Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ибо все наши перенаселенные города и потрясающие фабрики являются просто порождением системы выколачивания прибыли. Капиталистическое производство, капиталистическое землевладение и капиталистический товарообмен гонит людей в огромные города, чтобы использовать их в интересах капитала. Та же самая деспотия сокращает площадь фабрики настолько, что, например, внутреннее помещение большого ткацкого цеха являет собой зрелище почти столь же смешное, сколь и ужасное. И нет иной необходимости для этого, кроме необходимости выколачивать прибыль из человеческих жизней и производить дешевые товары для рабов (и для их подчинения), которые трудятся в поте лица. Не вся еще рабочая сила загнана на фабрики, и часто, если она уже там, то не из необходимости, а из одного лишь стремления к прибыли. Нет никакого разумного основания, чтобы люди, занятые таким трудам, жили, словно свиньи, в тесных городских кварталах! Нет причины, которая мешала бы людям заниматься своей профессией в уединенных сельских домах, в производственных колледжах, в небольших городах или, короче говоря, там, где они сочли бы для себя наиболее удобным жить.

Что же касается того труда, который должен быть объединен в широких масштабах, то эта самая фабричная система при разумной организации дела (хотя, насколько я представляю, в ней все еще могут быть недостатки) по крайней мере обеспечивала бы возможность для более свободной и бурной общественной жизни, содержащей немало радости. Фабрики могли бы стать также центрами интеллектуальной деятельности, а работа на них — весьма разнообразной; необходимое обслуживание машинного оборудования могло бы отнимать у каждого рабочего лишь небольшую часть рабочего дня. Другая работа могла бы охватывать разнообразный круг занятий; начиная с выращивания урожая на ближних полях до изучения искусства и науки, а также занятий ими. И само собой разумеется, что люди, вовлеченные в подобную работу, будучи хозяевами своей собственной жизни, не позволят, чтобы какая-нибудь спешка или отсутствие предусмотрительности заставили их терпеть грязь, беспорядок или тесноту. Наука даст им возможность избавиться от хлама и свести к минимуму, если не к нулю, все неприятности, которые в настоящее время сопровождают работу сложного машинного оборудования, — такие, как копоть, вонь и шум. Не потерпят они также, чтобы здания, в которых они будут работать или жить, обезображивали прекрасное лицо земли. Начав строить свои фабрики, здания и подсобные помещения такими же удобными и приличными по своему облику, как и их дома, они непременно будут продолжать их строить не просто хорошими, не просто безобидными на вид, но даже красивыми, так что вновь возродится и будет процветать славное искусство архитектуры, убитое было алчностью торгашей.

Итак, как видите, я требую, чтобы в нормально организованном обществе труд был привлекателен благодаря тому, что сознавалась бы его полезность, что выполнялся бы он с пониманием и интересом; был бы разнообразен и происходил в приятной обстановке. Но я, так же как и все, требую, чтобы рабочий день не был утомительно долгим.

Могут спросить — «Разве можно выдвигать это последнее требование непосредственно с другими? Если работа должна стать такой утонченной, то не очень ли подорожают товары?»

Я признаю, как уже ранее сказал, что потребуются некоторые жертвы, чтобы сделать труд привлекательным. Если в свободном обществе мы могли удовольствоваться работой в такой же суматохе и грязи, среди такого же беспорядка и бесчеловечности, как теперь, то смогли бы сократить рабочий день намного больше, чем, я полагаю, мы сделаем это, приняв в расчет все виды труда. Но если бы мы так поступили, то это означало бы, что и в условиях завоеванной свободы мы остались такими же пассивными и несчастными и такими же, как и теперь, беспокойными, что я считаю просто невозможным. Мы должны будем согласиться с необходимостью приносить жертвы, чтобы поднять нашу жизнь до уровня, признаваемого желательным всем обществом. Но не только это. Все мы и каждый из нас в отдельности должны просто соревноваться в желании совершенно добровольно жертвовать и нашим временем и спокойствием, чтобы поднять уровень жизни. Люди, либо каждый отдельно, либо объединяясь вместе во имя этих целей, одушевленные надеждой на радость творчества, стали бы свободно и из любви к труду и его результатам производить то, что украшало бы жизнь всего общества и что теперь они производят (или только делают вид, что производят) за взятку на потребу немногих богачей. Еще не проверено опытом, может ли цивилизованное общество существовать без искусства и литературы. Современная упадочная и продажная цивилизация может навязать отказ от радости тому обществу, которое возникнет из ее пепла. Если это должно произойти, то нам следует принять уходящую стадию утилитаризма в качестве основы для будущего искусства. Если с наших улиц исчезнут калеки и голодные, если земля станет кормить нас всех одинаково, если солнце будет светить нам всем без различия, если для всех и каждого из нас славная пьеса жизни — день и ночь, лето и зима — предстанет достойной понимания и любви, то мы можем позволить себе подождать некоторое время, пока не очистимся от позора былой развращенности и пока искусство расцветет среди людей, освобожденных от ужасов рабства и постыдного грабежа.

