– Вот поэтому после Шести Островов пойдем к Кривому Кряжу, не сразу и не напрямую, но именно туда.
– К гномам?! Рехнулся?! Они ж тебя в момент в своих пещерах и закопают! Достанет там у Трора друзей для сего дела! – Ратмир напрягся, точно собрался броситься на брата, связать его и отнести обратно в селение Волков.
– Успокойся, сразу и дуром я туда не полезу. Есть способ. Гномы народ прямой и справедливый. Я потребую собрать суд старейшин. А обвинения в сторону Трора для этого более чем серьезные.
– Например? – спросил Ратмир, все еще подозрительно глядя на брата.
– Например? – Озрик откинулся на траву и уставился в небо. – Например, он похитил и удерживает силой высокородную эльфийку. Это самое тяжелое, пожалуй, обвинение. Гномы такое спустить не могут, ибо действия Трора нарушают Ордосский мирный договор. Обвинение может предъявить герольд Владыки Эльфов, поэтому-то и надо попасть на острова.
– А если Аэр не согласится?
– Тогда обвинить могу я! Как законный супруг и член дома Аэра!
– Ладно, допустим, – сказал Ратмир, примирительно поднимая руку с ложкой, которой он помешивал похлебку, – дальше что?
– Нарушение того же договора, но уже с Империей, – Озрик нахмурился и сжал кулаки. – Нападение на подданных Императора! Захват земель Империи! В конце концов, он попрал обычай побратимства, и я могу требовать боя насмерть!
– Ладо, не кипятись. Лучше поснедай, а то остынет, – Ратмир разлил варево по мискам и нарезал хлеба.
Некоторое время прошло в молчании, усталые путники с удовольствием поглощали наваристую похлебку.
– В конце концов, можно попросить помощи у Княжгорода, лихих молодцов там много. Да и в ордене Храма, тоже не думаю, что очень довольны самоуправством Трора.
– Все можно, но гномы нужны сугубо, – в сгустившейся темноте блики огня делали лицо Озрика похожим на жуткую маску, – даже если не выступят с нами, то хотя бы останутся в стороне…
С утра они двинулись дальше по хоженым тропам, сквозь светлые сосновые леса предгорий, с каждым днем поднимаясь все выше и выше, туда, где неприступная стена гор прогнулась седловиной перевала, открывая путь в страну Вархов, к морскому побережью.
Уже сошли на нет леса, кончился чахлый кустарник, все чаше попадались покрытые снегом проплешины и ветер уныло завывал среди каменистых пустошей, когда на шестой день пути Озрик с Ратмиром подошли к устью перевала.
–А почему он называется Печальным? – спросил Ратмир, переводя дыхание.
– А ты прислушайся, – ответил Озрик, глядя на угрюмое ущелье.
В тиши раздавались протяжные, тоскливые звуки, будто кто-то оплакивал здесь свою злую судьбу, вечно жалуясь небесам на несправедливость мира.
– Ого! Это что, ветер так? – застыл Ратмир с открытым ртом.
– Ветер. – Озрик оглянулся назад, туда, где в туманной синеве лежала страна Россавов. – У нас говорят, услышать, как плачет ветер в Печальном перевале к удаче.
– Она нам понадобится. Пошли.
Путники вступили на перевал. Тропа стала шире и плавно вилась между серых стен, обходя валуны и трещины. Ущелье вело на юг, едва заметно поворачивая к западу и не было в нем ни кустика, ни клочка травы, никого живого. Только серый камень и песок под ногами, только ветер, упрямо несущий песок вдоль стен и рождающий почти человеческие стенания и плач.
Братья шли в полном молчании, не решаясь вести разговоры в этом месте, словно опасаясь, что их слова подхватит ветер и, отразив их от серых стен, вплетет новой жалостной нотой в общий хор.
