Одну из самых блистательных побед на Южном фронте дивизия в составе 8-й армии одержала на рубеже девятнадцатого и двадцатого года под станцией Лихой. Станция эта была ключом к Новочеркасску и для обеих сторон — киквидзевцев и деникинцев — оправдала свое название. Белые сосредоточили здесь значительные силы, в том числе несколько бронепоездов.

Медведовский, знавший цену солдатской крови, с решением не спешил. Он подобрал из бойцов дивизии отличных разведчиков и лично обучал их этой хитрой военной профессии. Теперь начдив всецело положился на своих питомцев.

Его терпение было вознаграждено: через несколько дней разведчики донесли, что белые, успокоенные передышкой, отвели главные силы на окрестные хутора — отогреться, передохнуть. И в первую же ночь красноармейцы стремительным ночным налетом, почти не понеся потерь, овладели Лихой. Удар был настолько неожидан, что белые не успели даже увести санитарный поезд. Дивизия захватила много и других трофеев.

Наутро, придя в себя, белые после трехчасовой артподготовки кинулись в яростную контратаку. Это было предусмотрено. Киквидзевцы подпустили врага на 50 метров, а потом буквально разметали белые цепи пулеметным огнем.

За умелое руководство войсками и личную храбрость Самуил Медведовский после этого боя, случившегося по прихоти военной судьбы 2 января — в день его рождения! — был награжден орденом Красного Знамени.

Победа под Лихой была достойным завершением боевого пути дивизии в девятнадцатом году. Но в памяти бойцов и командиров навсегда запечатлелось и другое. Дивизию, прославившуюся своей стойкостью на весь фронт, командование бросало на самые опасные участки. Как правило, бои приходилось вести с намного превосходящими силами противника. В тяжелых непрерывных сражениях дивизия потеряла почти половину своего состава.

Трагически сложилась судьба 46-й бригады Нырненко. На линии Гуково — Заповедная она приняла на себя удар трехтысячного конного корпуса Мамонтова. После долгого и упорного боя белые ворвались в цепь бригады и изрубили до 900 человек. Красноармейцы и командиры дрались до последнего патрона. Горстка израненных киквидзевцев — около 100 человек — попала в плен. Казаки предложили им выдать коммунистов, комиссаров и командиров. Бойцы отказались. Озверевшие казаки расстреляли пленных всех до единого.

В память погибших бойцов станция Привалье, где разыгралась трагедия, была переименована в станцию Красная Могила.

Под хутором Яблочным пал геройски комбриг-47 Чистяков. Мученической смертью погиб попавший раненым в плен герой-ветеран Доценко. С горечью узнал Медведовский и о гибели старого боевого товарища еще по восемнадцатому году легендарного балтийца Анатолия Железнякова.

Но Дивизия крепла и закалялась. В ее ряды вливались новые бойцы, чтобы достойно продолжить в грядущих схватках славные традиции киквидзевцев.

Как-то в хату, где расположился штаб дивизии, чуть пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, вошел немолодой уже командир. Был он худ до крайности, узколиц, воинственными стрелками длиннющие усы и такая же воинственная бородка-эспаньолка. Всем своим обликом, добрым, чуть грустным взглядом он походил на благородного героя Сервантеса. На груди, на алой розетке блестел орден Красного Знамени.

Медведовский встал ему навстречу и сердечно пожал руку. Он был предупрежден, что командиром 48-й бригады в дивизию назначен уже прославленный Ян Фабрициус.

К началу 1920 года наступление Красной Армии на Южном фронте развивалось и ширилось. Под ее ударами белогвардейские банды Деникина откатывались на Кубань, последний оплот белогвардейцев, и к Черному морю.

Весь январь и февраль 16-я имени Киквидзе дивизия в тесном взаимодействии с Первой Конной армией Буденного громит белогвардейцев на самых трудных участках фронта в районе Ростова.

Белые, предчувствуя скорый конец, сопротивлялись отчаянно. Яростные контратаки следовали одна за другой. Временно пришлось сдать Ростов.

Но спасти белогвардейщину уже не могло никакое чудо. С рассветом 1 марта 8-я армия, занимавшая позицию по северному берегу Дона от станицы Старо-Черкасской до Азовского моря, перешла в наступление в общем направлении на Екатеринодар.

