Мне только на курок оставалось нажать. Всё кончилось очень быстро. Как только мой слон упал на колени, стрелять стали уже все. Солдаты фотографируются на тушах. Словно изначальное что-то, из времен костяных копий и кремневых топоров. Все после удачной охоты такие довольные, веселые и добродушные. Еды вдоволь, хватит на всех.
Развели огромные костры. Мне, по традиции, как первой убившей, преподнесли хвост зверя. А уж какое у них мясо! Такого изумительного я никогда больше не ела. Сочное, только что с огня. С собой были шампуры, но некоторые жарили мясо на штыках, не новых — ножах, а старых, трехгранных. Со штыков мясо казалось самым вкусным — сзапахом дыма и ещё чего-то.
Дней десять там провела. Бегала на лыжах с местными детьми. Была счастлива, что быстрее их всех. Здорово там было. С той поры самое любимое время года — зима.
Катались на оленях, на собачьих упряжках. Такие белые пушистые лайки с голубыми глазами.
Мне ещё щенка подарили.
— И что с ним стало?
— Ничего, живет в Загородном дворце.
— Его не Севером зовут?
— Севером. Откуда ты… Хотя понятно. Я же с ним фотографировалась столько раз.
— Не так немножко все было. Хотя фото я видел. Сестренка. Младшая. Говорить только научилась. Всё хныкала: "Качу Цевева!" Понять не могли. А она журнал притащила и показала: "Цевев". Купили ей такую лайку. Была просто счастлива. Сейчас подросла, но "р" говорить так и не научилась. Собаку зовет "Цевев".
Одного понять не могу — почему про пса всюду пишут, что он приморская лайка, когда он северный призрак?
— Ты-то откуда знаешь, какие лайки в Приморье?
— Да знаю уж. Зря, что ли, мой дед классический труд по псовой охоте писал? У северных призраков глаза голубые, как лёд, а приморские лайки, хотя и белые, как призраки, но глаза у них темные. Да и экстерьер несколько отличается.
— Знаток! А про чёрных драконов что сказать можешь?
— Одна из самых старых пород; вывезена с Погибшего Архипелага. Великолепный сторож. Телосложение плотное, окрас черный, иногда с коричневыми подпалинами или серебристо-серым отливом. — Яроорт чуть заметно усмехнулся — Порода чрезвычайно редкая и дорогая. Последние сто лет лучшими представителями породы считаются собаки, происходящие от псов, содержащихся в питомниках при Охоте Его Императорского Величества. Несколько лет назад лучшим представителем породы считался Дракон V-2, сын Дракона IV-1 и Ведьмы VII-8. Для него даже были изготовлены специальное седло и сбруя, и Ваше Высочество в возрасте трех-четырех лет частенько на нем каталось.
Что-то мелькнуло в холодном взгляде карих глаз.
— Я называла его Дакоша. Я не помню, но рассказывали, что он меня как-то раз за воротник принес к уже начавшим искать меня слугам.
— Что с ним стало?
— Ничего. Старик и сейчас жив, пятнадцатый год ему. Поседел, но ещё крепок. Даже щенки в прошлом году от него были. Крепенькие, но, конечно, до братца Дракона VI-3 не дотягивают. Меня до сих пор помнит.
— Хм. Софи, а ты не знаешь, насколько правдивы слухи, что Его Величество собирается упразднить питомники?
— Говорят что-то такое. Только не упразднить, а передать из МИДв в МВД и Безопасность — пусть там служебных да саперных псов разводят. Говорят, их сейчас не хватает.
— Решение уже принято?
— Без понятия; отец говорит, что лично ему вполне хватает тех псов, что содержаться в парке Загородного дворца.
Яроорт просиял:
— Чёрных драконов как раз там и разводят!
— И что тебя так волнуют эти псы? — осведомилась Софи с ледяным безразличием.
Яроорт тут же стал похож на парадный портрет самого себя. Напряжение спало как-то быстро. Слишком уж день хороший, что бы ссорится.
— В те дни я много рисовала. Местных детей, природу, живность всякую. Хотела на выставку отправить — отец работы очень хвалил — но он же и запретил их куда-либо отправлять. И к мирренам отвезти тоже не позволил. Не понимаю, что в них такого.
