину мне почему-то хочется назвать Либией. Конечно, это не ее настоящее имя. Но выдать его — значит обречь ее на суицид, а она хочет надеяться, что будет жить в освобожденной от ярма Каддафи стране. Около тридцати лет она прожила рядом с диктатором.

— Жизнь! — сдержанно сказала она. — Моя жизнь. Искалечена.

Она еще училась в бенгазийском лицее, когда молодые девушки, военнослужащие, немного старше ее, настояли на том, чтобы она вступила в Революционный Комитет. Это случилось в конце семидесятых, совсем недавно появилась третья глава «Зеленой книги» Полковника, где был сделан акцент на роли и правах женщин в ливийском обществе, и повсюду звучали пропагандистские речи, призывающие девушек «освободиться от своих цепей». Все они должны служить революции, стать лучшими союзницами своего лидера. Кооптация[14] в Революционный Комитет была представлена как привилегия, путь к элите страны, и это прельстило Либию, хотя ее родители выражали некоторое сомнение. В любом случае, у них совсем не было выбора.

— Отказ привел бы их в тюрьму.

Проходят многочисленные собрания, звучат пламенные речи, иногда появляется Каддафи и возбуждает энтузиазм девушек, готовых на все ради того, кто обращался к ним как пророк. Намечается десятая годовщина его революции, он хочет организовать в Бенгази грандиозное празднование, на котором будут присутствовать главы многих государств. Вооруженные женщины докажут, что они являются грозным «гвоздем программы» прекраснейшей революции.

Либия бросает школу, быстро вступает в Комитет, учится маршировать и стрелять из ракетного оружия. Она считает, что Каддафи поступил правильно, сделав ставку на женщин и обучив их нарушать табу, даже если при этом им приходилось порывать с родителями. К дьяволу гнет традиций! Да здравствует свобода! И она счастлива из-за того, что больше не спит в родительском доме, а живет вместе со своими подругами в учебном центре.

Вечером 1 сентября 1979 года, в день великого парада, транслировавшегося по всем телеканалам, их предупреждают, что Полковник хочет их поприветствовать лично. Стайка восхищенных девушек приходит в его резиденцию, где он ведет себя очаровательно и мило, а потом удаляется в свои апартаменты. Женщины-военнослужащие, которые окружали маленькую группу, просят одну из них, пятнадцатилетнюю, присоединиться к нему. Они одевают ее в традиционную одежду, дают советы, как польстить ему, прославляя революцию. Девушка входит в апартаменты, полная ликования. Выходит в прострации, с кровью между ног. Группа молодых девушек повержена в шок.

Жизнь идет своим чередом. Либия возвращается в семью, но перестает быть прилежной ученицей и все чаще, охваченная тревогой, участвует в собраниях Комитета, куда ее сопровождают женщины-военнослужащие, крайне активные в университете, которые все прошли через постель Вождя. В течение месяцев многих ее подруг одну за другой вызывали к Каддафи в Триполи, Сирт или Мисурату. За ними приезжал шофер. Иногда подавали самолет. И то, что они рассказывали Либии по возвращении, погружало ее в отчаяние. Но что делать? Как убежать? Ее очередь настала через полгода после 1 сентября, во время очередного визита Вождя в Бенгази. Вечером за ней приезжают женщины-военнослужащие, отвозят в его резиденцию, полностью ее раздевают и заталкивают в его комнату, не обращая внимания на слезы и уговоры:

— Мама убьет меня! Сжальтесь!

Он ожидает ее в шелковом халате, молча насилует ее, потом выгоняет, похлопав по попке:

— Превосходно, девочка!

Она ничего не говорит родителям, не посылает никаких протестов Революционному Комитету, где каждый день раздаются угрозы бросить в тюрьму «саботажников», осмелившихся критиковать Вождя, «друга, защитника, освободителя всех женщин». Она замыкается, мрачнеет, и это беспокоит ее родителей, которые думают, что она влюблена или в депрессии. Тогда они решают выдать ее замуж, даже не поставив ее в известность. Однажды, вернувшись из школы, она обнаруживает, что в доме организован прием. Присутствуют гости, имам[15], и ей под нос суют брачный контракт:

— Вот. Подписывать нужно здесь.