Незадолго до этого Самуила Медведовского, как лучшего начдива, назначили командовать ударной группой в составе 16-й, 9-й и 13-й стрелковых и 16-й кавалерийской дивизий и нескольких отдельных бригад. Группе поставлена задача: овладеть станицей Ольгинской и Батайским плацдармом, который по праву считался одним из наиболее укрепленных участков фронта белых, «деникинским. Верденом». Его укрепляли еще в 1918 году красные части при наступлении немцев, и тогда хорошо обученные и вооруженные немецкие войска не рискнули брать Батайск.

Наступать надо было через плавни, на участке шириной 7–8 километров, который целиком простреливался. Ударная группа по плану должна была наступать вместе с Конной Армией Буденного, но случилось так, что в бой ей пришлось идти одной… И то, что не смогли сделать немецкие войска в 1918 году, сделали красноармейцы: к вечеру того же дня «деникинский Верден» пал после ожесточенного сражения. А еще через три дня, продолжая свой стремительный боевой марш, ударная группа под командованием Медведовского овладела Кушевским узлом в сотне километров за Доном. Среди захваченных здесь богатых трофеев были два новеньких бронепоезда.

Положение в районе Ростова было восстановлено.

Наступление развивалось. «Вперед! Вперед!» — таков был единодушный порыв красноармейцев! Не успевали подвозить патроны и снаряды, но их брали в огромном количестве как трофеи. Деникинцы бросали все, что мешало бежать, — увязшие в грязи повозки, пушки, фаэтоны с награбленным имуществом.

Отбив контрнаступление добровольческого корпуса Кутепова, ударная группа, наступавшая на Екатеринодар, по приказу командования изменила движение. Медведовский получил новое задание: форсировать реку Кубань. Задача была не из легких, и командующему группой пришлось мобилизовать все свое мастерство, чтобы решить ее с честью. В районе наступления не оказалось ни одного, брода, а все переправы и плавучие средства были уничтожены противником. Только западнее, около станицы Варениковской, на участке соседней 9-й дивизии, сохранился один-единственный паром. Им-то и решил воспользоваться Медведовский.

Он шел на большой риск: с уходом войск к парому фактически оголялся участок фронта. Маневр необходимо было совершить скрытно и в кратчайший срок, пока белые не опомнятся и не используют образовавшуюся брешь. Этот замысел был замечательно осуществлен. В течение одного дня части группы под прикрытием оставленной на старой позиции 48-й бригады переправились через Кубань.

Одним из первых ступил на противоположный берег реки командующий. Потери при переправе были ничтожны: всего несколько человек убитых и раненых от бомб, сброшенных с аэропланов белых.

И снова вперед!

Вечером 25 марта 1920 года группа Медведовского находилась всего в 25 верстах — в одном переходе — от Новороссийска, но было ясно, что белые не отдадут его без боя. В городе и его предместье было сосредоточено огромное число войск. 10–12 пехотных полков, 3 кавполка, 10–12 бронепоездов, много артиллерии, боевые корабли, стоявшие в бухте. В районе города, по линии Неберджайская — Тоннельная — Самисам, были подготовлены бетонированные окопы в полный профиль с колючей проволокой, железнодорожные тоннели минированы.

Это был орешек почище Батайска. К тому же положение красных ухудшало отсутствие дорог в тылу и переправ через Кубань. Связь с 9-й армией была потеряна, и о ее положении можно было только догадываться. Сказывалась большая усталость бойцов: в течение двадцати трех дней они прошли почти 400 верст.

Сам командующий почернел, осунулся. Ближайший друг — Михаил Волосатое, командир конной батареи, — с тревогой покачивал головой. Со здоровьем у Самуила было явно неблагополучно. Болела полученная осенью рана, грозя открыться, бил сухой кашель: никто еще не догадывался, что легкие начдива уже сжигает туберкулез. Но на людях Медведовский оставался таким же невозмутимым и хладнокровным, каким его привыкли видеть в войсках. И вот уже объявлен его приказ: не терять времени и брать Новороссийск, последнюю цитадель южной контрреволюции.