– Фрегат класса «Аполло», с обычным вооружением в тридцать шесть пушек, построен в 1803 году Генри Адамсом на верфи Баклерс Хард. Длина – сто сорок пять футов и два дюйма на уровне орудийной палубы и сто двадцать один фут, одиннадцать целых и три четверти дюйма – по килю. Ширина – тридцать восемь футов и два с четвертью дюйма. Из пушек на «Дерзком» – двадцать шесть восемнадцатифунтовых и две девятифунтовые на верхней палубе, десять тридцатидвухфунтовых на юте и четыре тридцатидвухфунтовые плюс две девятифунтовые на баке. Полный экипаж – двести шестьдесят четыре человека.
И всего одна девица…
И еще один высокий, честолюбивый, очень привлекательный первый лейтенант со стальным взглядом. Который, остановившись, взирал на нее с явной иронией, пока она перечисляла все эти данные. Суровая линия его рта ничуть не изменилась, однако его глаза, заставлявшие колени Салли дрожать, словно натянутые паруса, светились во тьме точно огни бакенов. Казалось, цепкие глаза мистера Коллиара обследуют всю ее фигуру, замечая каждый разоблачающий недочет маскарада.
В этом переходе между палубами он стоял настолько близко, что Салли ощущала запах его мокрой одежды, из которой испарялась влага. Под воздействием тепла его тела… Ей следовало отступить назад, но хотелось, наоборот, шагнуть еще ближе. Хотелось втянуть в легкие этот идущий от него запах дождя и не выдыхать, хотя рассудок призывал податься назад и не льнуть к нему – ради того, чтобы уберечь от краха собственные амбиции. Однако ни ноги, ни легкие не желали подчиняться. Салли не могла даже сделать нормальный вдох, словно мистер Коллиар вобрал в себя весь воздух вокруг них, оставив ей только странное давление, растущее в груди.
Впрочем, возможно, она просто слишком туго перемотала грудь. Но в любом случае, то, что заставляло колотиться ее сердце, имело опьяняющий эффект. Это было безрассудно, опрометчиво и опасно. Это расслабляло.
Но еще в этот момент, когда мистер Коллиар смотрел на нее своими холодными пронизывающими глазами, Салли испытывала возбуждение от мысли, что она обманывает и его, и всех остальных. Она уже давно не чувствовала себя такой счастливой и наполненной жизнью.
Разрази ее гром!
Салли стиснула губы, чтобы они не растянулись в улыбке, как у бурого дельфина. Она не должна вызывать подозрений. Ей следует оставаться Ричардом. Точнее, его улучшенной копией.
– Мистер Коллиар, – твердо произнесла она, – я знаю, что вы думаете обо мне. Я…
– В самом деле знаете? – Выражение его лица не изменилось, но глаза, казалось, заискрились еще сильнее. Вместо того чтобы притупить его любопытство, она, похоже, лишь больше его заострила. – Я так не думаю.
– Я понимаю, вы недовольны…
– В данный момент… ничуть. – Последнее слово, сказанное более мягким тоном, казалось почти ласковым после тяжести предшествующей паузы. – Вы непонятный человек, мистер Кент. Но толк от вас, думаю, будет.
Да лейтенант и сам был не слишком-то понятным. Потому что в следующую секунду уголки его губ изогнулись – ровно настолько, чтобы сформировать ямочки на гладких равнинах щек. Улыбка была неохотной, и все же улыбкой. Ее воздействие Салли тотчас ощутила на себе. Предупреждающие сигналы рассудка быстро утонули в волне какого-то необычного удовольствия, прокатившейся по всему телу – вплоть до пальцев ног в промокших башмаках.
Они двинулись дальше.
Ей хотелось рассказать ему о чем-нибудь еще, о количестве парусов и их общей площади, разделить с ним свой восторг по поводу столь великолепного корабля. Наверно, только так на него можно произвести впечатление. И получить широкую белозубую улыбку – одну из тех, что Салли помнила и очень надеялась увидеть. А еще лучше было бы услышать его смех – такой же, как в то давнее лето.
Хотя маловероятно, что на него так легко произвести впечатление.
