– Мой сюзерен пригашает тебя на ужин и беседу, тебя ждут на восточной террасе, – эльф сдержанно и с достоинством склоняет голову.

Граф прикладывает руку к сердцу в знак согласия и, отпустив гвардейцев, следует за провожатым…

…Течет неспешная беседа, о прошлом, о будущем, о дальних странах и деяниях. Меняются изысканные блюда, плещется в кубках старое вино. Озрик сидит за столом, внешне невозмутим и спокоен, едва сдерживая трепыхавшееся сердце. Напротив него – рядом с отцом, Анариэль, старшая дочь владыки, источник счастья и мучений графа.

– Ты много сделал для моего народа, друг мой, – говорит владыка, поднимая кубок, – и этот порыв был самоотвержен, будто ты эльф, а не человек. Ты и твои люди могли погибнуть, не успей остановиться мы или наугримы.

– Я воин, Ваше Величество, – Озрик изо всех сил старается смотреть на владыку, а не на его дочь, – я привык рисковать, если риск этот оправдан. А смерти я не страшусь, она ждет каждого человека. Рано или поздно.

– И ты спокойно говоришь об этом роке? – Анариэль смотрит на графа. – Тебя не страшит неизбежность?

– Нет, Ваше Высочество, – граф отпивает глоток вина, эльфийская речь трудна и быстро утомляет человеческое горло, – наша жизнь конечна, но это заставляет ярче пылать наши сердца и делает яростней наш дух. Я считаю, что смерть не проклятье, а дар Великого Духа. Дар, который не все понимают, и не многие принимают, но все же именно дар.

– Разве вам хватает отпущенного срока, чтобы исполнить мечты и желания? – владыка внимательно смотрит на Озрика

– Нет, Ваше Величество, – Озрик качает головой, – конечно нет. Много остается недоделанным, многое с самого начала бывает несбыточным.

– Зачем же тогда мечтать о недостижимом?

– Что может быть хуже жизни, в которой все мечты исполнились? Жизни, в которой не к чему больше стремиться, в которой не о чем больше мечтать? Это хуже смерти, много хуже.

– И у тебя есть такие мечты? Которым не суждено сбыться?

– Несбыточных нет. Я слишком прагматичен, – граф бросает быстрый взгляд на Анариэль, – а вот трудновыполнимая есть.

Эльфийка отрывает взгляд от пейзажа за перилами террасы и смотрит на графа.

«Она знает, – мысль бьется в голове как рыба в сети, и сердце стучит кузнечным молотом, – она все знает»

– Я повторюсь, ты многое сделал для моего народа, Озрик, – владыка встал и с кубком в руке подошел к поднявшемуся навстречу графу, – и заслужил любой награды, которую я в силах дать.

– У меня есть Ваша дружба и уважение вашего народа, сир, – Озрик смотрит в сторону, борясь с предательской дрожью.

– И все-таки?

Озрик смотрит прямо в глаза владыке. Стоило решиться, как все опасение словно сдуло порывом ветра, а сердце полыхнуло жарким пламенем.

– Я прошу оказать мне честь, – граф перевел взгляд на Анариэль, утопая в зеленых омутах её глаз. – Я прошу руки Вашей дочери, сир!…

Гулкий, густой звук сигнального рога, разорвав пелену воспоминаний, вернул графа к действительности. Трубил стражник на верхней площадке донжона, кто-то приближался к замку. Сигнал повторился вновь и в этот раз из-за стены донесся ответный звук, более хриплый и низкий.

Граф поднялся со скамьи, поправляя перевязь. От ворот к ним бежал один из воинов.

– Что случилось? – с беспокойством спросила Анариэль

– Сейчас узнаем. В чем дело, Корин?

– Отряд, Ваша светлость! – запыхавшийся воин бухнул кулаком в левую сторону груди. – Около семи десятков. Под стягом Ордена Храма.

– Что здесь храмовники забыли… Добре. Найди мне Саида!

Дружинник опрометью бросился выполнять приказание, а Озрик повернулся к жене:

– Дорогая, поднимись в свои покои. Кто знает, что это за отряд.

Эльфийка поднялась со скамьи и выразительно взглянула на стены и застывших у зубцов дружинников.

