Изабель Форрестье смотрела из окна спальни на раскинувшийся внизу сад. В этом доме, который располагался в седьмом округе Парижа, на улице Гренель, они с Гордоном прожили больше двадцати лет, здесь родились их дети. Здание, построенное еще в восемнадцатом веке, было похоже на подкову, внутри которой располагался просторный внутренний двор, отделенный от улицы внушительными бронзовыми воротами. Изабель любила этот старый красивый дом с его высокими лепными потолками и темными паркетными полами. Здесь все блестело и сияло. Образцовая хозяйка, Изабель мягко, но настойчиво требовала от домочадцев идеального порядка. В тщательно ухоженном саду росли белые розы, считавшиеся одними из лучших в Париже. В доме было немало антикварных вещей, которые они с Гордоном собирали многие годы; кое-что досталось Изабель и от ее родителей.

Вздохнув, она отвернулась от окна. Предстоящий отъезд из Парижа вызывал у Изабель противоречивые чувства. Конечно, она так редко куда-то выезжает, что грех не воспользоваться представившимся случаем, но все равно из-за Тедди она чувствует себя виноватой.

Дочь Изабель, Софи, днем раньше уехала с подругами в Португалию. Девочке восемнадцать лет, осенью начинает учиться в университете. Изабель же от поездок уже четырнадцать лет удерживал ее сын, Теодор. Он родился на три месяца раньше срока, с дефектом легких, а это, в свою очередь, сказалось и на сердце. Тедди никогда не ходил в школу, большую часть времени оставался прикованным к постели, а по дому в основном передвигался в инвалидной коляске. В хорошую погоду Изабель вывозила его в сад, где он в зависимости от самочувствия или немного гулял, или просто сидел в коляске. Однако дух мальчика оставался несломленным. Когда его мать входила в комнату, глаза Тедди оживлялись. Он с удовольствием с ней разговаривал, часто даже шутил. Между матерью и сыном существовала неразрывная связь, временами ей казалось, что у них одна душа. Изабель часами беседовала с мальчиком, читала ему, молча держала в объятиях, когда он был слишком слаб, чтобы говорить, и в любой момент могла заставить его смеяться. Он видел мир ее глазами и напоминал ей крошечную хрупкую птицу со сломанными крыльями.

Они с Гордоном консультировались с врачами насчет пересадки сердца и легких, которые делали в Штатах, но доктора единодушно пришли к мнению, что мальчик вряд ли выдержит такую операцию и даже саму поездку. Поэтому мир Теодора ограничивался пределами дома на улице Гренель, а все его общество составляли мать и сестра, поскольку отец в присутствии Тедди чувствовал себя неуютно.

Из-за сына Изабель оставила всех своих подруг и прежние занятия, по существу, вообще отказалась от каких-либо собственных интересов. Тедди стал смыслом ее жизни. Правда, его сестре Софи из-за этого недоставало материнского внимания, но она не жаловалась и продолжала относиться к матери с любовью и теплотой. Казалось справедливым, что Тедди достается все внимание Изабель, поскольку от этого зависела его жизнь. В последние четыре месяца Теодору стало лучше, что дало его матери возможность предпринять долгожданную поездку в Лондон – по предложению Билла Робинсона.

Изабель познакомилась с ним четыре года назад на приеме, который устраивал в Париже американский посол – однокурсник Гордона по Принстону. Билл был известен в Вашингтоне как один из самых могущественных людей и едва ли не самый богатый. По словам Гордона, именно Уильям Робинсон посадил последнего президента в Овальный кабинет. Наследник огромного, по слухам, неисчислимого состояния, он еще в молодости приобщился к политике, предпочитая при этом оставаться за кулисами. На Изабель произвело сильное впечатление то, насколько скромно держался этот влиятельнейший человек. Муж уже объяснил ей, кто он такой, и Изабель никак не могла поверить в его богатство и могущество. Веселый и остроумный, Уильям выглядел на удивление молодо. Сидя рядом с ним за ужином, Изабель наслаждалась его обществом и была приятно удивлена, когда на следующей неделе он ей написал, а потом прислал редкую книгу по искусству, которую она уже давно и безуспешно искала. Ее поразило и очень тронуло то, что за другими, гораздо более важными делами он не забыл об этой мелочи. Искусство и редкие книги были ее страстью.

Тогда они много говорили о только что найденных картинах, которые нацисты во время войны спрятали в одной пещере в Голландии. Затем разговор коснулся подделок и воровства произведений искусства и, наконец, реставрации – именно этим занималась Изабель, когда познакомилась с Гордоном. Она работала в Лувре, и к тому времени, когда ушла с работы – а это произошло незадолго до рождения Софи, – ее уже считали опытным и подающим большие надежды реставратором.