Вряд ли бы в свои двадцать четыре года мистер Коллиар дослужился до звания первого лейтенанта на корабле под командованием такого капитана, как Маколден, если бы на него производили впечатление восторженно-болтливые гардемарины. Такой честолюбивый человек, заботящийся о своей карьере, никогда не поддастся столь очевидной попытке вызвать у него восхищение. Зато постарается копнуть поглубже, чтобы понять, в чем причина столь пространных речей. И потом, при свете ясного дня, когда перестанет мешать пелена дождя, рассмотрит ее более тщательно, и тогда его уже будет трудно обмануть.
Ради осуществления своего плана Салли ни в коем случае не должна вызывать у него симпатию или привлекать к себе какое-то особое внимание. Она должна думать лишь о службе, долге и чести семьи. И потому ей следует держаться как можно дальше от этого неотразимого красавчика.
Ее идиотически-эйфорические размышления вскоре были прерваны холодным вторжением реальности.
– Вот ваш кубрик, мистер Кент. – Коллиар плечом распахнул низкую дверь. – Располагайтесь со всем возможным комфортом.
В его голосе Салли послышалась сочувственная ирония. Какого-либо комфорта здесь не было и в помине. Гардемаринам отвели, наверное, худшее помещение на корабле – низкое и тесное, в кормовой части самой нижней палубы, под ватерлинией. Впрочем, Салли это ничуть не удивило – кубрик вполне соответствовал «рангу» гардемаринов, какового просто не существовало.
В настоящий момент здесь находилось всего лишь двое мальчишек. Один, раскинувшийся в подвесной койке, с раскрытым ртом, спал глубоким сном очень юного и очень измученного человека. Другой же при их появлении вскочил с места около узкого стола, стоявшего посреди кубрика, где он, по всей видимости, читал при слабом свете висевшего под потолком фонаря. Когда глаза Салли привыкли к полумраку, она увидела сундучок Ричарда, уже доставленный сюда, пока она была у капитана.
– Вот ваши новые товарищи… Мистер Джеллико, – Коллиар указал на светловолосого мальчика в новеньком, совершенно не изношенном мундире, вытянувшегося перед ними во фрунт, – и, насколько понимаю, мистер Уэрт. – Он кивнул в сторону подвесной койки. – Знакомьтесь… Тут должно быть еще несколько юных джентльменов, если их, конечно, не сожрали крысы. Вы, кстати, пропустили время обеда, мистер Кент. Так же, как и я. – Коллиар ясно намекал на то, что голодным он остался из-за опоздания Салли. – Но я ожидаю вашего заступления на вахту по левому борту, когда пробьет восемь склянок. Вам все понятно?
Просто удивительно, как столь ровным и спокойным голосом можно выразить столь недвусмысленное предостережение.
– Так точно, сэр. Я заступаю на дежурство во время «собачьей» вахты.[1]
Едва заметное движение его бровей было единственной реакцией на ее познания в морской терминологии.
– Что ж, хорошо. А теперь, если вы, джентльмены, не возражаете, я вас покину. Поскольку мне предстоит заняться разгрузкой пороха.
И с выражением лица, которое можно было счесть почти улыбкой, мистер Коллиар удалился, прикрыв за собой дверь.
Салли так и не поняла, что именно – облегчение или разочарование – она испытала после его ухода. Как бы там ни было, ей предоставлялась передышка. «Собачья» вахта начиналась с четырех, так что в ее распоряжении имелось не менее часа, прежде чем она в первый раз заступит на дежурство. Более чем достаточно, чтобы устроиться и разузнать обстановку.
Лицо светловолосого мальчишки отнюдь не выражало присущего Салли оптимизма. Бедняжка… Она-то по крайней мере знала, чего ожидать на борту корабля. А для него все здесь, наверно, внове и производит обескураживающее впечатление.
Она протянула руку.
– Добрый день. Меня зовут Ричард Кент.
* * *
Ее приветствие было встречено робкой улыбкой.
– А я Уильям Джеллико, можно просто Уилл. Значит, ты и есть отсутствующий мистер Кент? Я помню тебя, мы пересекались на постоялом дворе.
Черт бы побрал этого Ричарда! Она-то думала, что он все время сидел в снятой ими комнатушке, уткнувшись в книгу с нудными проповедями, пока она с Дженкинсом, которого отец отправил с ними в Портсмут и который, как оказалось, знал о намерениях брата, закупала для него все необходимое. Возможно, этот Уилл Джеллико даже видел, как Ричард, совершая побег, вылезает из окна или садится в почтовый дилижанс. Да, мир военно-морского флота довольно тесен…