— Только то, что по ним можно понять — сделаны на Севере. Его Величество не хочет, чтобы распространялась информация о его поездке в указанный регион.
Софи смерила Яроорта оценивающим взглядом. Она не очень любит, когда в разговорах с ней употребляют официальную титулатуру родителей. Неважно, чьих. Для Софи употребление титула — как минимум признак неискренности говорящего. Однако, Яроорт вроде не из таких. Вроде?
— Я тоже кое-что слышал про Север. Точно не знаю ничего, но очень похоже, что там делают какое-то новое и очень мощное оружие. Отсюда и все запреты.
— На самом деле, я и сама думаю что-то подобное. Не ради же автосаней он туда поехал. Да и в официальной хронике об этой поездке не сообщалось. Вроде как он в Загородном был и официальных лиц принимал. В том числе, и твоего отца. А он тоже был на Севере. Я его видела несколько раз.
Яроорт пожимает плечами.
— Ничего удивительного, Соправитель тоже частенько бывает не там, где пишут газеты.
— До монумента на острове! Не догонишь!
— Посмотрим…
У обоих беговые лыжи. Свистит ветер в ушах.
Софи резко разворачивается. Она первая.
Оба раскрасневшиеся. Но во взглядах — холодные льдинки.
Днем биологу показали следы на дереве от когтей рыси. Он сказал, что за пять минут ножом изобразит гораздо лучшую имитацию.
Во второй половине дня случилось ЧП: в лесу нашли растерзанного человека.
На полянке лежит тело. Точнее, то, что от него осталось: куски разорванной одежды, пятна крови, растянутые кишки, в сторонке валяется окровавленный череп.
— Надо вызвать полицию, — шепчет кто-то.
— Нет, лучше сперва в заповедник, вызвать егерей…
Биолог неодобрительно что-то шипит, стремительно идет на полянку, пинает пару костей, подбирает череп…
— Осторожнее, это же улика…
— Улика? Идите сюда и полюбуйтесь.
Череп высоко поднят.
— Я пока ещё в состоянии отличить коровьи кости от человеческих, гипс от костной ткани, и разбавленный вишнёвый сироп от крови. Смотрите: на черепе стоит школьный инвентарный номер. Кто-то залез на склад списанных учебных пособий. Достать коровьи кости без особых проблем можно на скотобойне и даже на нашей кухне…
Словно в ответ раздается протяжный вой. Кто-то взвизгнул. На лице профессора не дрогнул ни один мускул.
— Мне прекрасно известно, какие именно звуки издают представители семейства кошачьих в различных ситуациях. Эту "рысь" за такие шуточки не мешает выдрать ремнем, хотя я и противник подобных методов воспитания.
Взвыло где-то рядом. Эрида испуганно вцепляется в рукав Софи. На лице только глаза видно. Софи вертит по сторонам головой. Наконец, взгляд за что-то в кустах зацепился.
— Пусти, Эр. Я пойду туда.
— Но там же рысь…
— Хвост оторву, и скажу, что так и было.
— Осторожнее, — только и остается сказать Эриде, прекрасно знающей, что если Софи что-либо в голову взбрело, то этого оттуда уже ничем не выбьешь.
Софи лезет в кусты. Слышен только хруст веток.
— Ты как там?
— Нормально. Нет тут никого.
Снова хруст веток. Потом какой-то победоносный вопль.
— Софи!
Но та уже вылезает из кустов, таща по снегу на длинной проволоке какое-то устройство, похожее на кофемолку.
— Нашла! Так я и думала!
— Что это?
Софи подтягивает находку, берет и резко крутит рукоятку. Раздается слегка осипший, но всё-таки вполне узнаваемый вой. Эрида чуть в снег не села от испуга.
— Не понимаешь?
— Нет.
— Я узнала вой. Только недавно вспомнила, что такие звуки издает ручная сирена. И с такой штукой раньше игралась Марина. Уверена, это её штучки. Поставила сирену, проволокой к веткам прикрепила. Когда ветки гнулись — сирена выла. Подозреваю, Марина утащила сирены со школьного склада, ну, того, где противогазы хранятся. Натыкала по парку. Она же наверняка и скелет уволокла. А уж про живность она и так всё знает, разве не замечала, сколько книг по биологии она читала в последнее время?