На Билла ее рассказы произвели впечатление, и в последующие месяцы у них сложились довольно странные дружеские отношения, поддерживавшиеся с помощью писем и телефонных звонков. Она послала ему несколько редких книг по искусству, а Билл в свой следующий приезд в Париж позвонил ей и пригласил на ланч. Поколебавшись, она согласилась, едва ли не впервые оставив сына в обеденное время одного. Да, это произошло четыре года назад, когда Тедди было еще десять. С тех пор дружба с Биллом окрепла. Время от времени он звонил – если работал допоздна. Для Изабель это было раннее утро – она как-то сказала ему, что из-за Тедди встает в пять часов утра. Прошло еще полгода, прежде чем Билл спросил, не возражает ли Гордон против его звонков.

– А почему бы он стал возражать? – изобразив удивление, сказала она. Изабель не хотелось его смущать. Ей нравились разговоры с Биллом, у них было так много общих интересов! По сути, она больше ни с кем и не поддерживала контактов. Ее давние подруги не звонили ей уже много лет, с тех пор как Изабель из-за Тедди практически перестала выходить из дома.

Тем не менее звонки Билла действительно могли не нравиться Гордону. Она как-то упомянула о книгах, которые тот прислал, и мужа это явно покоробило, хотя он и промолчал. Так что о телефонных звонках Робинсона Изабель говорить ему уже не стала. Во-первых, она не знала, как их объяснить, а во-вторых, они же совершенно невинны – в их разговорах нет ничего личного и тем более недостойного. По правде говоря, Изабель подозревала, что, узнав о ночных беседах, Гордон проявил бы недовольство, а терять дружбу Билла ей не хотелось.

Сначала Билл звонил раз в две-три недели, потом чаще. Через год после знакомства они второй раз в жизни встретились – за ланчем, а однажды, когда Гордон был в отъезде, Робинсон пригласил ее на ужин. Они сидели в расположенном неподалеку тихом бистро, время текло незаметно, и, придя домой, Изабель была потрясена тем, что уже перевалило за полночь. Она чувствовала себя увядающим цветком, на который телефонные разговоры и редкие встречи с Биллом действовали словно благодатный дождь. Ведь, кроме детей, Изабель было просто не с кем поговорить.

Гордон уже много лет возглавлял крупнейший в Париже американский инвестиционный банк. Он был на семнадцать лет старше Изабель – ему исполнилось пятьдесят восемь. За последние годы они сильно отдалились друг от друга, и Изабель подозревала, что причиной тому Тедди. Отвращение мужа ко всему, что было связано с болезнью мальчика, принимало характер настоящей фобии. Тедди это чувствовал и раньше даже считал, что отец его ненавидит, но позже изменил свою точку зрения. К десяти годам он понял, что отца просто пугает его болезнь и, чтобы не оказаться во власти этого своего страха, он старается полностью игнорировать ребенка, делая вид, будто его вообще не существует. Тедди никогда не держал на него зла и говорил с Изабель об отце с таким задумчивым видом, словно речь шла о какой-то далекой стране, в которой он хотел бы побывать, но знает, что она ему недоступна. Отец и сын были друг другу совершенно чужими.

Целиком переключившись на работу, Гордон за последние годы максимально отстранился от домашних дел и от собственной жены. Единственным членом семьи, к которому он как будто был даже слегка привязан, являлась Софи, по характеру больше походившая на него, чем на свою мать. Софи и Гордон во многом одинаково смотрели на жизнь. Отец тщательно подавлял в себе все эмоции, которые он считал проявлением слабости, а дочь, очевидно, просто унаследовала эту черту. Еще в младенчестве она была совсем не такой ласковой, как брат, и предпочитала не обращаться к матери за помощью, а делать все самой. Холодность Гордона она воспринимала как проявление независимости и достоинства. Изабель иногда думала, что сдержанность дочери – результат того внимания, которое мать уделяла брату. Чтобы не испытывать ревность, Софи убедила себя и своих родных, что ей ничего от них не нужно. Она не вела задушевных бесед с Изабель и старалась не показывать своих чувств, а если и была с кем-то откровенна, то не с матерью, а с подругами. Изабель всегда тешила себя надеждой, что, когда Софи повзрослеет, они смогут найти общий язык и стать друзьями, но пока отношения с дочерью оставляли желать лучшего.