– Я понимаю, Анариэль. Но у меня лишь горстка воинов, остальные мужики к бою никак не готовые. А кто там за стеной, и с чем они пришли неясно. Что будут делать тоже, – граф глубоко вздохнул, понимая, что если Анариэль упрется, уговаривать её будет бесполезно. – Анариэль, дорогая. Прошу, ради меня, поднимись к себе.

– Хорошо, Озрик, – секунду помедлив, ответила Анариэль, – я буду у себя. Не рискуй понапрасну, – легко ступая, эльфийка пошла по дорожке в сторону донжона.

– Ваша светлость! – рядом, как из-под земли, появился Саид. – Все на своих местах. Мы готовы.

Озрик заметил, что кахарец уже одел бронь и готов к немедленному бою.

– Надеюсь, обойдемся без этого…

С площадки надвратной башни отлично просматривалось плато, на котором стоял замок, от кряжа Единорога до Волчьего урочища и Северных Врат, откуда к замку вела хорошо утоптанная за последние дни дорога. На дороге клубилась пыль. Временами порывы ветра сносили завесу, и взгляду открывалась стальная змея пешей колонны, медленно ползущей на плато. Над строем полоскался на ветру стяг – белое знамя с красным крестом.

– Панцирники, – дружинник, стоящий справа от Озрика, смачно сплюнул вниз, под стену, – все в бронях.

– Копья зачехлены, да и щиты за спинами, – отозвался другой, – значит не воевать пришли…

– Щиты на руку перебросить не долго, – не унимался первый, – да и копья расчехлить труд невеликий.

Не дойдя до стен сотни шагов, отряд остановился. Над застывшими в строю воинами разнесся рев сигнального рога и стяг описал в воздухе сложную дугу. От строя отделились четверо. Впереди всех шел гном с ног до головы закованный в золоченый доспех, чешуя на плечах и бедрах дробила солнечные лучи на множество ярких бликов, а кираса сияла как огонь. Низкий шлем, с собранной из квадратных пластинок бармицей, защищал голову и часть лица, оставляя свободными лишь глаза и нос. За ним два воина-человека. Один в белой, частью закрытой накидкой, кирасе с широкими пластинчатыми наплечниками и в глухом шлеме похожем на ведро. Второй в черной, откованной узкими, стоящими внахлест полосами, броне. Связанные ремешками узкие полоски металла закрывали плечи и бедра. Шлем его, круглый с широкими полями и массивным назатыльником, бросал на лицо густую тень. Последним шагал знаменосец в обычной кольчуге, удерживая в руках древко со стягом ордена.

– Вызывают на переговоры, Ваша Светлость. Выслать глашатая?

Граф внимательно всмотрелся в фигуру в золотой броне.

– Нет, – отойдя от парапета, граф ступил на лестницу, спускаясь с башни к воротам. – Трубите ответ, я сам выйду.

– Ваша Светлость? – на лице Саида проступило удивление

– Со мной пойдет Корин.

– Броню его Светлости, – крикнул было Саид, но граф оборвал его.

– Не надо Саид. Долго это, да и ни к чему. Если нападут, броня не поможет.

– Ваша Светлость!!! – верный воин едва не задохнулся от возмущения. Где ж видано идти без брони, с одним кметем на разговор непонятно с кем. – Дозвольте вместо Корина пойти!

– Нет, Саид, – граф жестом приказал открыть ворота. Двое мужиков налегли на блоки и створки медленно открылись. – Мне ты нужен здесь.

Озрик и Корин, несший графский штандарт выехали вперед к застывшим в десятке саженей воинам Ордена.

– Во имя Силы Гор и Храма светлого и милосердного мир вам! – густым, глубоким басом поприветствовал Озрика гном в золоченной броне.

– Именем Лесного Отца и милостью Великого Духа мир вам! – спешившись, ответил граф, внимательно глядя на гнома, гадая, что же в подгорном воителе ему кажется столь знакомым. – Кто вы воины и что ищите в моих владениях бронно и оружно?

– Клянусь Молотом и Горном, мы пришли с миром! – ответил гном, поднимая обе руки ладонями вперед в знак мирных намерений. – Мы воины Ордена Храма. Возвращаемся из похода за море в земли диких кочевников, веры истинной не признающих, в обитель Ордена, что на южной оконечности кряжа, в окрестностях славного Дагора расположена. В обход Гассарских гор путь долог, вот и решили, что Серебряный Лис не против будет, если отряд воинов Храма через его земли пройдет.