Между тем в любом случае за утонченность, за способность думать, за освобождение от рабского труда нужно будет действительно платить, но не принудительным и долгим трудом. Наша эпоха изобрела машины, которые показались бы каким-то кошмарным сном людям прошлых столетий, но из этих машин мы еще до сих пор не извлекли всей пользы.

Они называются машинами, «экономящими труд», этим обычно употребляемым выражением подразумевается, чего мы от них ждем; однако мы не получаем от них того, что ждем. Что машины действительно делают, так это низводят квалифицированного рабочего до уровня неквалифицированного и увеличивают численность «резервной армии труда», — иными словами, увеличивают риск для жизни рабочих и интенсифицируют труд тех, кто обслуживает машины (как рабы своих хозяев). Все это машины делают как бы мимоходом, в то же время накапливая прибыль для предпринимателей или побуждая их тратить эту прибыль в жестокой торговой войне друг с другом. В справедливом обществе эти чудеса изобретательности впервые стали бы использоваться для сокращения времени, затрачиваемого на неприятный труд, который благодаря им был бы облегчен настолько, что почти никого не тяготил бы. Больше того — так как эти машины со временем были бы намного улучшены, то уже никто не спрашивал бы, будут ли такие улучшения выгодны отдельному лицу или же полезны всему обществу.

Этого будет достаточно для обычного пользования машинами, которое, вероятно, спустя некоторое время будет как-то ограничено, когда люди поймут, что нет нужды беспокоиться о средствах существования, и научатся находить интерес и радость в ручном труде, который при сознательном и вдумчивом отношении к нему мог бы сделаться более привлекательным, чем труд машинный.

И опять-таки, когда люди, освободившись от непрерывного страха перед голодной смертью, поймет, чего они действительно хотят, то тогда, ничем болей не понуждаемые, кроме собственных потребностей, они откажутся производить всякую ерунду, которая ныне называется роскошью, и ту отраву и хлам, которые называют дешевым товаром. Никто не станет шить плисовых штанов, когда не будет лакеев, которые их носят, и никто не будет тратить попусту времени на производство маргарина, если никого не будут заставлять отказываться от настоящего масла. Законы о подделке ценностей нужны только в обществе воров, а в этом новом обществе такие законы станут лишь мертвой буквой.

Социалистам часто задают вопрос{1}, как будет выполняться в новых условиях физический труд и работа более неприятная. Попытка ответить полно и убедительно на подобные вопросы означала бы бесполезную попытку сконструировать схему нового общества из материалов старого еще до того, как мы узнаем, какие из этих материалов перестанут существовать, а какие переживут эволюцию, подводящую нас к великой перемене. И все-таки нетрудно представить себе некоторые черты его устройства, которые позволят тем, кто делает самую тяжелую работу, трудиться в течение самого короткого промежутка времени. И опять же то, что я говорил раньше о разнообразии работы, вполне применимо здесь. Я готов повторить снова, что необходимость безнадежно заниматься всю жизнь одним и тем же отталкивающим и нескончаемым трудом скорее годится для ада, как его описывают богословы, но не для какой-либо формы человеческого общества. Наконец, если эта более тяжелая работа окажется какого-либо особого рода, то можно предположить, что для ее выполнения будут призваны особые добровольцы, которые непременно появятся, если только люди, став свободными, не утратят той искры мужественности, которая тлела в их душе, когда они были рабами.

58
{"b":"259954","o":1}