Ратмир смотрел на Озрика, широко шагающего впереди, и ясно представлял себе его лицо: сведенные в дугу широкие брови, жестко суженые глаза, плотно сжатые губы и закаменевшие скулы. Таким Ратмир помнил брата в самые важные моменты жизни, о таком Озрике ходили легенды. О битве с кахарцами на Черном Берегу, где императорские гвардейцы три дня сдерживали натиск конников Кахара, положив возле моста через реку весь полк Бешенных. После чего, в отчаянной атаке прорвали центр вражьего войска и перебили почти всех полководцев султана. Гвардейским полком командовал тогда Озрик. После этого боя суровые воины гвардии раз и навсегда признали за Озриком право командовать и готовы были идти за ним в любое пекло. Что и доказали много позже, когда три сотни гвардейцев, прорвавшись к окруженной графской дружине, в битве на Вересковых холмах, вынесли своего бывшего капитана, тяжко израненного, на собственных щитах, окружив тройной живой стеной. Ощетинившись мечами и копьями, рубя всех, кто дерзнул заступить им путь, гвардейцы с дружинниками графа прорвались к своим, попутно смяв строй на фланге орочьей орды. Сдав, едва живого, графа на руки лекарям, воины развернулись и в ярости втоптали остатки орков в грязь, разметав по окрестным каменистым склонам.
Таким был Озрик, когда ради Этеля, наперекор отцу, отправился в одиночку к злейшему врагу их рода, тану Граделу и смог не только сосватать за Этеля единственную дочь тана, но и прекратить давнюю вражду, открыв торный путь караванам по Северному Взморью.
Таким был Озрик, когда в яростном споре с отцом отстаивал право Ратмира выбирать себе дорогу в жизни самостоятельно и стать в итоге Проводником, когда вызвался ехать с посольством к эльфийскому владыке и смог-таки заключить взаимовыгодный договор с беспокойным анклавом.
И, наконец, таким он был, когда шесть лет назад уговорил Императора вмешаться в свару между гномами и эльфами. И сам с сотней гвардейцев, вклинился на бранном поле между готовыми сойтись гномьим хирдом и эльфийским ополчением. Не дал разразиться кровавой сече и настоял на переговорах между эльфами и гномами. Наградой за это стало уважение гномов, признание эльфов и рука Анариэль, старшей дочери Владыки Аэра.
Такой Озрик куда больше нравился Ратмиру, чем тот, которого он нашел неделю назад в селении Черных Волков…
Стены ущелья постепенно сошли на нет, пологий спуск стал круче и тропа, соскочив с последнего увала, скрылась предгорных перелесках.
– Ну, вот и Изумрудный Каскад, – нарушил, наконец, молчание Озрик.
Они стояли на последнем скальном уступе, глядя на поросшую зеленью долину, изрезанную десятками рек, речушек и ручьев, бравших свое начало у ледников Срединного хребта.
– Когда ты сможешь открыть Вход?
– Скоро, – Ратмир прислушался к своим ощущениям. – Дойдем до той рощи, там можно. Только зачем? До тракта на Кирк дня два пути, а там лошадей можно на станции взять.
– Спешить нужно, сейчас каждый час на счету, – Озрик коснулся алой ленты на правой руке. – Боюсь не успеть…
– Думаешь, что она может тебя не дождаться? – Ратмир уже дошел до первых деревьев и скупыми, выверенными жестами открывал вход в Великий Лес.
– Нет, не то…, – Озрик поморщился и яростно потер подбородок, заросший колючей щетиной. – Анариэль знает, что я жив, но не знает, что я иду за ней.
– Так ведь ждет, раз знак прислала.
Вход в Великий Лес, наконец, открылся. Чаща впереди будто подернулся рябью, и деревья за этой пеленой стали много выше, краски заиграли ярче, словно солнце посветило каждый лист, тонко потянуло свежестью и прелью. Ратмир критически оглядел содеянное и, взяв Озрика за руку, шагнул под сень Леса.
– Любое терпенье имеет предел, – ответил Озрик, настороженно озираясь по сторонам.
– Иди спокойно и не напрягайся, – сказал Ратмир, заметив настороженность брата, – страховидлов всяких, да и просто зверья здесь не встретишь, опасности никакой. Только вот без Проводника сюда не попасть, да и обратно не выйти… Ты бы ей знак какой подал что ли, что бы знала и ждала.
– Знак… знак… – Озрик вновь поскреб подбородок. – Останавливаться-то здесь можно?
– Можно, но не стоит. Скоро выходить уже, – Ратмир посмотрел на небо, почти скрытое пологом леса, затем на стену деревьев впереди, словно определяя где выход. – А что?
– Достать кое-что из мешка надо, – Озрик покосился на алую ленту. – Когда дойдем до Кирка, я отправлюсь к Шести Островам, а ты – к Этелю. Весть подать, чтобы дружину собирал. Ну и передашь кое-что по дороге Анариэль.