В тот же вечер муж, возмущенный своим открытием — она не девственница, — требует развода. Он мог бы сразу отослать ее обратно, но демонстрирует понимание и ждет две недели. Ей стыдно, и она не осмеливается выдержать на себе чей-либо взгляд, находясь в панике оттого, что придется вернуться к родителям. И тогда она звонит… в Баб-аль-Азизию. Разве Полковник не уверял, что всегда будет на стороне женщин, поощряя их разрывать связи со своими реакционными семьями?

— Немедленно садись на самолет до Триполи, — говорят ей.

В аэропорту ее ждут женщины, отвозят ее в Баб-аль-Азизию или, как это место называет Ливия, — в огромный «гарем». Там, по двое или поодиночке, живет группа девушек, находящихся в полной зависимости от Вождя, его настроения, фантазий, малейших требований. Многих тайком привели сюда знаменитые Революционные Комитеты, после чего они были изнасилованы, и у них не осталось иного выхода, кроме как служить Полковнику, чтобы избежать позора для своей семьи. Как бы то ни было, у них имелось нечто вроде статуса («стражи революции»). Там, где они живут, все дозволено: в большом количестве потребляют алкоголь, сигареты и гашиш. Каддафи их в этом поощряет. Распорядок дней и ночей неизменный: «Едят, спят, трахаются». Кроме тех дней, когда Вождь переезжает в Сирт или какой-нибудь другой город вместе со всеми домочадцами. Либо он уезжал за границу, куда Либию, к ее глубокому сожалению, никогда не брали.

— Он боялся, что я этим воспользуюсь и сбегу.

Некоторые так и поступили, их находили в Турции, возвращали в страну, брили им головы, обвиняли в предательстве и показывали по телевидению как проституток из борделя, а потом казнили. Также все знали о том, что ежедневно сюда на одну ночь приезжают девушки, которые затем уезжают. Некоторые появлялись тут добровольно, другие — по принуждению.

— Каддафи требовал от нас приводить к нему своих сестер, кузин, иногда дочерей.

Однажды, в 1994 году, Либия не смогла не предупредить мать двух прекрасных девушек о намерениях Каддафи. Недоверчивая и шокированная, та рассказала об этом Вождю, который пришел в ярость: Либия нарушила закон молчания; она может поплатиться за это своей жизнью. И тогда она убежала. Села на военный самолет до города Тобрук, затем на машине добралась до Египта, где ее арестовали из-за отсутствия визы. Ливийским оппозиционерам удалось перевезти ее в Ирак, где она жила две недели, опасаясь партии «Баас»[16], и вскоре добралась до Греции. Люди Каддафи нашли ее по возвращении в Ливию, посадили на полтора года в тюрьму, расположенную в подвале одной фермы, а потом ее вернули в… Баб-аль-Азизию до начала революции в 2011 году.

— Старая рабыня следила за более молодыми, — сказала она. Окончательно загнанная в ловушку.

Хадиджа

Хадиджа — угрюмая, разочарованная молодая женщина, которой много раз угрожали, нападали на нее; она осознает, что ее опыт и знание каддафисткой системы сегодня подвергают ее большой опасности. Когда я впервые увидела ее однажды ранним утром в 2012 году, ее верхняя белая одежда была испачкана кровью. Ночью какие-то неизвестные похитили и изнасиловали ее. Красиво очерченные губы, нос с маленькой горбинкой. Она курила сигарету за сигаретой, грызла ногти и говорила отчужденно, даже с некоторым цинизмом. Она утверждала, что в свои двадцать семь лет не имеет никаких иллюзий о том, что новая Ливия может ей что-то дать. Она просто пыталась выжить где-нибудь в Триполи. Ее судьба сошла с рельс в день встречи с Каддафи. Смерть последнего не позволяла ей надеяться на какое-нибудь искупление.